Вернемся к событиям 1917-1918 гг.; а как захватчики относились к другой бесполезной части покоренного российского общества — к русской интеллигенции? — Это рассмотрим в следующей главе.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Отношение захватчиков к русской интеллигенции

21 февраля 1918 года, то есть до Сопротивления — Гражданской войны, Центрожид декретом ввёл отменённую Февральской революцией смертную казнь; причём Ленин разрешил убивать без суда сразу на месте преступления, а преступлением считалась и любая контрреволюционная деятельность, в том числе и антисемитская критика власти и т.п. Это захватчикам совсем развязало руки, стреляли не только веселясь, с задоринкой, но «по праву». «Интеллигенция уничтожалась с «заделом» вперёд на многие годы. В некоторых городах (мне известно про Ярославль) отстреливали гимназистов! Их легко было определить по форменным фуражкам — как фуражка, так и пуля в затылок», — отмечает В.А. Солоухин в своей книге «О происхождении Ленина». В городе Глухове веселые и свирепые захватчики перестреляли почти всех гимназистов. Только в июне 1918 г. смертная казнь была введена захватчиками в судебном порядке, а до этого — без суда и следствия, да и после.

Как свидетельствует в своей книге наш знаменитый академик Д.С. Лихачев («Воспоминания», 1999 г.) — высшие и средние сословия, выходя из дому, одевались специально во всякое старье и рванье своих бывших слуг, чтобы быть похожими на трудящиеся классы, ибо на улице, только ориентируясь по одежде, какой-нибудь весёлый свирепый комиссар мог молча (как бы между прочим) выстрелить из маузера в голову хорошо одетому прохожему. Поэтому бывшие высшие и средние сословия, оставшиеся в России, не могли даже думать об организации какого-либо сопротивления захватчикам или о их свержении, они пытались сохранить жизнь своим близким и себе, поэтому серьёзного подполья, кроме бундовского и савинковского, в России не было. Фашистские мудрости, изложенные в «Тайнах сионских мудрецов» (или — «Протоколы») и примененные захватчиками в России — сработали эффективно.

Показательным является пример другого способа уничтожения — с Василием Розановым, который мы подробнейшим образом рассматривали в предыдущей книге, когда захватчики уничтожили его несовершеннолетнего сына, довели до самоубийства дочь, а тощий 30-килограммовый В. Розанов умирал от страшного голода и, пытаясь спасти оставшихся в живых своих родных, просил у евреев пощады, дарил им все свои произведения, просил несколько курочек, молочка, творожка. А интеллигенция-победительница, включая З. Гиппиус и её мужей, со сладострастным цинизмом наблюдала его мучительное умирание.

Издавать писавшего о евреях и бившего тревогу по поводу «бесов» Ф.М. Достоевского Ленин, конечно же, запретил, и вспоминать об этом «черносотенце» было весьма опасно.

Захватчики принципиально застрелили известного русского публициста М.О. Меньшикова (1859-1918). Несмотря на большевикскосоветский ярлык «черносотенец», Михаил Меньшиков был настоящим демократом, честным демократом, и с этой позиции он публично выступал, защищая демократические принципы: «Что касается революций, то самое спокойное время в истории наступило вместе со свободной печатью, и самое бурное время было, когда печать либо была угнетена, либо её совсем не было. Мы видим, как свободная в своей мысли Англия за эти двести двадцать три года (со времени закона о свободе печати) величественно шествовала по земному шару, завоевывая океаны и материки. Турция же, отказавшаяся от свободы мысли, все эти столетия падала неудержимо» и т.п.

С М. Меньшиковым полемизировал архиепископ Никон (Рождественский), сторонник нравственной цензуры: «Известный публицист М.О. Меньшиков, прочитав в иудейских, обычно враждебных Церкви и приснолгущих газетах, будто Священный Синод «вырабатывает свой проект о предварительной цензуре», инициативу которого масонский орган Милюкова «Речь» приписывает мне, спешит в «Новом Времени» ополчиться против самой мысли о цензуре.

Все рассуждения господина Меньшикова имели бы свой смысл, если бы наша печать не была в огромном большинстве захвачена в нечистые руки иудеев, если бы наши публицисты, может быть, даже бессознательно, не подслуживались бы этим врагам веры и Руси Святой» («Православие и грядущие судьбы России»). То есть, — в глазах патриотов М. Меньшиков был юдофилом. На самом деле Меньшиков не был юдофилом, а честным демократом, и критиковал всех, включая большевиков. Ленину и его захватчикам в масках «демократы» такие правдолюбы, «неправильные» демократы точно были не нужны, а словосочетание «свобода слова» вызывало у них не только смех, но и опаску.

М.О. Меньшикова «демократы»-ленинцы расстреляли 20 сентября 1918 года с формулировкой — «за сопротивление советской власти», хотя он ни в каком подполье не состоял. Сиротами остались его шестеро малолетних детей. М. Меньшиков перед смертью написал жене записку: «Члены и председатель чрезвычайной следственной Комиссии евреи и не скрывают, что арест и суд — месть за старые мои обличительные статьи против евреев» (А. Широпаев). Да, кстати, — а судьи кто? Эту банду убийц-ленинцев, вершившую суд над Меньшиковым, возглавляли присоединившиеся к «своим» захватчикам студенты Гильфонт и Давидсон, комиссары Якобсон и Губа. В местном большевикском суде был «победно» вывешен портрет расстрелянного врага — М.О. Меньшикова с простреленным лбом и сердцем, а «демократическая» большевистская печать сладострастно сообщила о расстреле очередного «черносотенца».

Попутно можно заметить «феномен» одного современного российского историка из Санкт-Петербурга — А. Буровского, который в 2008 г. написал правдивую книгу о Петре «великом», в которой верно раскритиковал реформы Петра, но в конце своего исследования он вдруг поднялся вверх — к началу 20-го века и выплеснул давно накипевшее: «Меньшиков — ведущий публицист газеты «Новое время» в 1901-1917 гг., — махровый шовинист и мракобес, маниакальный антисемит, злобно призывавший в допетровскую Русь, клеймивший «реформы Петра» как жидомасонское наущение. Не будь он расстрелян большевиками в начале 1918 года, вряд ли его помнили бы сейчас. Теперь же — какая-никакая, а жертва». Какой мерзкий цинизм, — Бог А. Буровскому судья.

В наше время происходит многое непонятное здравым умом с позиции русского человека, и совсем логически понятное с позиции евреев, например, — в ноябре 2008 года в России шумно открыли памятник певцу захватчиков России, написавшему по заказу Л. Бронштейна совершенно бездарную пропагандистскую поэму, посвященную психически ненормальному Шмидту «Лейтенант Шмидт» — Осипу Мандельштаму, умершему своей смертью в местах заключения. И это, кстати, открыт третий памятник этому еврейскому поэту революции-захвата за последние 10 лет. Понятно, у кого в России деньги — тот и памятники в России ставит. Но наше государство пока называется «Россия», и оно могло бы в лице Путина, Медведева поставить памятники расстрелянным Меньшикову, Ганину, Гумилеву, да и лишний памятник убитому Есенину не помешал бы, и умученному Блоку.

С Александром Блоком получилась интересная история. Пожалуй, он один из первых среди богемной интеллигенции осознал кошмар случившегося, и через 5 месяцев после захвата России большевиками пытался что-то объяснить в поэме «Двенадцать». В принципе быстро понять происшедшее было несложно — оно было очевидно. «Среди большевиков — много евреев и евреек. И черта их — крайняя бестактность и самоуверенность, которая кидается в глаза и раздражает», — сделал в те годы запись в своём дневнике известный публицист Короленко, которого так любит цитировать критик Солженицына из США С. Резник. С.Н. Булгаков отметил: «Россия сделалась жертвой «комиссаров», которые проникли во все поры и щупальцами своими охватили все отрасли жизни. Еврейская доля участия в русском большевизме — увы — непомерно и несоразмерно велика».