Или идет по дозорке вслед за ефрейтором Пакуловым другой паренек из Удмуртии, Михаил Мясников, третий солдат в большой семье Мясниковых, молчаливый, немного суровый с виду, тихий голосом, крепкий в работе… Или бывший строитель из Белоруссии Александр Северинцев ступает своим широким шагом по следам старшего наряда, и чудится ему в бойком плеске горной реки сонный плеск далекой Друти…

А может быть, сегодня выпал день удачи маленькому, звонкоголосому кировчанину Владимиру Смирнову — и он тоже в составе наряда? День удачи — точнее, ночь удачи — потому, что рядовой Смирнов на заставе делит обязанности повара с Виктором Бологовым, рослым, веселым, которого ему подобрали в напарники, словно нарочно — по контрасту. Бессменна поварская служба на заставе, как и служба нарядов. Вместе с дежурным повар встречает и провожает уходящих на границу — его плита всегда подогрета, он знает, кого не надо уговаривать подкрепиться перед трудной дорогой, а кого, может быть, и за рукав взять да усадить за стол; для кого приберечь к возвращению кружку компота, а для кого — кружку молока. И в леднике у него припасены пучки горного лука и черемши, потому что сегодня на столе тушенка, а к тушенке требуются витамины, чтобы зорче смотрели глаза в ночной темени. На маленькой заставе повар — фигура заметная, а всё же вырвалось у Смирнова со вздохом: «Одно у меня желание — почаще на службу ходить…»

Кто бы из начинающих пограничников ни шел сейчас за ефрейтором Пакуловым, в каждом отражаются действия и решения опытного товарища, старшего наряда. Уйдет в запас ефрейтор Пакулов, уйдут Виктор Мартынов, Александр Ведерников, уйдут Сергей Манаенков и Михаил Белько, и тогда поведут дозорными тропами новых молодых пограничников те, кто сегодня следует за ними. И так же сурово, строго и бережно передадут новому поколению воинов границы опыт и мужество своих учителей, умноженные личным опытом и мужеством. Неразрывна эта железная связь поколений, уходящая к тем далеким дням, когда родилась здешняя погранзастава и командовал ею тот, чье имя она носит сегодня, — Герой Советского Союза Николай Олешев…

Может быть, сейчас наряд подходит к балкону — каменному уступу, словно бы вырубленному в крутом склоне горы над бурлящей рекой. Кто бы ни попытался перейти границу на здешнем участке — человек или зверь, — он едва ли минует эту гранитную тропу, с которой не ступишь лишнего шага ни вправо, ни влево. В тени скал мрак особенно плотен. Что там громко плеснуло внизу — ночной охотник таймень или сорвавшийся камень?.. Пронесется вблизи ночная птица, и рука невольно стиснет ремень автомата. Здесь, где столкновение с нарушителем наиболее вероятно, оно и всего опасней — ведь ему некуда деваться, и, как змея, которой прищемили хвост, он постарается ужалить молниеносно, наверняка. Впрочем, здесь опасен не только нарушитель.

Недавно, в такую же черную ночь, старший внезапно остановил наряд на балконе и шепотом приказал изготовиться к бою. Кто-то стоял впереди, прячась в тени и поджидая пограничников. Его присутствие опытный старший уловил сразу, но кто это — понять не мог. Есть у пограничников железный закон — никогда не пускать оружие в ход, пока не убедился, что перед тобой враг, и такой враг, который пойдет на всё, чтобы ускользнуть.

Оставив напарника в прикрытии, старший наряда осторожно выдвинулся вперед по узкому карнизу и включил следовой фонарь. В луче зеленым огнем сверкнула пара злобных глаз, и от грозного рева задрожала скала. Огромная медведица вздыбилась, грозя когтистыми лапами и перегородив балкон. Но не столько этому реву, поднятым лапам и даже блеску звериных глаз поверил пограничник. Маленький медвежонок испуганно жался к ногам матери, он-то и убедил сержанта, что перед ним не те «нарушители», которых надо проверять. Окажись на балконе одинокий мишка, его следовало пугнуть так, чтобы впредь держался подальше от пограничных троп и не тревожил систем сигнализации, но скверный характер лесной мамаши, когда при ней её косматое чадо, хорошо известен. Чего доброго, полезет в драку, и уж тропы не уступит. Пришлось отойти к скрытой точке связи и оттуда докладывать начальнику заставы о щекотливой ситуации — только он мог отдать приказ об изменении маршрута движения наряда…

К подобной ситуации тоже надо быть готовым — ведь лишь издалека она может вызвать улыбку, а там, на узком каменном выступе над пропастью, глухой ночью, носом к носу с могучим обозленным зверем, вряд ли кому-нибудь станет весело. Ведь и у зверей неодинаковый норов. Один, заслышав людей, тихо отступит и скроется. Другой пошлет навстречу остерегающий рык. А третий затаится и может внезапно наброситься из засады. Вся надежда тут на собственное мужество и находчивость да ещё на товарища, который идёт следом…

Хоть и посмеивался ефрейтор Пакулов над собой прежним, которому казалось, будто за каждым кустом кто-то подстерегает его, но и теперь не бестревожна его душа. Лишние страхи ушли, а настороженность осталась. Ведь самое опасное в пограничной службе — это когда привыкаешь, что неделю и месяц, и полгода ничего не случалось, перестаешь ждать происшествий, уверив себя в душе — и сегодня, мол, тоже ничего не случится. Вот тогда и случается. А с расслабленной волей человек не боец, и не важно при этом, где его застала тревога — в казарме или на дозорной тропе.

Однажды такая тревога потребовала от Пакулова всех его человеческих сил. Надо было пройти за час тяжелый, не доступный даже лошади участок границы, чтобы перехватить нарушителей. Обычно на этот участок требовалось не менее двух часов самой напряженной ходьбы, а тут — час. С Сергеем Пакуловым был его дружок и сверстник рядовой Иван Мельников. Сергей сощурил на друга светлые глаза, захлестнул подбородок ремешком фуражки, покрепче ухватил автомат. «Ну что, Иван, посоревнуемся, как бывало?» Мельников понимал, что приглашает его товарищ на состязание не только с собой, но и со скользкими кручами, опасными осыпями, колючими зарослями, что легли на пути, а главное — с теми, что вошли в запретную зону и движутся к линии пограничных знаков. Он кивнул: «Посоревнуемся». Прошли маршрут за сорок пять минут и только сами знают, чего это стоило обоим. Зато у них остались минуты, чтобы подготовить нарушителям встречу, и когда те приблизились, зеленые фуражки возникли перед ними, словно из-под земли…

Сейчас они идут разными тропами, ефрейтор Пакулов и рядовой Мельников, во главе пограничных нарядов, два рослых парня, похожих, как братья, хотя один смуглый и темноволосый, другой — рыжий, в солнечных веселых веснушках, один забайкалец, другой кировчанин. Роднит их сходство повадки, выработанное службой на границе, а ещё — веселая сметливость взглядов и мгновенная готовность ко всему. Они очень богатые люди — у каждого по одиннадцать братьев и сестер. Эти парни знают, что берегут, служа на заставе…

Полоска зари протекла в распадке гор, легкая сухая прохлада — предвестница утра заполнила речную долину. Пора «собачьих вахт» особенно трудна для часовых — сон теперь коварен: это самое подходящее время для волков и лазутчиков. Как ни осторожен шаг по затемненной дорожке, от казармы навстречу выходит дежурный по заставе ефрейтор Михаил Белько. У пограничников своя система оповещения — Белько, не иначе, получил сигнал с затемненной вышки, где теперь, по расчету, стоит Николай Сидоров, дизелист, кавалерист, старший наряда. На вышке пост особенный — и потому, что с неё днем и ночью просматривается большой приграничный участок, и потому, что дозорный одновременно охраняет своих товарищей. А кроме того, этот пост под особым наблюдением. Бюст Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Н. Н. Олешева, установленный на площадке перед заставой, обращен лицом сюда, и кажется, ни ночью, ни днем прославленный боевой генерал не сводит глаз с этого бессменного поста советской границы.

У казармы сошлись старший лейтенант Барков и заместитель начальника заставы по политчасти лейтенант Владимир Карташов. Один возвратился с проверки службы нарядами, другой пришел проверить службу на заставе. Барков приносит в канцелярию запахи свежей хвои, речной воды и ружейного масла. Поставив на стол следовой фонарь, скинув фуражку, устало садится к столу.