Дни учебы пролетели быстро. Досрочно выпустили двести офицеров-танкистов. Среди них и я. Экзамены сдал отлично. «Младший лейтенант Геннадий Овчаренко!» — по-моему, звучит неплохо, и вообще «младший лейтенант» — красивое звание.

Через несколько дней наша группа выпускников была в челябинском 7-м запасном танковом полку. Специально зашел в штаб, попросил зачислить в маршевую роту. Обещали, хотя и поинтересовались возрастом. И вот — заводской двор. Плотные ряды тридцатьчетверок. На танках новшество — командирская башня. Разрешают выбирать любую машину. Глаза разбегаются. Проходящий рабочий советует: «Бери, лейтенант, вот эту. Сам собирал — ручаюсь за неё». Поблагодарил и взял.

Обкатка маршем на восемьдесят километров, пристрелка, устранение мелких неисправностей. Едкий дым от десятков ревущих в цеху моторов. Чумазые мальчишки, догадавшиеся, что мы из маршевой роты, откуда-то тащат разные лампочки и предохранители «про запас». Заправка. Укладка боекомплекта. Не забуду, как лихо и мастерски вел заводской парнишка нашу машину по железнодорожным платформам при погрузке. Такого я не видел ни до, ни после… Уже перед самым отъездом случилась неприятность. Бегали на базар за табаком и угодили в комендатуру. Насилу выбрались к сроку.

Но вот всё позади. Последний гудок… Едем!..

Меня назначили командиром экипажа на танке ротного. Механик-водитель — сержант Девятых. Тридцать три года, бывший шофер. Тридцатьчетверку водит неважно. Плохо получаются повороты и переключение передач, особенно на подъемах и спусках. Радист — сержант Семеряков. Двадцать семь лет, рацию знает и уверен в себе. Заряжающий — младший сержант Хабибулин, двадцать пять лет, тоже бывший шофер. Все старше меня, но ребята дисциплинированные. Знают, что я был в боях, верят мне. Когда нужно, советуюсь с ними — житейского опыта у них побольше…

Полтава. Быстро сгружаемся, колонной выходим на окраину города. Белой краской на башне ставят номер и знак части. Запоминаем наименование: 55-й гвардейский танковый полк 12-й гвардейской механизированной бригады 5-го гвардейского механизированного Зимовниковского корпуса 5-й гвардейской танковой армии. Той самой армии, что в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой разгромила железную армаду врага.

Где-то постреливают зенитки, но самолетов не видно. С прибытием в гвардейскую танковую часть нас поздравляет замполит полка гвардии майор Загорайко. От него узнаем, что полк за боевые заслуги в Сталинградской битве получил наименование гвардейского. Танкисты полка доблестно сражались под Прохоровкой и в Белгородско-Харьковской операции. Теперь идем изгонять гитлеровцев с Правобережной Украины. Майор Загорайко призвал нас умножить в боях славу гвардейской танковой части. Отвечаем ему дружным «ура».

На другой день — марш из Полтавы в Новые Санжары, где расквартирован полк. Мой танк головной. На командирском месте майор Загорайко, место башенного стрелка занял командир роты. Я и Хабибулин — на броне. При выходе из Полтавы предстояло пересечь вброд Ворсклу. Майор кричит водителю: «Ну-ка, Коля, прибавь газу!» Коля перестарался и со всего маху влетел в реку. Поднятая волна по башню залила танк. Захлебываясь, Коля вывел машину на противоположный берег, но… вышла из строя рация, а с нею — танковое переговорное устройство (ТПУ), перестали работать привод поворота башни, вентилятор, освещение и подсвет прицела. Приборы показывали катастрофический разряд аккумуляторов.

Майор Загорайко и командир роты пересели в другой танк. Стараясь быть сдержанным, я объяснил механику-водителю его грубую ошибку: при входе в воду нужны плавная скорость и ровный газ. В бою такое лихачество могло привести к гибели экипажа… Двигаясь в хвосте колонны, мы на каждой остановке устраняли возникшие неисправности, однако всего исправить так и не удалось.

ТПУ вышло из строя, подавать команды водителю приходилось условными толчками ноги. На одном из спусков Коля вновь отличился: не справился с рычагами, и машина сползла в глубокий овраг, легла набок. Прибежал ротный, провел воспитательную работу, пригрозил наказанием. Но всё кончилось благополучно: танк из оврага вывели.

Спасибо тому рабочему: все-таки золотую он нам вручил машину.

Вечером в расположении полка, укрыв машины в лесочке, мы построились на опушке. С развернутым знаменем к нам вышли ветераны. Короткий митинг закончился выступлением командира полка гвардии подполковника Журавлева. У меня в глазах рябило от блеска гвардейских значков, орденов и медалей на гимнастерках у ветеранов. И радостно, и боязно было приобщаться к этой славе. Я считал себя обстрелянным бойцом, а тут сразу понял, как мне ещё далеко до этих солдат-гвардейцев. Как и тогда, перед мамой, снова я чувствовал себя мальчишкой.

После митинга формировали роты. Командиром нашей назначили гвардии лейтенанта Титского. Командиры взводов остались те же, что были в маршевой роте: лейтенант Буров, лейтенант Переверзев, лейтенант Филимонов-второй (был еще Филимонов-первый — ветеран полка).

Меня неожиданно вызвали в штаб, приказали отправляться в тыл — снова подвел мой возраст. Бегу к командиру. Настойчиво прошу оставить, упирая на то, что я уже побывал под пулями. Подполковник Журавлев и майор Загорайко внимательно выслушали меня, переглянулись. «Убедил», — сказал, наконец, командир… В роту я летел как на крыльях.

Всю ночь устраняли неисправности. Под утро валились с ног, зато машина в полном порядке!

Утро 17 октября. Полк идет к Днепру. Сверху на наш танк положены ящики со снарядами и две бочки горючего. Во главе колонны — танки командира, замполита, начальника штаба, крытая радийная машина с высокой антенной, затем наша рота. Грязь на дорогах непролазная, а водитель у нас хотя и старательный, да неумелый. Как на грех, встречный транспорт — потоком. Откуда шоферам знать о достоинствах нашего Коли? Как ни береглись, а все же двум грузовикам помяли кузова. Долго мне потом икалось…

В полдень — дозаправка. Подходит машина, сбрасывает бочки с топливом. Газойль грязный, быстро забивает двойной шелк фильтра и почти не идет в баки. Подбегает кто-то из начальства, приказывает заправлять без шелка. Да, это не в училище. Там бы за такую заправку голову сняли. А что поделаешь?..

Вдали открывается возвышенность — это уже правый берег Днепра. Войск становится все больше. Над местом переправы — неплотная дымовая завеса, мелькают самолеты, вспыхивают клубочки разрывов зенитных снарядов. У переправы скопление танков, самоходок, грузовиков, повозок. Однако мы идем к мосту почти без задержки. Приказано всем, кроме водителей, сойти с машин, командирам танков с помощью зрительных сигналов управлять действиями механиков-водителей на переправе.

Вывожу танк на мост. Он узкий — гусеницы едва умещаются на проезжей части. Каким-то странным, настораживающим холодом веет от свинцовой воды Днепра, от больших железных понтонов, на которых видны фигуры понтонеров, привычно работающих среди фонтанов воды, огня, осколков и пуль, когда фашистскому стервятнику удается прорваться к мосту. Гоню от себя сомнения в успехе переправы, сосредоточиваюсь на выполнении задачи. Видимо, с водителем происходит то же — танк уверенно следует за мной, безошибочно отзываясь на каждый жест. Я и не заметил, как очутились на правом берегу, около села Мишурин Рог. И лишь оказавшись в танке, оглянулся, ощутив прилив радостной силы. Видимо, это и от удачной переправы, и оттого, что мы уже за Днепром, наступаем, гоним врага с родной земли. Кажется, я тогда под гул мотора запел песню, которая так часто звенела над нашим курсантским строем:

Южная ночь наступает почти мгновенно. В сплошной темноте идем за кормовыми огнями переднего танка. Объезжая неисправную машину, садимся днищем на камни. Гусеницы скребут землю, а танк ни с места. Спасибо, соседняя машина сволакивает нас со злополучных камней. Водитель доложил, что заедает главный фрикцион. На остановке вызываю механика-регулировщика. Он тут же устранил неисправность и для проверки сам сел за рычаги. Машина словно преобразилась. Вот бы нам в экипаж такого аса!..