Она стаскивает футболку через голову, ее сиськи идеальны в милом белом лифчике. Я тянусь за спину и стаскиваю свою собственную футболку, бросая ее на пол, прежде чем намотать на кулак ее хвост и потянуть его назад, открывая ее шею для моего поцелуя.

Я целую, прикусываю и облизываю ее кожу, пока она стонет о большем. Теперь, когда мы разрешили все проблемы, во мне проснулись собственнические чувства по отношению к женщине, которая моя не только на сегодня, но и на все грядущие дни.

— Становись на колени, — говорю ей, тяжело дыша, пока она сползает с моих колен и устраивается на колени передо мною.

Ей не терпится, она тянется к моей ширинке еще до того, как я говорю ей это. Я улыбаюсь и снова наматываю ее волосы на кулак, наклоняя свое лицо к ее.

— В моих штанах есть что-то, чего ты хочешь?

— Да.

— Ну, это принадлежит тебе, так что вытащи его, детка.

Ава в спешке выдыхает, щеки краснеют, когда она расстегивает мои штаны и вынимает мой очень твердый член. Она целует, лижет и сосет, пока я не стону, находясь в лихорадочной неразберихе от сдерживаемого желания.

Когда я больше не могу вынести этого, я срываю оставшуюся нашу одежду, говорю ей ложиться на спину и наблюдаю, как поднимается и опускается ее грудь, пока надеваю презерватив. Оргазм в конце секса с ней всегда был потрясающим, но этот момент буквально в секундной близости.

Лицезрение ее отчаяния и голода по мне заводит меня как ничто другое. 

Ее стон такой же громкий, как и мой, когда я скольжу в нее. Мне нужно быть так глубоко, как только ее тугое маленькое тело позволяет это, но я начну медленно, чтобы подготовить ее. Я провожу несколько блаженных минут, толкаясь внутрь и наружу из нее, единственные звуки в комнате — ее стоны, мои стоны и хлопки наших тел.

— О, Дэниел, — говорит она чуть слышно. — Да, именно так. Пожалуйста, не останавливайся.

Я не только не останавливаюсь, я толкаюсь глубже и быстрее, подгоняемый ее криками удовольствия. Все ее тело напрягается, когда она с криком кончает, и я больше не могу сдерживаться. Я отпускаю себя, кончая сильнее, чем когда-либо прежде, хрипло стоная и дрожа.

Ава мурлычет с наслаждением, когда я ложусь.

— Это было потрясающе.

— Да, точно.

Она сворачивается у меня сбоку.

— Мы завтра уезжаем?

Я тяжело вздыхаю.

— Я мог бы провести неделю в этом номере с тобой, но… нам следует уехать завтра. Джоанна сказала, что Тиллман готов к моему возвращению.

— Тогда, уезжаем завтра. Я скучаю по Морган. С нетерпением жду, чтобы впервые поболтать с ней.

— Удачи с этим. У нее тенденция доминировать в разговорах.

Ава смеется, дыхание щекочет мою грудь.

— И все же там дом. Я готова навсегда оставить Чикаго.

— Да, я понял, — я целую ее макушку.

— Впрочем, есть одно место, где бы я хотела остановиться по пути из города.

— И где же это? — спрашиваю.

— Расскажу утром. Сегодня мне просто хочется... этого.

— Я дам тебе так много, со скольким твое тело сможет справиться.

Как только чикагские высотки становятся ниже, я чувствую себя свободнее. Если я когда-нибудь и вернусь в свой родной город, это будет нескоро.

Хотелось бы мне, чтобы я могла забрать с собой только хорошие воспоминания, но приходится взять их все. Надеюсь, плохие со временем исчезнут.

Когда я думаю об Элисон, мне бы хотелось вспоминать, как в пять лет мы делали себе одинаковые стрижки. Фото, которое сделала мама после того, как перестала плакать, заставляет меня смеяться каждый раз, как вижу его. Затем было время, когда мы менялись классами целую неделю в пятом классе, потому что наши учителя не могли различить нас по отдельности. Как в старшей школе она подменила меня на свидании, потому что у меня была простуда, и куча ее смс-ок о том, как все проходит.

«АВА! Ты не говорила, что ему девятнадцать».

«Он уже в колледже. Это довольно горячо».

«А мне позволено пообжиматься с ним?»

— Что смешного? — спрашивает Дэниел с водительского места.

— Просто думаю об Элисон.

Он берет мою руку и легко держит в своей. Это именно то, что мне нужно. Я не хочу делиться воспоминанием, но хорошо быть с ним рядом и знать, что ему не все равно. 

Сейчас позднее утро, и мы планируем добраться до Хоторна завтра пораньше. Если я знаю Дэниела, он захочет сделать обход своих пациентов, даже не спавши всю ночь.

— Думаешь, Джоанн Хоторн не будет возражать тому, что я останусь? — спрашиваю. — Это в некотором роде странный переход — сделать пациента... чем бы я не решила заниматься.

— У нас сделка комплектом. И нет, она не возражает. Ей приходится выплачивать высокие зарплаты, чтобы уговорить людей переехать туда, так что если ты получишь лицензию консультанта, она наймет тебя.

Я смеюсь от представленной картины.

— Как только пройду психиатрическую экспертизу. А для пациентов не будет странным, что их консультирует бывший пациент?

— Я так не думаю. Ты — доказательство того, что восстановление возможно. И как я сказал, ты понимаешь их.

Я тихо вздыхаю.

— Не думаю, что буду хорошим консультантом. А если мне придется работать с кем-то вроде доктора Хитон…

— Ее уволили, — говорит Дэниел. — Ее медицинская лицензия приостановлена до завершения расследования.

— Она призналась в том, что сделала?

— Когда полиция допрашивала. Так Джоанн сказала.

Я мотаю головой и смотрю через боковое окно, когда вывеска кладбища появляется в поле зрения.

— Люди подобные ей не должны становиться докторами, — говорю печально. — Зачем ей было делать что-то настолько ужасное? Пытаться сломать меня, когда я все еще горевала?

— Как оказалось, ее сын серьезно залез в игорные долги, и она взяла деньги, чтобы помочь ему. Но это не оправдывает того, что она сделала.

— Нет конечно.

Он подносит мою руку ко рту и целует ее.

— Я буду вести набор нового психиатра. Я удостоверюсь, чтобы нам достался кто-нибудь действительно хороший.

Когда он проезжает через открытые железные кованые ворота у въезда на кладбище, Дэниел смотрит вверх на дубы, которые возвышаются над участком.

— Красивое место, — говорит он. — Этим деревьям должно быть больше сотни лет.

— Это спрятанные сокровища. Мои предки купили несколько участков здесь много лет назад. Сейчас все распроданы.

— Они все еще поблизости? Твои бабушка с дедушкой?

Я трясу головой.

— Осталась только я и тетя Мегги. Нужно позвонить ей, когда вернемся в Хоторн, и все объяснить.

— Что случилось с твоими родителями?

— Папа умер в аварии, когда мы с Элисон были маленькими. А мама умерла от рака яичников три года назад.

— Мне жаль.

Я сжимаю его руку.

— Что на счет твоих родителей?

— У них дом в Испании, там они и живут сейчас. Мне бы хотелось свозить тебя туда в ближайшее время, чтобы познакомить с ними.

Я наполовину улыбаюсь, а на половину съеживаюсь.

У меня нет паспорта Элисон, и я не уверена, что стоит пробовать использовать мой собственный.

— Сэм сказал, что поможет нам все уладить, — он тревожно хмурит брови. — Но тебе следует знать... власти могут захотеть эксгумировать тело Элисон.

В животе все переворачивается от мысли.

— Я очень надеюсь, что они не станут.

— Знаю. Я тоже. Нам просто придется подождать и увидеть.

Я указываю на участок дороги впереди нас.

— Поверни там направо.

Прошло некоторое время, как я была здесь. Это успокаивает, — знание, что можно в любое время, когда захочу, прийти навестить могилы родителей. Просто знание, что у них есть место, которое всегда будет принадлежать им, значит многое, неважно, прихожу я сюда часто или нет.

Гортензии рядом с надгробным камнем моей мамы в полном цвету. Как только Дэниел припарковывает пикап, я выбираюсь и иду к нежным, бледно-розовым цветам.