Я — врач и, наверное, когда-нибудь должен был написать эту книгу.

О чем она?

О том, что человек никогда не примирится с неизбежностью смерти?

О болезнях, уносящих миллионы человеческих жизней?

О людях, чьи славные имена сохранила история, об их поисках и находках?

Очевидно, не только об этом.

Эта книга — невыдуманный рассказ о сражении за жизнь и здоровье человека, которому никогда не суждено окончиться.

31.12.85 Ленинград

Дантист сбросил сюртук, закатал рукава рубахи, подкрутил кончики усов и, придав лицу серьезное выражение, заглянул в рот пациенту, привязанному ремнями к креслу.

«Н-н-да... — глубокомысленно проронил он, доставая из саквояжа огромные щипцы, больше похожие на клещи для выдергивания гвоздей, чем на врачебный инструмент, и визгливо приказал: — Наркоз!»

Тотчас же из-за ширмы, перегораживающей кабинет, появился верзила в кожаном фартуке, с громадным молотом в руках. С минуту приноравливался, подходя к зубоврачебному креслу то с правой, то с левой стороны. Потом, напружинившись, медленно поднял молот и, крякнув, обрушил его на голову пациента. В окнах зазвенели стекла, где-то испуганно залаяла собака, в небо взметнулась стая ворон, крича и роняя длинные перья. Из глаз пациента посыпались разноцветные искры. Лицо его исказилось и расплылось на весь экран.

«Можно приступать, доктор! — промычал верзила. — Больной спит». — «Благодарю вас, коллега». Дантист вежливо кивнул и полез щипцами в рот пациента.

Это эпизод из чешского кинофильма «Полем». И хотя сам фильм снят по мотивам средневековых легенд, в эпизоде с зубным врачом совсем немного вымысла. Создатели фильма придумали, пожалуй, только молот, добиваясь наибольшего зрительского эффекта. В средние века, о которых повествует кинолента, самым действенным средством против боли было оглушение пациента.

Оглушение перед операцией известно с незапамятных времен. Так, например, еще древние ассирийские врачи проделывали это и, когда пациент терял сознание, приступали к операции.

«Наука» шла вперед, и лет триста—четыреста тому назад алхимики открыли «чудодейственные» напитки. Они изготовлялись из отваров и настоев ядовитых растений. Секрет таких напитков сохранялся в глубочайшей тайне и передавался от отца к сыну. Выпив «чудодейственный» напиток, больной терял сознание и не мешал работать хирургу. Правда, после окончания операции не всегда удавалось привести оперируемого в чувство.

На смену «чудодейственным» напиткам пришло кровопускание перед операцией. Обескровленный человек был так слаб, что не мог оказать хирургу никакого сопротивления, хотя боль, разумеется, не уменьшалась. Больные погибали на операционном столе от кровопотери и шока. Редко кому удавалось после операции выжить.

Применяли и вино. Перед операцией больного напаивали до бесчувствия. Но увы, и этот метод обезболивания оказался небезопасен... для хирургов. Пьяные пациенты так буйствовали, что, бывало, вдребезги разносили операционную, а самим хирургам приходилось спасаться бегством.

Лет сто пятьдесят тому назад, в самом начале прошлого века, врачи отказались от подобных методов обезболивания. Больному перед операцией просто давали чарку водки и советовали думать о чем-нибудь приятном. После этого его крепко привязывали к столу и приступали к операции.

Вот как описывает Лев Николаевич Толстой полевой лазарет на Бородинском поле. «В палате было три стола... На ближайшем столе сидел татарин, вероятно, казак по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что-то резал в его коричневой спине.

«Ух, ух, ух!» — как будто хрюкал татарин и вдруг, подняв свое скуластое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжать пронзительно-звенящим, протяжным визгом... На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с запрокинутой назад головой... Несколько фельдшеров навалились на грудь этого человека и держали его. Белая, большая нога его быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора — один был бледен и дрожал — что-то делали над другой, красной ногой этого человека...»

Чтобы как-то уменьшить боль, хирурги стремились сократить время операции. Они старались оперировать как можно быстрее, виртуознее. Были среди них своего рода рекордсмены, за работой которых присутствующие в операционной следили с часами в руках. Одним из таких рекордсменов был и наш блистательный хирург Николай Иванович Пирогов. Сложнейшую операцию — вычленение плечевого сустава — он проделывал всего за три минуты!

Чуть больше ста лет назад известный французский хирург Вельпо на торжественном заседании Академии наук закончил свой доклад следующими словами: «Нож хирурга и боль неотделимы друг от друга. Сделать операции безболезненными — это мечта, которая не осуществится никогда!»

Вельпо ошибался.

Мир стоял на пороге обезболивания — величайшей победы прошлого века.

 В один из осенних вечеров 1844 года жители американского городка Гарфорда собрались в здании суда, чтобы послушать приехавшего из Англии лектора. Англичанин рассказывал о химии — модной в те времена науке.

— А теперь, — сказал он, сходя с кафедры, — я прерву ненадолго лекцию и продемонстрирую несколько химических опытов. Желающих испытать на себе действие закиси азота — «веселящего газа» — прошу подойти ко мне.

Пожилой учитель воскресной школы мистер Джефери, человек степенный и скромный, решительно встал со своего места во втором ряду и направился к кафедре.

— В тысяча восьмисотом году, — сообщил лектор, усаживая мистера Джефери в судейское кресло с высокой спинкой, — блистательный ученый нашего столетия сэр Гемфри Дэви издал книгу, в которой описал разработанные им способы добывания и хранения закиси азота.

Учитель воскресной школы нервно потер ладони и вцепился в подлокотники кресла. Очевидно, он струсил, но отступать было уже поздно, да и стыдно, пожалуй. Очутиться в роли подопытного всегда страшновато...

— Смелее, мистер Джефери, смелее! — подбодрил его из зала местный зубной врач Уэльс и, поправив пенсне на переносице, всем телом подался вперед.

Джефери натянуто улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

— В этой склянке закись азота. — Лектор показал залу флакон темного стекла. — Ученый Гемфри Дэви писал в своей книге, что, вдыхая этот бесцветный газ, который обладает обезболивающим эффектом, он всякий раз испытывал приятное ощущение, необычайную легкость во всем теле и неудержимое желание смеяться. Вот почему он назвал закись азота «веселящим газом».

В зале раздались легкие смешки.

— Леди и джентльмены, я приступаю к опытам. Прошу тишины и внимания.

Зал насторожился.

Вынув пробку, лектор поднес к носу испытуемого флакон.

— Вдыхайте! — приказал он. — Глубже!

Веки Джефери медленно опустились. Лицо расплылось в блаженной улыбке. Через минуту-другую он начал потихоньку насвистывать веселый мотив, отбивая такт ногой и неслышно барабаня пальцами по подлокотникам. Казалось, пожилой учитель вот-вот пустится в пляс.

— Обман! — выкрикнул кто-то из зала. — Шарлатанство! Джефери подкуплен!

Англичанин нахмурился.

— Я не только ученый, но и джентльмен, — строго проговорил он, вглядываясь в зал. — И не потерплю подобных оскорблений.

Он хотел добавить что-то еще, но тишину зала вдруг расколол треск: Джефери ломал кресло и рвал на себе сюртук.

Лектор побледнел. Лицо его стало одного цвета с манишкой, выстиранной и накрахмаленной по случаю публичной лекции. «Что случилось?» — лихорадочно думал он, не в силах сдвинуться с места.