Пасмурным апрельским днем 1880 года из кондитерской Штенгейзера, славящейся бутербродами и свежим пивом, вышел молодой человек в потертом сюртуке и направился в сторону университета.

— Герр Лунин! — окликнули его. — Герр Лунин!

Человек в сюртуке остановился, оглянулся и всплеснул руками.

— Гуннар?! Да вы ли это? Целую вечность не видел вас!

— А кто виноват? — шутливо погрозил пальцем крепыш в зеленой корпорантской шапочке и с перевязью через плечо и широко улыбнулся. — Вы совсем забыли старых друзей, герр Лунин! Хорошо ли это?

Молодой человек смутился.

— Увы, вы правы, — пробормотал он. — Как всегда, правы, Гуннар. Но у меня есть оправдания: последние месяцы я почти не выходил из своей лаборатории и только сегодня...

— ...и только сегодня мы с вами, дорогой мой, наконец-то встретились, и я вас никуда не отпущу.

— Но... — начал было тот, но крепыш в корпорантской шапочке прервал его:

— Ни слова протеста! Сегодня я наконец-то познакомлю вас со своей невестой, фрейлейн Матильдой. Да, дорогой герр Лунин, я женюсь, и, кажется, по любви.

Он приосанился, покрутил кончики коротких усов.

— Перед вами жених, герр Лунин, — произнес он как можно торжественнее. — Моя невеста — дочь профессора Карла Родьке. Да, того самого!

— Однако, вы шустры.

— Каждому свое, герр Лунин! Одним — диплом доктора наук, другим — невеста из профессорской семьи, и, право, я не знаю, что лучше. Наверное, все-таки второе, — прищелкнул он пальцами, — потому что за вторым непременно последует первое.

— А знаете, Гуннар, может быть, сначала заглянем ко мне в лабораторию и я вам покажу, чем занимаюсь все эти месяцы?

— Можно и так.

— Вот и отлично!

Лаборатория Лунина размещалась в крохотной комнатенке при кафедре физиологии. Вплотную к окну был придвинут стол. Вдоль стен шли стеллажи с ретортами, колбами, клетками, штативами с пробиркам».

Увидев Лунина, мыши в клетках засуетились. Они привстали на задних лапах, просовывали сквозь проволочные прутья клеток остренькие мордочки.

— О! Да вы мышиный король! Мышиный король Николай Первый. Кстати, почему в качестве подопытных животных вы выбрали белых мышей?

— С мелкими животными удобнее экспериментировать, Гуннар. Да и потом, мыши — существа всеядные и полный цикл их жизни недолог — два года.

— Тема вашей диссертации?

— «О значении неорганических солей в питании животных».

Гость хмыкнул, закурил папиросу.

— Совсем невыигрышная тема. Вы непрактичный человек, Николя. Любой другой на вашем месте наверняка бы отказался от такой работы. Ну скажите, пожалуйста, что нового можно выудить из физиологии питания?

Он стряхнул с папиросы пепел, пожал плечами.

— У вас не сложились отношения с заведующим кафедрой?

— Да нет, пожалуй. Кажется, я хожу в любимчиках у нашего профессора и даже иногда бываю у него дома.

— Тогда почему же он подсунул вам явно недиссертабельную тему?

Лунин задумался.

— Действительно, Гуннар, в физиологии питания сделано все, но ведь моя работа и не претендует на сенсационные выводы. Задача моей диссертации проста: экспериментально подтвердить еще раз истину о том, что для правильного развития животного организма, помимо жиров, белков и углеводов, необходимы и минеральные соединения — соли.

— Позвольте полюбопытствовать: кому это нужно? Физиологам? Практическим врачам? Это нужно только вам и только для того, чтобы получить диплом доктора наук!

— Не кипятитесь, Гуннар.

— В один прекрасный день вы взойдете на кафедру в нашем конференц-зале и скажете: «Глубокоуважаемый господин председатель! Глубокоуважаемые господа члены научного совета! Нами под руководством профессора Александра Шмидта на кафедре физиологии выполнена работа...»

Лунин улыбнулся, а крепыш продолжал, воодушевляясь:

— «Нами выполнена работа на тему «О значении солей в питании животных». До нас такая работа была проделана уже сто двадцать раз, но мы тем не менее взяли на себя смелость и доказали в сто двадцать первый раз всем вам хорошо известную истину, ставшую давным-давно аксиомой, о том, что животным, белым мышкам в частности, необходимы для жизни не только белки, не только жиры, не только углеводы, но и неорганические соединения — соли». И тут тишину конференц-зала расколют бурные аплодисменты и все закричат: «Браво, герр Лунин! Браво!» И дня через два-три вам непременно предложат место ректора нашего университета. Так оно и будет! Прошу вас, не забудьте обо мне, герр Лунин, — плаксиво закончил он.

— Хе-хе... — смеялся Лунин, вытирая глаза носовым платком. — Веселый вы, однако, господин Гуннар! Давно так не смеялся. Однако, к делу! — Лицо Лунина сделалось серьезным.

— Есть что-нибудь интересное в ваших опытах? Лунин спрятал носовой платок в карман.

— Скорее, непонятное. Вот именно, непонятное, — повторил он. — Противоречащее известным законам физиологии питания... Н-да!

— Не испытывайте моего любопытства. Расскажите.

— В качестве основного продукта питания, — начал Лунин, присаживаясь на краешек стола, — моих подопытных животных я избрал молоко. Разложил его на белок — казеин — и жиры.

— А углеводы?

— К белкам и жирам, полученным из молока, я добавил тростниковый сахар. Пили мыши дистиллированную воду. Как видите, наличие солей в их диете исключалось полностью. Все пять мышей первого опыта погибли в сроки от одиннадцати до двенадцати дней. Логично? — спросил Лунин и тут же ответил себе: — Вполне! Всем живым существам, помимо жиров, углеводов и белков, необходимы неорганические соединения — соли. Это истина, и она не требует доказательств. Опыт второй: к смеси жиров, белков и углеводов, котором питались мыши первого опыта, я добавил соль — углекислый натр. Мыши погибли. Первая — на шестнадцатый день после начала эксперимента, последняя — на тридцатый.

— Естественно! Живому организму нужен не только углекислый натр.

— Естественно, Гуннар. И поэтому мыши следующего эксперимента получали, помимо синтетической диеты, состоящей из белков, жиров и углеводов, абсолютно все неорганические соединения, содержащиеся в цельном коровьем молоке.

— И все мыши живы и здоровы, не так ли?

— Увы, если бы!.. Последняя мышь умерла сегодня, на тридцатый день опыта.

— Почему?

— Вот именно: почему? Этот вопрос и не дает мне покоя.

Лунин прошелся по лаборатории, потер ладонью высокий лоб.

— Может быть, все дело в условиях жизни и однообразном питании? Подопытные животные питались только молоком, вернее, всеми его компонентами.

— Вы сообщили о результатах опытов профессору Шмидту?

— Пока нет. Я задумал еще один эксперимент. Теперь мои мыши будут питаться цельным молоком, и если причина гибели животных предыдущего опыта — условия жизни и однообразие питания, то в новом эксперименте животные должны погибнуть тоже.

Гуннар щелкнул крышкой карманных часов, спросил:

— А если нет, что тогда?

Лунин развел руками, растерянно улыбнулся.

— Герр Лунин! Через полчаса меня ждут в доме профессора Родьке. Давайте отправимся вместе. Матильда будет рада знакомству с вами.

— Как-нибудь в следующий раз, Гуннар. Пора готовить эксперимент...

В новом эксперименте Лунина все мыши выжили. Они были подвижны, бодры и даже прибавили в весе.

«В чем же дело? — думал Лунин. — Мыши предыдущего опыта получали абсолютно все вещества, содержащиеся в молоке, но — погибли. Может

быть, в цельном молоке — продукте, созданном самой природой, — есть нечто неизвестное, без чего невозможна жизнь? Но что это?»

И снова ставились опыты. И снова мыши, получающие синтетическую диету, гибли, а цельное молоко — выживали.

Лунин твердо знал: любому живому существу, помимо белков, жиров, углеводов и солей, необходимо что-то еще, неизвестное пока науке.

18 сентября 1880 года ученым советом медицинского факультета Дерптского университета Николаю Ивановичу Лунину была присуждена степень доктора наук. Было ему в то время всего двадцать шесть лет.