Таким образом, спартанские послы вернулись, ничего не добившись, и война должна была возобновиться. Пелопон­несский флот в 120 кораблей под начальством наварха Фаракса вышел в море и приступил к осаде Кавна, а Деркилид с 7 тыс. человек в то же самое время вторгся в Карию с суши. На персидской стороне Тиссаферн и Фарнабаз соединили свои боевые силы. Освободив Кавн, оба сатрапа двинулись против Деркилида. В долине Меандра, между Траллеидой и Магнесией, неприятельские армии встретились (ранним ле­том 397 г.); но у обеих сторон не хватило мужества начать сражение, и снова заключено было перемирие. Персам нужно было время, чтобы закончить снаряжение флота, а Деркилид был слишком слаб, чтобы сделать какой-нибудь решительный шаг. Еще раз начаты были переговоры, но при данных усло­виях они, конечно, ни к чему не могли привести.

В Спарте наконец поняли, что так дальше продолжаться не может, и по настоянию Лисандра решили вести войну с большею настойчивостью. Весной 396 г. царь Агесилай II во главе 8 тыс. гоплитов выступил в Эфес. Однако вскоре обна­ружилось, что и этих военных сил совершенно недостаточно; особенно ощутителен был недостаток в коннице. Ввиду этого Агесилай не мог придумать ничего лучшего, как продолжить перемирие с Тиссаферном. Сатрап воспользовался отсрочкой, чтобы стянуть подкрепления из глубины страны, а затем объ­явил о прекращении заключенного договора; таким образом, Агесилай все-таки принужден был начать войну. Уже осенью двинулся он в сатрапию Фарнабаза, Фригию, где никто не ожидал его нападения; пройдя беспрепятственно до самой столицы, Даскилейона, он должен был, однако, отступить пе­ред более многочисленной неприятельской конницей. В тече­ние зимы спартанский царь составил, путем набора в мало­азиатских городах, отряд всадников и весною (395 г.) снова открыл наступательные действия, на этот раз — против Ли­дии. На Сардской равнине, у берегов золотоносного Пактола, Агесилай встретил конные полчища Тиссаферна; последние справились с только что сформированной греческой конни­цей, но не устояли против атаки гоплитов; персидский лагерь с богатой добычей попал в руки победителя. Однако персид­ская конница и теперь еще значительно превосходила грече­скую; при таких условиях Агесилай не мог думать об осаде укрепленных Сард — тем более что персидская пехота не принимала участия в сражении и была еще совершенно цела. Таким образом, ему не оставалось ничего другого, как вер­нуться к морю.

Между тем при персидском дворе были крайне недо­вольны вялостью военных действий Тиссаферна. Конон, сол­датам которого Тиссаферн не платил жалованья и который вследствие этого принужден был сидеть сложа руки, отпра­вился к царю, чтобы представить ему положение дел в истин­ном свете. Фарнабаз хлопотал о том же, а царица, мать Парисатида, употребляла все свое влияние, чтобы свергнуть того, кто был главным виновником неудачи, постигшей предпри­ятие ее любимца Кира. Ввиду этого Артаксеркс решил пору­чить власть в Сардах своему первому министру — хилиарху, как называли его греки, — Тифраусту. Новый наместник при­был в Малую Азию как раз после битвы при Пактоле, которая сильно поколебала авторитет Тиссаферна в глазах его собст­венного войска. Поэтому Тифраусту нетрудно было посредст­вом измены захватить сатрапа; он тотчас приказал казнить его и послал его голову царю.

Затем Тифрауст начал переговоры. От имени царя он изъявил готовность признать независимость греческих при­брежных городов под тем условием, чтобы они платили Пер­сии прежнюю дань и чтобы спартанцы удалились из Малой Азии. Агесилай не был склонен принять такое предложение; но, не желая брать на себя риск отказа, он представил дело на усмотрение своего правительства. Между тем опять было за­ключено перемирие; Тифрауст выдал 30 талантов на содер­жание пелопоннесской армии и предоставил Агесилаю свобо­ду действий против Фарнабаза. С наступлением осени спар­танский царь выступил во Фригию.

Фарнабаз не решился оказать сопротивление; его рези­денция Даскилейон была взята, и Агесилай расположился здесь на зимние квартиры. Пафлагонский царь Отис перешел на сторону спартанцев и выставил вспомогательный отряд; однако попытка склонить и Фарнабаза к отложению от пер­сидского царя оказалась неудачной, да и пафлагонцы скоро снова покинули своих греческих союзников. Весною (394 г.) Агесилай вернулся на берег Эгейского моря и стал готовиться к походу в глубь Малой Азии.

Но теперь было уже слишком поздно. Война с Персией продолжалась уже седьмой год, и единственным результатом ее все еще было пока освобождение приморских греческих городов. Виною тому была главным образом скудость средств, которые спартанское правительство отпускало своим полководцам на ведение войны; отчасти, впрочем, малоуспешность военных действий объяснялась и тем, что Агесилай, несмотря на все усилия, не был в состоянии сформировать конницу, равную персидской. Даже флот значительно умень­шили вследствие нужды в деньгах и потому, что персы также не держали флота на море. Поэтому Спарта была совершенно ошеломлена, когда персидский царь по настоянию Конона выдал ему наконец нужные суммы и увеличил флот, стояв­ший у Кавна, до восьмидесяти кораблей. Конон воспользо­вался благоприятной минутой, когда неприятель располагал лишь ничтожным флотом, и открыл наступательные дейст­вия, прежде всего против Родоса. Здесь несколько лет назад (около 408 г.) все три общины, находившиеся на острове, Ялис, Линд и Камейр, соединились в одно государство и ос­новали новую столицу Родос, которая благодаря своему вы­годному положению скоро приобрела значение важного тор­гового пункта. Большинство родосцев были сторонниками демократии; когда явился Конон, население восстало против олигархического правительства, изгнало пелопоннесский гар­низон и впустило в свою гавань персидский флот (летом 395 г.). А главное, в самой Греции против Спарты образова­лась коалиция из государств средней полосы, заставившая Спарту употребить все свои силы на защиту собственного положения.

Так расплачивались спартанцы за свои политические ошибки. Спарта — вместо того, чтобы устранить лишь ради­кальные элементы демократии, — оказала поддержку олигар­хическому террору и благодаря этому лишилась значительной доли симпатий, которые нация до тех пор питала к ней. Что же касается внешней политики, то хотя спартанцы и поняли, что государство, которому принадлежит гегемония над эл­линским миром, обязано освободить братьев, живущих по ту сторону моря, от персидского ига, но они ошиблись в оценке сил врага и предприняли освободительную войну с совер­шенно недостаточными средствами. Результатом этих ошибок было крушение Спартанской державы и полувековая смута в Элладе.

В то время как Спарта воевала с Персией из-за незави­симости малоазиатских греков, в Сицилии также началась освободительная война против варваров. Со времени мирно­го договора 405 г. Дионисий ни на минуту не упускал из ви­ду эту цель и неустанно готовился к предстоящей решитель­ной борьбе. Для этого он прежде всего должен был позабо­титься об упрочении своего положения во главе сиракузского государства, потому что поход 406 г. ясно показал, что демократия совершенно неспособна разрешить ту задачу, которая предстояла сицилийским грекам.

Дионисий обязан был своим возвышением главным об­разом неимущей массе, и ему надлежало прежде всего поза­ботиться о вознаграждении этих своих приверженцев. Сред­ства к тому доставило ему восстание сиракузского дворянст­ва. Эти господа, восставшие против своего полководца в то самое время, когда к городу приближался неприятель, и в немногие часы своего господства в Сиракузах сумевшие только с животною грубостью оскорбить беззащитную жен­щину (см. выше, с.66), потеряли всякое право на пощаду. Теперь их земли были конфискованы и розданы по жребию равными участками бедным гражданам, выслужившимся наемникам и отпущенным на волю рабам, которые приняты были в число граждан.