Натан наступал, выставив вперед карающий перст.

— Не притворяйся невинной овечкой! Ты перекрыла мне воду, Меган, но тебе это с рук не сойдет!

— Чего это ты на меня кричишь?

— Мой пруд пересыхает. Я видел, как у тебя тут на прошлой неделе работал экскаватор. Ты что, завалила источник? Ты не имеешь права делать этого, Меган! Ты не можешь продать мне землю под пастбище и затем перекрыть воду, которая питает мой пруд. Моим коровам нужна вода, и ты прекрасно об этом знаешь.

— Ты просто псих, Натан Кинкейд. Ничего подобного я не делала. И если ты не в состоянии разговаривать как все нормальные люди, садись в эту свою колымагу и проваливай!

Он схватил ее за руку мертвой хваткой. Меган почувствовала бы боль, если бы прикосновение его рук не производило на нее столь волшебного, исцеляющего действия.

— Покажи мне, где ты перекрыла ручей.

— Говорю тебе: я не перекрывала воду.

Меган сомневалась в том, что Натан ее слышит.

— Что делал у тебя экскаватор?

Меган не могла сдержать улыбку. Если он и не звонил ей, то за ее домом постоянно приглядывал, это точно.

— Мне выкопали пруд.

— Где?

— Если ты успокоишься, Натан, и перестанешь орать, я с удовольствием покажу его тебе. Я как раз собиралась пойти покормить уток, когда ты ворвался, — сказала Меган и потрясла у него перед носом пакетом с сухарями.

Внезапно осознав, что изо всех сил сжимает ей руку, Натан отпустил ее, виновато глядя на отпечатки собственных пальцев, оставшиеся на ее коже.

Меган пошла по дорожке, проложенной наискосок через задний двор к мастерской. Натан пошел не рядом, а следом, и Меган почувствовала себя задетой.

После стольких одиноких дней и ночей они снова были рядом. Меган едва сдерживалась, чтобы не броситься к нему на шею, а он… А он мог лишь наорать на нее за то, что она перекрыла ему воду. Неужели Натану не хотелось ее обнять?

Меган поднесла руку к горлу и начала медленно массировать его, чтобы снять спазм.

Они обогнули гончарную мастерскую, и Натан вдруг остановился как вкопанный.

— И что за черт… Что это?

Сказать, что он был удивлен, — значит ничего не сказать. Он смотрел на пруд с деревянным настилом по берегу и нарядно оформленным спуском в воду, словно никогда ничего подобного в жизни не видел.

— Беседка, — сказал он, словно издеваясь. — И подумать только, эти утки!

Шесть безупречно белых уток дружной флотилией рассекали гладь пруда, и закатное солнце отливало розовым на их оперении.

Натан смотрел на лампы вечернего освещения, искусно спрятанные в цветочных клумбах, расположенных по периметру пруда, на тщательно ухоженные цветы.

— Что это ты делаешь? Создаешь копию уголка Центрального парка? Ты же знаешь, что это ни к чему. Никто не принуждает тебя оставаться тут, Меган. Не проще ли вернуться домой?

— Ты в самом деле этого хочешь, Натан? — еле слышно спросила Меган. — Ты хочешь, чтобы я покинула Фармвилл?

Он медленно обвел взглядом ее лицо. Меган был знаком этот взгляд. Он не собирался себя выдавать. И надеялся, что ему это удалось. Но он ошибся.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я уезжала. Черт возьми, ну почему ты не можешь мне об этом сказать?

— Тебе придется засыпать пруд. Видишь пузырьки посередине? Вот это и есть исток ручья. Экскаваторщики полезли ковшом прямо в исток. Ручей надо пустить в прежнее русло. Или так — или я снесу все к чертовой матери. И твой пруд пересохнет, как пересох мой. Никакого Центрального парка, Меган. Мы тут не в Нью-Йорке.

— Наверняка есть иной способ решить проблему.

Ну почему он так себя вел? Почему упорно отталкивал от себя? Ведь не из-за того глупого спора? Должна быть иная, более веская причина. И в чем же она состоит?

— Ты не можешь знать все на свете! — бросила Меган ему в ответ, глядя в сторону, чтобы он не видел обиды и боли в ее глазах.

— Я кое-что знаю о подземных источниках. Вот этот питает мой пруд и ручейки, что собираются в реку, и…

— Только не говори мне, что, выкопав пруд, я заставлю пересохнуть океан! Это все равно, что говорить Престону…

— Не впутывай сюда моего сына.

— Да, знаю твое кредо: не можешь с чем-то справиться — просто отмахнись от проблемы, и Бог с ней. Престон своим поведением мешает тебе утверждаться во мнении, что ты здесь царь и бог. У людей может быть своя жизнь, тебе это в голову не приходило? Не важно, как сильно ты любишь, но объект твоей любви имеет право на собственные поступки и собственные ошибки. На собственное счастье…

— Что ты об этом знаешь? Что может золоченая лилия…

— Что?

Натан сомневался, что в силах ее оттолкнуть. Ему легче было бы вскрыть себе вены. Но она не оставляла ему выбора. Меган не была создана для этих мест. Он не мог позволить ей сломать себе жизнь. Кому угодно — да, а ей — нет. И если сейчас не положить этому конец, то будет слишком поздно. Он любил Меган.

— Будь честна, Меган, — говорил он ей сейчас. — Взгляни на то, что ты натворила. Я, помнится, предупреждал тебя, что эта земля — для работы, а не для дурацких причуд. Нигде в фермерской Виргинии ты не встретишь эдаких картинных прудиков с лебедями. И золоченых лилий здесь тоже нет. Лилии для хрустальных ваз на мраморных постаментах, а здесь растет то, что может пустить прочные корни. Разве ты не видишь, что не рождена для того, чтобы жить тут?

Меган молча смотрела на него. Золоченая лилия — так он, кажется, назвал ее? Если бы он любил ее, то никогда не сказал бы о ней такого. Но ведь он и не говорил, что любит.

— Делай все, что считаешь нужным, с этим прудом, — скучным голосом сказала Меган, — а потом пришлешь мне счет. Я оплачу все издержки.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Нет, Меган. Ты отвела воду — ты все и исправишь. Причем сделаешь это завтра, прямо с утра и начнешь. Я отгоню коров на другое пастбище, где достаточно воды, но так может продолжаться всего несколько дней. Для такого количества животных на том пастбище не хватит травы, а я не хочу, чтобы они выели все до корней. Траве надо дать вырасти.

Меган сжала кулаки и посмотрела ему прямо в глаза:

— С тобой в принципе не бывает легко. Верно? Ты все усложняешь. Тебе нравится причинять боль и себе, и другим. Но в одном ты прав. Я отвела воду, я и верну ее в прежнее русло. В этом можешь не сомневаться.

Натан смотрел ей вслед. Когда-то все это уже было. Он помнил, как они впервые встретились на пастбище. Та же прямая спина, но все-таки что-то изменилось? Шла она медленнее, не было того задорного наклона головы. Да, ушел задор. И не стало былой отваги.

«Я виноват». Натан оглянулся. Утки вразвалочку вышли на берег и дружно стали превращать в конфетти то, что было пакетом с сухарями, который уронила Меган. Дышать стало трудно. Надо дать ей время дойти до дома. И только потом идти самому. Тогда он избежит искушения броситься за ней следом.

— Да, именно об этом я и говорила.

Меган пришлось вторично отвечать на вопрос менеджера компании по ландшафтному дизайну, не хотевшему верить в то, что она всерьез собралась засыпать пруд.

— И чем скорее, тем лучше. Я уезжаю из Фармвилла в конце недели и хочу, чтобы к этому времени все было закончено.

Надо было поговорить с Тутти, но сначала предстояло овладеть собой. В горле стоял ком, мысли о Натане не давали покоя. Она видела перед собой Натана: руки в карманах туго обтягивающих джинсов, его глаза, мгновенно меняющие цвет, — глаза, в которых читалось сразу столько всего, глаза романтика и прагматика одновременно. И еще в глазах его была страсть.

Он столько дал ей! Натан помог Меган разобраться в своих чувствах. С ним она по-новому взглянула на свои отношения с Дэном. Она всегда будет о нем помнить. Их с Дэном любовь была трепетной и нежной, но лишь с Натаном Меган узнала, что такое страсть. Что такое кипение крови. Она хотела бы все это сказать ему, признаться, что он перевернул всю ее жизнь, наполнил ее светом и счастьем, разбудил в ней женщину, открыл для нее мир физической любви, о существовании которого до встречи с ним она и не догадывалась.