В этот же период мы ознакомились и с работой военной почты. Проверили, насколько быстро она проводит свои операции по сортировке, доставке писем адресатам. И еще раз убедились, что наша славная полевая почта службу свою исполняет безупречно.

Кстати, заправляли здесь всеми делами молодые девушки и женщины. Когда мы встретились с ними и разговорились, то услышали такие слова:

— Мы хорошо понимаем, на каком ответственном участке трудимся. Ведь в каждом конверте, в каждом проходящем через наши руки треугольнике заключена частица чьей-то души. Как тут не отдашь работе все силы!

Да, девушки действительно все очень хорошо понимали.

А в политотделе мы обсудили задачи почты в период предстоящего наступления. Прикинули, сколько потребуется дополнительно ей мотоциклов, другой техники, где все это взять. Свои прикидки согласовали с командиром корпуса, штабами дивизий. А уже затем направили в политотделы соединений соответствующие распоряжения.

* * *

В этот период значительная работа была проведена и с командным составом. В клубных землянках, о которых я уже рассказывал, мы периодически собирали средний комсостав, доводили до него содержание приказов Верховного Главнокомандующего, сообщали об обстановке на других фронтах, о героическом труде советских людей в тылу. Беседы, как правило, завершали обзором международных событий.

Видное место в этой работе занимали вопросы нравственного воспитания командиров. Мы подробно говорили об их чести и достоинстве, об отношении к подчиненным им красноармейцам и сержантам, обсуждали значение личного примера командира в бою, его поведения вне боя и т. п. Сразу скажу, что наиболее полно и последовательно эти проблемы поднимались в дивизии, где начальником политотдела был полковник С. М. Саркисьян. Здесь имелась глубоко продуманная программа тематических выступлений политотдельцев перед командным составом подразделений. [80]

— Я придаю этим выступлениям очень большое значение, — поделился как-то в личной беседе со мной полковник Саркисьян. — Почему? Да потому, что большинство молодых командиров, если даже не все, имеют сейчас лишь ускоренную подготовку. Их, конечно, научили командовать ротой, взводом, организовывать и вести бой. Но вот что касается вопросов, так сказать, эстетического воспитания, то... Иной лейтенант, смотришь, только-только звездочки на погоны нацепил, а туда же — нос задрал, не подходи к нему. Как же, в начальство вышел! А другой, наоборот, сразу же растворился в красноармейской массе, не видно его и не слышно. Ну а третий... Тому море по колено: сквернословит, бражничает при каждом удобном случае. Вот всем этим начинающим мы и стараемся помочь. И будьте уверены, введем в нормальную колею. Из них потом дельные командиры выйдут.

Широкое распространение в те дни получили и беседы на исторические темы. Естественно, в военном аспекте. Политработники знакомили слушателей с ратными делами наших знаменитых предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, рассказывали о победных баталиях под Полтавой, Измаилом, на Бородинском поле. Рассматривались и другие известные сражения. И надо сказать, что такие беседы пробуждали в сердцах наших командиров гордость за свою великую Родину, ее народ, который никогда не склонял головы перед иноземными захватчиками.

Правда, вначале, когда нам порекомендовали проводить беседы по данной теме, мы оказались в довольно затруднительном положении. Это и понятно. Ведь наши пропагандисты не располагали тогда готовыми материалами для бесед, выступать приходилось по памяти.

Срочно были приняты меры к поиску нужной литературы. Кое-что нашли в походных клубах, другое одолжили в местных школах и библиотеках. И дело пошло лучше.

Следует сказать, что темы этих бесед мы всегда тесно увязывали с задачами Красной Армии в данной войне, широко пропагандировали боевые традиции частей и соединений корпуса. Первым подал такой пример начподив полковник А. С. Пантюхов, подготовивший интересную лекцию о боевом пути своей Дебальцевской дивизии.

Помнится, на одной из бесед, на которой речь шла [81] о воинской доблести, ее объективной оценке и естественном праве героя на поощрение, один из слушателей сказал:

— Все это верно, товарищи. Но вот только знаете, что бывает обидным? А то, что представление к награде напишут, а потом оно где-то ходит, ходит... Наконец через несколько месяцев поступает команда: вручить такому-то бойцу орден или медаль. А того и в живых уже нет, похоронка домой отправлена. Думаю, надо бы расторопнее это дело делать. По горячим следам людей поощрять. Так-то лучше!

Это очень правильное пожелание мы довели до сведения командования корпуса и дивизий. В штабах к нему отнеслись с пониманием, приняли меры к ускорению прохождения наградных документов.

* * *

И снова слово о саперах.

Когда я работал над этой книгой, почтальон принес мне письмо от одного из ветеранов нашей армии. Читаю на конверте: «Посысаев...» Постой-постой, так это же сапер Николай Посысаев! Как я мог забыть его почерк! Ведь с Николаем мы неоднократно встречались и в послевоенные годы, вспоминали пережитое, своих друзей-товарищей. Живых и павших.

Что же он захотел рассказать мне на этот раз? Нетерпеливо вскрываю объемистый конверт, достаю из него исписанные убористым почерком листки. Вчитываюсь.

Николай, оказывается, откуда-то узнал, что я в настоящее время работаю над воспоминаниями о боевых действиях 51-й армии. Хотя... почему же «откуда-то»? Ведь в наших прошлых беседах я не раз говорил, что собираю материал для книги воспоминаний. И вот теперь он решил внести в это дело свою посильную лепту.

Речь в письме идет конечно же о саперах. И место действия — бои на плацдарме, на южном берегу Сиваша. Поэтому-то мне и хочется привести это письмо ветерана дословно.

«Саперов, — пишет Посысаев, — по праву называют тружениками войны. Под огнем они проделывали проходы в минных полях и проволочных заграждениях — своих и вражеских, чтобы расчистить путь пехоте, обеспечить ей успешный штурм вражеских позиций. [82]

А когда на фронте наступало относительное затишье, мы укрепляли передний край своей обороны, строили блиндажи и дзоты, прокладывали дороги, наводили мосты и переправы, сопровождали разведчиков, отправлявшихся за «языком». Все это приходилось делать и мне, когда я, будучи сапером, воевал в 1944 году в Крыму в составе войск 51-й армии.

Мы прошли с боями весь Крым, начиная от Сиваша и кончая штурмом Сапун-горы, предопределившим освобождение Севастополя.

Но расскажу подробнее о боях, в которых довелось мне участвовать.

...Ровная степь, обдуваемая холодными, пронизывающими ветрами, да тяжелые свинцовые тучи над тусклым зеркалом воды. Лишь на горизонте небольшие высотки, которые как верные стражи охраняли безмолвие края.

Такая картина предстала перед нами в феврале 1944 года, когда мы, воины 351-го отдельного саперного батальона, перейдя вброд горько-соленый Сиваш, ступили на отвоеванный у гитлеровцев еще в ноябре 1943 года плацдарм.

Вскоре пятачок заполнили другие части и соединения 51-й армии.

Враг вел непрерывный обстрел плацдарма, бомбил переправы. Но мы приспособились и к этому, держались. На себе таскали из-за Сиваша вооружение и продовольствие.

Но вот наступило 8 апреля 1944 года. Началось одно из крупнейших сражений Великой Отечественной войны — освобождение Крыма.

Накануне вечером нас, саперов, направили в полки переднего края. Группа, в которую входили сержант Алексей Беляйцев, красноармейцы Николай Зимарин, Павел Островский и я, в то время еще восемнадцатилетний юноша, прибыла в расположение одного из батальонов 1369-го стрелкового полка.

Рано утром гром орудий и знаменитых «катюш», рев штурмовиков распороли небо. Изрядно помолотив передний край обороны противника, артиллерия перенесла свой огонь в глубину. И тут же поступил сигнал к началу атаки.

Как сейчас помню, молоденький лейтенант в маскировочном костюме первым выпрыгнул на бруствер. Вот [83] он поднял руку с зажатым в ней пистолетом и звонко крикнул: