Поручик, конечно, был на месте. Именно в этот момент он занимался со старшиной роты какими-то хозяйственными делами, и, видимо, они не могли чего-то досчитаться, потому что прошло некоторое время, прежде чем они заметили меня и поручик Моутелик представился. Он очень удивился моему предложению пойти вместе домой и по дороге немного поговорить.

— Я пока не могу, — попытался он отделаться от меня, — тут нужно навести порядок, а завтра на это не будет времени.

— На каком факультете учился командир третьего взвода десатник Иржичка? — спросил я умышленно официальным тоном.

— На физико-математическом, — ответил Моутелик.

— Ну вот. Специалист высшей квалификации. Найдите его и передайте ему приказ командира роты, что к утру все должно быть в порядке, — обратился я к старшине роты. — Пойдем, — сказал я Моутелику. — А то живем в одном доме, а домой ходим каждый сам по себе. Это надо будет исправить.

Мы вышли в прохладу вечера. Поручик Моутелик нервничал, как будто бы его кто-то постоянно дергал, а может быть, просто злился из-за того, что не нашел смелости отказаться от моего предложения. Несколько минут мы шли молча.

— Сегодня я беседовал с твоими ребятами из молодежного комитета, — начал я.

— Знаю, — сказал Моутелик, чем очень меня удивил. Однако объяснение было предельно простым. — Кованда попросил меня освободить их от занятий.

— Ты не спрашиваешь, с какой целью?

— Наверное, вы мне это скажете сами. Иначе вы об этом не стали бы говорить.

— Да, скажу. — Я почувствовал, что он опередил меня. — Мы беседовали о тебе.

— Обо мне без меня? Это неправильно, — чуть отстранился он. — К тому же с подчиненными. Я что-то слышал о единоначалии. Вероятно, я что-то пропустил, его уже не существует. — Чем дальше, тем больше Моутелик убеждал меня, что мое первоначальное суждение о нем как о забитом человеке, вероятно, будет ошибочным.

— Я выразился недостаточно ясно. Мы беседовали о положении в роте, о том, чем могут помочь члены Союза молодежи, чтобы работа улучшилась. Чтобы не получалось так, что один работает как вол, а другой прохлаждается. Наверняка они бы только приветствовали, если бы им побольше доверяли и если бы на них лежало и больше ответственности.

— К этому прибегают часто, но когда речь заходит о деле, то все остается по-старому. Пару раз я это попробовал, и результаты оказались слабыми, — сказал Моутелик.

— Боюсь, что ты больше не пробовал, чем пробовал.

— Другими словами, мне следовало бы лучше организовать работу, повысить требования к подчиненным, не стараться все делать самому и быть более требовательным? — спросил он с оттенком иронии в голосе.

— Да, приблизительно это я и хотел сказать, — признался я.

— На словах все просто, — отрубил он. — А на деле все значительно сложнее. Но все равно я благодарю вас. Вы первый в батальоне человек, кто проявил ко мне столь глубокий интерес.

Мы стояли у двери его квартиры. Моутеликова, услышав голос мужа, открыла дверь, а когда увидела меня, не удержалась, чтобы не съязвить:

— С сегодняшнего дня вы лично будете приводить моего мужа домой?

— Не буду, — ответил я, сделав вид, что не замечаю ее язвительного тона. — Я придумал кое-что получше.

— А что именно, не скажете ли мне? — спросила она равнодушно.

— Да нет. Я еще не знаю, получится ли. Желаю вам доброй ночи, — сказал я и поднялся на этаж выше.

Утром, уходя в часть, я спросил у Лиды:

— Так как, собственно, у вас закончилось дело с заместителем директора Беранеком?

— Мальчика он уже не бьет, а школа все же выедет на природу. Директор школы обратилась куда следует.

— Так что если я теперь обращусь к нему за помощью, то он охотно мне поможет или выгонит меня?

— Думаю, второй вариант предпочтительнее. Если, конечно, ты не скроешь свое настоящее имя под псевдонимом. Что ты хочешь попросить у него? — Любопытство не оставляло Лиду в покое.

— Место для Моутеликовой. Если я не ошибаюсь, Беранек — заместитель директора по экономическим вопросам.

— Ты придерживаешься принципа, что жильцы одного дома должны друг другу помогать? — спросила Лида.

— Я придерживаюсь принципа, что политработник должен заниматься и такими вопросами.

— Особенно когда речь идет о всем известной красавице, не так ли? — заметила Лида.

Я воспринял это как не совсем удачную шутку, поцеловал Лиду в лоб и, прежде чем уйти, заглянул в детскую на безмятежно спящих мальчиков, которые через минуту будут разбужены, так как и для них уже настало время подниматься.

Я набрал телефонный номер завода, и, когда девушка на коммутаторе соединила меня, на другом конце провода ответил сам инженер Беранек.

Я представился и при этом очень старался, чтобы моя речь звучала решительно. Затем я спросил, сможет ли он принять меня.

Мы договорились на три часа дня.

Я уже собирался положить телефонную трубку, когда заместитель директора как-то неуверенно проговорил:

— Извините, товарищ поручик, я плохо расслышал ваше имя.

— Поручик Шебек, муж учительницы Шебековой. — Я подтвердил ему то, чего он, судя по всему, не хотел бы слышать. — Но мой вопрос совсем не связан со школой, — добавил я, и у меня создалось впечатление, что я услышал, как у абонента камень с души свалился.

Инженер Беранек принял меня так, как обычно принимают представителей вышестоящих органов. С излишней любезностью он усадил меня в кожаное кресло, и не успел я устроиться в нем, как секретарша принесла кофе и коньяк. Но коньяк только для меня, сам он извинился, сославшись на состояние здоровья. Беранек с похвалой отозвался о сотрудничестве воинской части с их заводом и затем предоставил мне возможность рассказать об инженере Моутеликовой, которая не может в нашем городе найти работу в соответствии со своим образованием. Когда я закончил, Беранек с минуту помолчал, а затем предложил мне один из вариантов решения этого вопроса.

Через четыре месяца, после ухода на пенсию одного из сотрудников, освободится должность работника планового отдела, для замещения которой необходимо образование инженера-экономиста. На эту должность хотели назначить работника без соответствующего образования, но если взять Моутеликову, то это, пожалуй, будет наиболее правильным. В случае если Моутеликова пожелает приступить к работе сейчас, ей могут подобрать временную работу.

— Было бы хорошо, если бы вы сообщили Моутеликовой, чтобы она зашла в отдел кадров. А я дам соответствующие указания заведующему отделом.

— Мне бы не хотелось этого делать. Лучше было бы, если бы она не знала о том, что я за нее хлопотал, — сознался я.

— Понимаю, — согласился Беранек. — Заведующий отделом кадров придумает что-нибудь.

— Я очень благодарен вам, товарищ заместитель директора! — сказал я восхищенно и собрался уходить. Ответственным работникам все-таки не следует попусту тратить время.

— И я хотел бы кое о чем попросить вас. Мне хотелось бы извиниться перед вашей женой. Она хорошо знает за что.

— Я могу ей это передать, — сразу же согласился я.

— Видимо, мне следовало бы это сделать самому, — засомневался он.

— Я думаю, что будет достаточно, если это сделаю я.

Беранек был этим вполне удовлетворен и проводил меня до лифта.

И я был удовлетворен, главным образом, тем, как быстро и гладко мне удалось найти работу для Моутеликовой.

— Я всегда считала, что от политработника мало проку, — два дня спустя заявила Моутеликова, как бы случайно встретившись со мной на лестнице. — Конечно, бывают исключения, и вы относитесь к их числу.

Я смерил ее взглядом, который следовало бы отнести к разряду вопросительных.

— Сегодня я устроилась на то место, о котором вы хлопотали. Не думайте, никакие это не золотые горы. Зарплата так себе, и с премиями тоже не разбежишься. Тысчонка за квартал. Но добрая воля у вас была.

— Мне обещали… — слегка заикнулся я.

— Обещали и забыли, товарищ поручик. Но в другом правда. Мне сказали, что я пользуюсь вашим особым расположением. Политработник — и хлопочет о жене своего подчиненного. Наверное, они подумали, что… Разумеется, я решительно опровергла эти предположения. Но чего нет сегодня, может произойти завтра, не правда ли?