— А куда бы ездили на каникулы мои внуки? Об этом ты не подумал, а? Ступай отсюда, Кодеш, и больше с этим ко мне не приходи. Иначе у меня возникнет подозрение, что ты с этого дела хочешь получить обещанный процент. «До самой смерти»! Черт возьми, какие страшные слова!

Мужчина по имени Кодеш с расстроенным видом вышел из калитки, и я сделал вывод, что жизнь — это самый искусный писатель, режиссер и драматург сразу. Наступил подходящий момент для моего выхода на сцену.

— Добрый день, пани Новакова, — обратился я к все еще возбужденной разговором женщине.

— Если вы, молодой человек, тоже хотите купить этот дом, то не закрывайте за собой калитку, — не ответила на мое приветствие Новакова. — С тех пор как я осталась одна, беда мне с этими покупателями!

— Я от вашего зятя, — пытался я сразу перешагнуть через самое страшное.

— У меня нет никакого зятя! — осадила меня Новакова.

— Да нет же, пани Новакова, есть! Надпоручик Ванечек. Я… — пытался я найти подходящее слово, — его товарищ…

— У меня нет дочери, значит, не может быть и зятя. Напрасно усердствуете.

— А внуки у вас есть. Петра и Тибор. — Я был немилосерден.

Женщина растерялась: я использовал ее растерянность, чтобы подойти к крыльцу и сесть на лавочку. Она последовала моему примеру. Меня пробирала дрожь, отчасти от холода, отчасти от нервного напряжения.

Воцарилась тишина, и, на удивление, первой эту тишину нарушила Новакова.

— Как они себя чувствуют? — спросила она тихим голосом.

— Как без мамы.

Новакова еще больше растерялась, и было видно, что она смягчилась.

— Им нужна бабушка, — сказал я чуть слышно.

— Этого парня я видеть не хочу. Из-за него погибла моя единственная дочь.

— Это же был несчастный случай, пани Новакова.

— Ездил как сумасшедший, я ему всегда говорила.

— Он ехал очень осторожно, и вы это отлично знаете.

— Кто же ухаживает за детьми?

— Он.

— Этот? — произнесла Новакова с удивлением. — Он же не мог себе даже чай заварить!

— Уже научился. И не только чай. И постирать, и погладить.

— А когда же он все это делает? Из-за своей военной карьеры он не бывал дома даже по воскресеньям.

— Вы несправедливы к нему.

По Новаковой было видно, что она хотела бы возразить, но вместо этого она пригласила меня в дом.

В тот день я вернулся домой поздно ночью. Но не успел я вставить ключ в замок, как Лида открыла мне.

— Ну как дела? — спросила она еще в дверях.

Я аккуратно закрыл за собой дверь и, стараясь подражать нашим ребятам, поднял указательный палец правой руки вверх, сказав:

— Прекрасно!

Лида порывисто обняла меня.

Рано утром ребята залезли к нам в постель и разбудили нас. Это считалось вполне нормальным явлением. Но то, что надпоручик Ванечек уже в десять часов утра вышел с детьми на прогулку под нашими окнами, уже не было нормальным.

Я решил снять напряжение, которое владело им. Спустившись, я строгим голосом произнес:

— Пассажирский поезд из Пльзеня, прибытие в 15.29, завтра, то есть в понедельник.

— Елки-палки, а у нас дома все вверх дном! — воскликнул Ванечек, схватил детей за руки и пустился с ними домой.

— Дети, завтра приедет бабушка! — донеслись до меня его слова.

— Бабушка приедет! — повторили за ним дети.

Когда Ванечек исчез из поля зрения, я при активной помощи своих детей начал помогать Лиде наводить порядок. После обеда я решил побеседовать с мальчишками, убежденный, что с завтрашнего дня они станут тихие, как овечки.

— Так что, как вы ведете себя в детском садике? — дипломатически начал я.

— Лучше и быть не может! — воскликнули они в два голоса.

Это было мое любимое выражение, и, ответив так, они меня обезоружили.

— А я вот слышал совсем другое, — пытался я воспрепятствовать такому разоружению.

В ответ ребята спели детскую песенку. В нужных местах они тянули дуэтом и строго выдерживали ритм.

— Действительно, хорошо, — не мог я не похвалить их. — Но говорят, что вы много шалите.

Ребята поняли, что я пытаюсь загнать их на тонкий лед, и начали рассказывать стихотворение о принцессе, которая на каком-то балу потеряла коралловые бусы, а ее отец, старый король, пытался почему-то свалить вину на Гонзика.

На этот прием я не поддался. Они выучили это стихотворение, когда еще были совсем маленькими, и теперь пытались вывернуться за счет старой славы.

Наступил самый благоприятный момент, чтобы они получили по заслугам. Но тут я вспомнил, что если хочу увидеть Гоштялека и состязания местных команд, то уже пора собираться. Футбол я люблю, но не отношу себя к тем болельщикам, которые не могут без него прожить и недели. Учитывая, что турнир в нашей части должен был проходить до среды, я считал необходимым побывать на нем. Кроме того, меня тянуло туда предчувствие чего-то неприятного.

Когда я сказал Лиде о своем желании, она не очень удивилась, однако категорически отказалась разрешить мне взять с собой детей. Достаточно того, что они говорят нехорошие слова, зачем им учиться еще ругаться?

Старожилы утверждали, что с тех пор, как по случаю пятидесятилетней годовщины основания футбольного клуба в Милетине играла «Славил» в полном составе, здесь никогда не собиралось столько болельщиков, как сегодня. Турниры, правда, всегда привлекали внимание, однако на этот раз здесь был еще и Гоштялек.

Но когда среди появившихся на поле игроков болельщики не увидели Гоштялека, по их рядам прокатилась волна возмущения.

— Не поставили его! — начали они горевать.

— Да нет, поставили! — воскликнул кто-то. — Вон тот, с ежиком!

— Что же это сделали с его головой? — почти расплакалась молоденькая девчушка, стоявшая возле меня.

Болельщики все больше и больше проявляли нетерпение, выражавшееся в их все усиливающемся свисте.

Гоштялек был незаметен на поле не только из-за того, что ему остригли волосы, но и по игре.

Судья тоже внес некоторое смятение, назначив незадолго до окончания матча пенальти в пользу хозяев стадиона. Гоштялек отправился бить пенальти и послал мяч мимо штанги в сторону стоянки автомашин. Любой неграмотный болельщик, а таких у нас вроде бы и нет, должен был понять, что он сделал это умышленно. Матч закончился с нулевым результатом, и зрители расходились недовольные.

В понедельник стали искать виновника. Гоштялек заявил, что вчера был не в форме, и неудивительно, потому что командир роты целую неделю гонял его как Сидорову козу. Стрижка добила его окончательно. С новой прической он потерял свою индивидуальность, потому и не сумел реализовать пенальти.

Поиски виновника, разумеется, привели ко мне. Новость, что в деле Гоштялека замешан этот новый политработник, быстро разнеслась по ротам, в батальоне, в полку и, могу сказать с уверенностью, дошла до дивизии. Многие стали коситься на меня.

— Я думал, что у меня будет толковый замполит, — с недовольством процедил Индра сквозь зубы.

— К этому стремлюсь, — заметил я, кажется, тоже сквозь зубы.

Вечером, открывая дверь нашей квартиры, я был не в лучшем настроении. Оно еще больше упало, когда я обнаружил, что Лиды с детьми нет дома. Для такого, довольно редкого, случая у меня были подробные инструкции — заглянуть в холодильник и приготовить себе ужин. Сегодня же у меня не было аппетита.

Я включил телевизор и с удивлением заметил, что уже началась вечерняя сказка для малышей. Ни разу еще не случалось, чтобы Лида с детьми не возвращалась до начала вечерней сказки. Они пришли только в конце последних известий; ребята были сильно возбуждены, а Лида — совсем наоборот.

— Свари детям кашу! — воскликнула она и рухнула рядом со мной в кресло. — Мне нужно хотя бы десять минут, чтобы прийти в себя.

Я сварил кашу, которая в целом мне удалась. Потом, чтобы побыстрее уложить детей спать, мы с Лидой вместе покормили их. Я предложил сам почитать им сказку на ночь, что Лида восприняла с большой благодарностью.