Прошу простить, что потревожил вас. Как сказал один из персонажей, находящийся с вами в некотором родстве, я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие. Увы, действительно очень неприятное. Сегодня в Санкт-Петербурге было разгромлено восстание против нового царя...

Подколесин. Разгромлено? И слава богу! Экие, право, наглецы... Однако ж, господа, вы могли и не беспокоить меня ради такого известия: я только-только уснул, да так сладко, и вот – извольте... Степан! Никого больше не пускать!

Фекла. И правда, батюшка, что это ты вздумал людей попусту тревожить? Мы тут с Агафьей Тихоновной как раз порешили приданое проверить: не приведи господи, мыши чего погрызли...

Агафья. Ну, будет тебе! Идем, Фекла Ивановна! Вон еще сколько не пересчитано да не пересмотрено!

Жевакин. Известие, о коем вы сообщили, милостивый государь, весьма и весьма прелюбопытное. Но должен сказать вам, что в мире случается кое-что и поинтереснее. Когда стояли мы с эскадрою в Сицилии, служил у нас мичман по фамилии, представьте себе, просто Дырка. Так вот, судари мои...

Гена. Да ну их, Архип Архипыч!

Наши герои снова в одиночестве.

Профессор. Лаконично сказано, Гена, но справедливо. Ну их!.. Да, как видишь, сонное царство даже не всколыхнулось. И если угодно, в том-то и гений Гоголя, что он выбрал для комедии «Женитьба» именно такой сюжет. Завершись она счастливой свадьбой, не соверши Подколесин своего нелепейшего прыжка в окно, возникни в жизни героев нечто незаурядное, интересное, романтическое, – разве удалось бы Гоголю так разоблачить эту жизнь?

Гена(сдаваясь или, вернее сказать, наконец понимая). Вообще-то, наверное, нет...

Профессор. Да не «наверное», а совершенно точно. Правила сюжетостроения чрезвычайно многообразны, и сюжет – это не просто череда внешних событий, а раскрытие характеров. Характеры в движении. Сюжет – возможность с наибольшей полнотой понять, что за люди автором изображены и почему они именно такие. Отчего, например, в жизни Подколесиных и Кочкаревых решительно всё, даже столь естественные вещи, как любовь и женитьба, приобретает дикие, нелепые формы? Вот Гоголь и ответил: потому что сама жизнь этих людей ненормальна. Пуста. Вернее, опустошена. Поэтому «Женитьба» с ее таким, казалось бы, нехитрым сюжетом сказала о современной действительности не менее насмешливую и жесткую правду, чем «Ревизор».

Гена(честно, за что ему надо отдать должное). Да, на этот раз вы меня победили.

Профессор. Очень жаль, если так. Я-то хотел тебя убедить...

Второе путешествие начинается точно так же, как первое: открывается дверь, входит Гена – и...

Гена. Архип Архипыч, здрасте! (Но профессор почему-то не откликается.) Архип Архипыч! Да это же я, Гена!.. (И снова молчание.) Чем это вы там так увлеклись?

Профессор. А, Геночка? Извини, зачитался... Представь себе, некий безымянный автор сочинил статью под названием: «Географическое описание о Царстве Стихотворства»...

Гена (очень подозрительно). О чем, о чем? Ну-ка, покажите! Ничего себе! Это что же, он, значит, нам с вами подражать решил? Ведь у нас в Стране Литературии тоже Царство Поэзии есть!

Профессор. Насколько я помню, у нас-то не Царство, а Республика Поэзия.

Гена. Какая разница? Все равно похоже!

Профессор. Вот это верно. И именно сходство меня так заинтересовало. Слушай, что здесь написано: «Царство Стихотворства окружается с северной стороны Океаном Наук и омывается двумя славными реками, из которых одна именуется Рифмою, а другая Рассуждением. На границах сего Царства стоит Подражание, провинция весьма обширная, но бесплодная...»

Гена. А уж это-то ваш безымянный у нас просто спер!

Профессор. Гена, Гена! Выбирай выражения!

Гена. Ну... позаимствовал. Вот хитрюга! У нас Провинция Эпигония есть, а он чуть-чуть переделал – и пожалуйста: Провинция Подражание! Хорош! Это ему еще повезло, что он догадался свое имя скрыть, а то бы я ему показал!

Профессор. Положим, это как раз было бы затруднительно. Ты глянь на журнал, где напечатана эта статья.

Гена. Давайте... Ух, какой зачитанный, того и гляди рассыплется. И название почти стерлось... Что тут написано? «У-е-ди-нен-ный пошехонец»... (Смеется.) Вот так названьице! Где ж это такое чудо издали?

Профессор. В Ярославле. Но любопытнее, по-моему, не где, а когда.

Гена. «1786 год»... Ну и ну! Это что же? Двести лет назад?

Профессор. Совершенно верно. Замечательно, правда?

Гена. Чего ж тут замечательного? Совсем наоборот... (Он очень разочарован.) А я-то думал... Понимаете, я ведь всем нашим ребятам говорю, что мы с вами это самое Царство Стихотворства, ну, то есть Республику Поэзию, первыми придумали. Как и все остальное. А, оказывается, оно вон уже сколько времени существует. Только называлось по-другому. Выходит, я зря хвастался?

Профессор. Чудак! Нашел чем огорчаться! Да ведь в том-то и дело, что мы с тобой не придумали эту область Страны Литературных Героев. Как не придумали Королевство Плаща и Шпаги, Великое Царство Смеха, Город Чудаков... Мы их открыли – понимаешь разницу?

Гена. Как же это открыли, когда вон двести лет назад уже...

Профессор(не дослушав его). Да, да! То, что там до нас уже кто-то побывал, это еще одно подтверждение, что все эти земли существуют на самом деле. И могло ли быть иначе? Ну, сам подумай, если бы они существовали только в нашем воображении, разве могли бы мы по ним путешествовать?

Гена(эта простая мысль, как видно, его утешила). Вообще-то, да... Я об этом как-то не подумал;

Профессор. То-то и оно! Эх, ты, первооткрыватель, то есть, нет, первопридумыватель! Вот слово – и не выговоришь... Кстати, Гена, а не кажется ли тебе, что наш «Уединенный пошехонец» подал нам добрый совет? Мы ведь давненько не захаживали на территорию Республики Поэзии. Может, махнем?

Гена. А что? Это мысль!

Профессор. Отлично. Только куда именно? Республика-то велика!

Гена. Хорошо бы в какую-нибудь поэму попасть, чтоб подлиннее была и чтоб в ней много чего-нибудь происходило. Лучше – чего-нибудь необыкновенного. Лермонтовский «Демон», например, – чем плохо?

Профессор. Не только неплохо, но просто замечательно... Только знаешь ли... гм... не сложно ли это для тебя будет с непривычки?

Гена. Это почему же с непривычки? Что ж, я стихи, что ли, читать не умею?

Профессор. Как знать, как знать... Ладно, не обижайся. Отправимся в поэзию Лермонтова, однако сперва все-таки не в «Демона». Начнем для разведки с одного очень известного стихотворения, с такого, которое всякий знает наизусть...

Сказано – сделано. Правда, там, где очутились наши герои, ничто и не напоминает о поэзии. Слышен занудный голос учителя и полусонный шелест класса.

Учитель. Господа! Тише! Еще тише! Постников Иван, потрудитесь не толкать локтем Голикова Алексея! Мозгов Николай, потрудитесь не смотреть в окно! Иванов Павел, если вы и далее будете разговаривать, после классов пойдете в карцер!..

Гена. Мы что, Архип Архипыч, не туда попали? Это же просто обыкновенная старая гимназия!

Профессор. Да. В данном случае та, которую смешно и сердито изобразил писатель Влас Дорошевич, – он был, да будет тебе известно, очень знаменит в начале нашего века. И ты прав: по его мнению, действительно самая обыкновенная. Заурядная.