Я и так называемое Искусство Смерти начал изучать лишь из‑за того, что его запретили, и мне стало жуть как интересно ‑ почему? Почему нельзя? Почему, если это заложено самой природой? Почему?! Почему считается, что энергию нельзя преобразовывать? Почему нельзя, если все‑таки можно? Почему нельзя заменить экстракт Генария на цвет Одулиса? Почему нельзя, если в составленной мною таблице ингредиентов это вполне можно сделать? По‑че‑му?!! "Почему" было моим любимым словом с самого детства. Я мог довести кого угодно до белого каления, но я не виноват, если мне интересно. Все, чего хотел от жизни, это ‑ экспериментировать. Сколько себя помню, столько я возился с различными зельями, настойками, экстрактами, растениями. Мне всегда нравилось создавать, а не разрушать. Созидание есть жизнь! Узнав о своем Даре, я сделал все, что только можно, чтобы попасть в Гильдию Видящих, и я попал. Только на тот момент еще не заметил происходящих с моим мировоззрением изменений. Впрочем, сейчас я осознаю, но не могу принять. Я каждый раз старательно отгоняю все связанные с этим мысли, как и сейчас.

Вернувшись к своему десятку, я уселся в сторонке и принялся ждать, когда та бурда, которую готовит Лирт (сегодня его очередь кашеварить, завтра будет моя, наконец, соизволит дойти до кондиции. Наверное, зря ждал. Скорее, не наверное, а точно зря ждал! Проглотив пару ложек непонятной субстанции, я этим и ограничился ‑ даже несмотря на тренировки Карста и просто немыслимую трату сил на них, я так и не сподобился привыкнуть к здешней пище. Нет, вернее, я не сподобился привыкнуть к тому, как готовят некоторые индивидуумы нашего десятка. Пара человек вполне и вполне умели пользоваться выданными им продуктами, но такие, как Лирт, заставляли мой желудок судорожно подкатываться к горлу в попытке освободиться от той бурды, которую я в него закинул. Остальные служили уже не первый месяц, а многие больше года, и поэтому успели привыкнуть, но у меня создалось впечатление, что я быстрее загнусь от местной пищи, нежели привыкну к ней. Вообще, странно меня как‑то распределили. Большинство новичков были организованы в отдельные десятки под управлением кого‑то из "старичков", который их и гонял. Меня же, наоборот, запихнули в полностью сформированный десяток, уже продержавшийся в таком составе не один бой, и вдобавок делали "многоруким" ‑ явно берегут, но почему? Если Арвард местный генерал, то какого демона он так задушевно разговаривал со мной? Почему он выбрал именно меня? Чем я отличался от всех остальных? Или где‑то прокололся до этого? Узнали, кто я, или тут замешано нечто другое? Почему Арвард сразу посвятил меня в свою "мечту"? Да и вообще, даже если все это опустить, то, по мне, вполне можно было распределить меня с другими новенькими. Карст попросту мог меня забирать из моего десятка и тренировать, но нет, распределили целиком и полностью под его командование. Также мне было крайне интересно, почему из прибывших со мной людей и после отбирались группы и отправлялись куда‑то дальше? Куда они отправлялись? Куда уезжали отобранные группы? И по какому принципу отбираются эти группы? Проверяют? Как? А меня проверяли? Нет? Или проверяли? С чего я тогда так откровенничал с Арварлом? Или все же не проверяли? Ведь под всеми известными мне "зельями дознания" наступает полная апатия, а тут я вполне адекватно соображал… хотя… нет… да… или нет?

У меня чуть мозги не задымились от напряжения. Прокрутив ситуацию со всех сторон, пришел к выводу, что зелье вполне могли усовершенствовать. Кто? Глупый вопрос. Я сам сегодня помогал двум Видящим с новым видом зелья, более мощным, так кто тогда поручится, что они уже не проделали схожую работу с тем же зельем Дрига, "зельем правды", как его принято называть? Вот только какой‑то дурак кричал, будто такое попросту невозможно, вроде как зелье уже совершенно. Идиотизм? Вполне. Нет предела совершенству и нет ничего невозможного… в приемлемом смысле этого слова. Что‑нибудь такое эдакое я придумать смогу, но вот если смотреть на вещи реально, то невозможного просто не существует, есть лишь такие понятия, как "мало знаний" и "недостаточно энергии". Под эти два понятия можно подогнать все "невозможное". Ведь когда‑то и Видящие считались легендой, а теперь у этой легенды есть своя Гильдия и свой Совет.

Анализ. Итог.

Отступление третье

В самом сердце Акарнии, там, где уже несколько тысячелетий не ступала нога человека, медленно брели две фигуры. Обе фигуры были закутаны с ног до головы в плащи, белые, со странной черной орнаментальной вязью, которая по краям плащей поднималась снизу до капюшонов. Палящее солнце и раскаленный песок под ногами им, казалось, ничуть не мешали. Фигуры неторопливо брели по месту одного из величайших сражений человечества, месту, ставшему за минувшие века обыкновенной пустыней.

‑ Сс`аргас! И почему Первый для этой миссии выбрал именно нас? ‑ неожиданно и недовольно вопросила одна из закутанных в одежды фигур.

‑ Тимс, ты опять начинаешь? Я тебе когда‑нибудь из‑за твоего нытья голову оторву ‑ глухо, отозвалась вторая фигура. Голос был какой‑то… нереальный. Казалось, вместо прямых слов слышится эхо, причем в которое вписаны гулкие удары по металлу. Совершенно невозможное сочетание для обычного человека.

Если одежды у этих двоих были одинаковые, то внешне они сильно отличались. Тот, кого назвали Тимсом, возвышался над своим спутником на добрый аршин, хоть и имел пусть и высокий, но вполне человеческий рост, а вот второй, несмотря на свою почти карликовость, чуть ли не на целую сажень был шире в плечах. И если Тимс еще вполне подходил под определение "человек", то о его спутнике такое и близко нельзя было сказать.

‑ Господин Листер, это ведь так скучно! ‑ уныло протянул Тимс. ‑ И почему Акарнии все так боятся? Глупые людишки.

‑ Ты тоже человек, ‑ без каких‑либо эмоций произнес Листер.

‑ Не будем о грустном, ‑ хмыкнул Тимс. ‑ Вот завершим это задание, и я опять вернусь к своим картинам, пусть следующее выполняет кто‑нибудь другой.

‑ Картины? Что ‑ картины? Я продолжу свои эксперименты! ‑ слова были произнесены все тем же глухим голосом, но в них прорезались хоть какие‑то эмоции.

‑ Все бы вам эксперименты ставить, истинная красота запечатлена в произведениях искусства!

‑ Совершенно бесполезная вещь.

Последующие полчаса показали, что спор об искусстве между этими двумя возникал не в первый и, видимо, далеко не в последний раз. Лишь когда на границе видимости появилось странное, сильно перекореженное строение, спорщики замолчали. Остановившись, они некоторое время разглядывали здание, после чего вновь зашагали, но уже без слов.

‑ Снизу, ‑ произнес Тимс.

‑ Он твой, ‑ безразлично отозвался Листер.

‑ Хорошо.

Тимс остановился, и в ту же секунду перед ним появилась легкая дымка, а затем из нее резко проступила энергетическая печать, представлявшая собой невообразимо сложное сочетание линий, наложенное на пентаграмму. Стороннему человеку она могла показаться неким хаосом линий и странных букв. Мягко пульсируя синим светом, печать опустилась на песок, а вслед за ней опустился и Тимс. Встав на одно колено рядом с печатью, он дотронулся ладонью до ее центра. Секунду‑две ничего не происходило, а затем от печати во все стороны устремились цепочки символов и десятки линий, а еще через пару мгновений на песке пульсировала печать радиусом более двух десятков саженей.

‑ Как глупо, ‑ равнодушно произнес Листер, стоя рядом с Тимсом, ‑ глупо и расточительно.

В следующую секунду из‑под руки Тимса вырвался поток синего света, через полсотни саженей вонзившийся в землю. Едва это произошло, как окружающую местность сотрясло ужасающим грохотом. В месте, где поток скрылся под землей, единым разом, к небу устремились острые каменные пики, поднимая в воздух тучи песка и не только песка. Пронзенный насквозь, подвешенный в воздухе, на пиках извивался огромный червь. Жуткий рев разносился по пустыне, хвост, который не попал под удар каменных пик, раз за разом оглушительно бил по земле, наполняя воздух песком.