Выглянул и сразу увидел двух стражников, едущих немного сзади и сбоку от моей повозки. Причем, если я оглядел их довольно заинтересованно, ответной реакции вообще не последовало. Меня для них словно не существовало. Захард с ними! Мы люди не гордые, бывали времена, когда и заплесневевший хлеб, найденный в помойке, казался изысканным деликатесом. Единственная волна гнева, поднявшаяся у меня в душе, относилась лишь к тому, что эти охранники были "чистюлями", такие люди сразу бросаются в глаза и жутко меня бесят. В целом же, кроме охранников на лошадях, и смотреть было не на что. Скорее всего, я ехал, вернее, отлеживался в последней повозке, и, вероятно, пока у меня не будет достаточно сил, лежать мне здесь одному.

Отползя от края, предварительно тщательно закрыв просвет, забился в самый угол повозки вместе с подушкой и одеялом, где вскорости уснул.

Так продолжалось дня три, я только и делал, что спал, ел, пил и снова спал. Чаще всего еду и питье я находил рядом с собой, едва просыпался, и лишь всего пару раз видел, как мне ее приносила девушка. Которая так больше со мной ни разу и не заговорила, хотя иногда оставалась рядом, и в такие моменты я использовал все свое красноречие, разливаясь соловьем, рассказывая многочисленные истории из моей жизни. Девушка молча слушала, иногда улыбалась и даже пару раз мелодично смеялась, но никогда не говорила и не отвечала на мои вопросы. Если же я начинал сильно настаивать, она просто все так же молча уходила. Именно поэтому вскоре я перестал задавать ей какие бы‑то ни было вопросы, и после этого она с каждым днем стала все больше и больше времени проводить рядом со мной.

Отдельная история была с походами по нужде. Использовать стоящее в повозке ведро я категорически отказывался, и поэтому, едва проснувшись после памятного разглядывания стражников, благо караван в это время стоял на привале, выбрался наружу. Вернее будет сказать, выпал. Никто не сделал ни единой попытки помочь мне встать, поэтому я, скрипя зубами и превозмогая накатывающуюся волнами слабость, все‑таки смог принять вертикальное положение. Оно, это положение, оказалось крайне неудобным, из‑за чего мне пришлось поспешить. Кое‑как переставляя ноги и качаясь из стороны в сторону, добрался до первых кустов, которые поспешно обошел, чтобы в изнеможении прислониться к растущему за ними дереву. Я так не уставал, даже когда слегка перебарщивал с тренировками, будучи учеником Гильдии Видящих, а это многое значило. Сделав свои дела непосредственно возле дерева, я, тяжко вздохнув, двинулся обратно к повозке.

Пока шел, пригляделся ко всему каравану в целом. Он был довольно большим, но крытые и большей частью открытые повозки были до предела нагружены средними по размеру мешками. И, как стало понятно из возни людей рядом с ними, в них находилась разнообразная крупа. Видимо, все это предназначалось солдатам, а если учесть, что никто особо не заботился о сохранности товара и моем присутствии здесь, то с уверенностью можно было предположить, каким именно солдатам должны достаться эти продукты. Да уж… солдатам.

Когда я вновь оказался на своем месте, сил не осталось даже посетовать на тяжкую судьбу. Опять забившись в оккупированный мною угол, старательно завернулся в одеяло и, расслабившись, почти сразу уснул. Люблю сон. Когда спишь, все проблемы отходят на задний план, а если снится кошмар, то стоит только проснуться и понять, что это был всего лишь плохой сон, как накатывает эйфория, и ты, расслабившись, вновь засыпаешь. Сон ‑ это легкий и действенный способ убежать от жестокой реальности. Помнится, в детстве, будучи сильно голодным, я иногда просто находил себе теплое место и засыпал, чтобы переждать ночь, а с утра найти хоть какой‑нибудь еды. В такие моменты сон особенно необходим, и ты начинаешь понимать настоящую ценность этого процесса.

Как и раньше, в детстве, когда были наиболее тяжелые дни, я ограничивал реальность сиюминутной, даже сиюсекундной действительностью, не задумываясь о будущем. С удовольствием ел, с не меньшим удовольствием спал и с огромным удовольствием рассказывал истории своему персональному Ангелу. С каждым днем я становился все сильнее и сильнее и уже на пятый день, тайком, стал делать по утрам и перед сном небольшую разминку, остальное же время старательно изображал из себя больного человека, но рано или поздно все заканчивается. К ночи десятого дня мы, наконец, достигли Мертвого Легиона.

Едва это случилось, как все дни равнодушные стражники заметно оживились и с помощью своих копий заставили меня выползти из телеги, после чего отвели к еще десятку стоявших рядом людей. Видимо, это были мои собратья по несчастью. Вернее, оставшиеся собратья, многих уже увели вглубь лагеря. Некоторое время мы простояли под надзором стражников. Я же снова чувствовал себя больным, сам не знаю почему. Слегка кружилась голова, мысли путались, чуть тошнило и хотелось спать. Кстати, что весьма странно, я совершенно не помнил весь прошедший день. Вот, вроде, проснулся и "вжик", добро пожаловать, мы приехали. Куда делись почти двенадцать часов?

Мои мысли оборвались с приходом какого‑то невзрачного, маленького человечка. Бросив пару рубленых фраз охраняющим нас солдатам, он сделал в нашу сторону странный жест рукой. Лишь когда стоящие рядом со мной люди неуверенно потянулись вслед за уже уходящим куда‑то в темноту человеком, я сообразил, что жестом руки он приказывал следовать за ним. Так‑с… у меня точно какие‑то проблемы с головой, раз не смог понять такой простой жест, но из‑за чего? Ведь я еще несколько дней назад полностью выздоровел! Неуверенность моих спутников передалась и мне, поэтому шел, постоянно озираясь и вообще крутя головой из стороны в сторону. Смотреть было совершенно не на что, но меня это ничуть не смущало, просто не мог идти спокойно, из‑за чего внимательно всматривался в сидящих у костров людей и просто проходящих мимо. При этом и сам не знал, что именно подсознательно ожидал увидеть.

Столько всего слышал про Мертвый Легион и так его боялся, но теперь, увидев, даже почувствовал некоторое разочарование. Все люди были как люди… разве только несколько более напряженные, но так это можно списать на множество различных факторов. В общем, Мертвый Легион мне показался не таким уж и страшным местом. Вернее будет сказать, САМ Легион не выглядел страшно, но не стоило забывать о том, что никто еще не выживал здесь более четырех лет из пяти необходимых. Когда же я соизволил вновь обратить внимание на нашего провожатого, выяснилось, что мы уже пришли.

* * *

Я угрюмо сидел возле костра в окружении точно таких же угрюмых лиц. Никто из этих десяти бедолаг, привезенных сюда вместе со мной, даже рта не раскрывал, лишь один парень, немногим старше меня, сидел и тихо плакал. Для них Мертвый Легион ‑ это… Мертвый Легион. Смерть максимум через полгода‑год. Люди, сидящие рядом со мной, тоскливым взглядом смотрели перед собой. Они считали себя уже кончеными людьми… в целом, я о себе думал почти так же, но, по крайней мере, умудрился сбежать из лап Гильдии и, а это главное, Совета Империи. От таких мыслей даже несколько приободрился: сразу показалось, что не все так плохо, ведь всегда может быть хуже. Тем более, странное, несколько необычное состояние постепенно прошло, и я стал чувствовать себя вполне здоровым. Только интересно, что все‑таки со мной было?

Неожиданно за моей спиной раздалось легкое бряцанье, и, подняв взгляд, до этого устремленный в костер, я увидел, что нас окружили люди Легиона. Напротив меня, за спиной плачущего парня, стоял мужик ростом больше целой сажени, широкоплечий, с хищным выражением лица, при этом его глаза смотрели на меня необычайно цепко.

‑ Ты! ‑ ткнул мужик пальцем в меня. ‑ Пойдешь со мной! ‑ Его голос напоминал раскаты грома, вызывать его ярость я не хотел, поэтому поднялся и послушно поплелся следом. Да и что он мне сделает? Пытки? Только Видящий, лишенный способности управлять энергией, мог понять испытываемую моей душою боль, любая боль физическая будет просто спасением… Ладно, это немного отдает пафосом, но ведь страшно же идти за таким громилой, да еще не зная куда. С другой стороны, если он меня убьет, то моя смерть наступит просто немногим раньше, чем я предполагал, но не более. После таких рассуждений мной овладело мрачное удовлетворение, поэтому, когда идущей впереди меня гигант оглянулся, он увидел на моем лице лишь злобную ухмылку и никаких признаков страха.