Змей

Уходит длинной лентою река,
Среди лугов, холмов, лесов синея,
Служа немым изображеньем Змея,
Что спит и спит и будет спать века.
Лишь дышут зыбью сильные бока,
Там чешуя, волнообразно млея,
Мгновения подъятия лелея,
Горит и манит взор издалека.
Покошены кусты душистой кашки,
Вольнее ходит ветер по траве.
Толкачики на службе, как монашки.
Чирикают кузнечики в овражке.
Но Змей заснул. Лишь сны его, в плотве,
Сверкают вкось по влажной синеве.

Ласточка

О чем, летая, ласточка щебечет?
Слепляя грязь в уютнейший домок,
Выводит в нем малюток в краткий срок,
Сама – мала, но и смела, как кречет.
При встрече с ней вороне выпал нечет.
Касатка мчит. Та – карк! – и наутек.
И вновь поет, прядет, струит намек,
Летит, журчит, и грезит, и лепечет.
Я знаю: ей уютно в мире тут.
Те звери-бледнолики, не из малых,
Что под ее окном селятся в залах, –
К ней благосклонны, гибель ей не ткут.
А в воздухе, в лазоревых провалах,
Стадами мошки прямо в рот текут.

Жужжанье мух

Жужжанье мух. О светлое стекло
Упрямое их тонкое биенье.
И странная прозрачность разделенья.
Все это вместе мысль мою влекло, –
В те дни, когда в полуверсте село
Являлось чем-то в дымке отдаленья,
Где буду вновь я только в воскресенье,
Когда звучат колокола светло.
С тех пор уж скоро минет полстолетья.
Но мне дано быть долго молодым.
Я в пламени. Меня не тронет дым.
Еще желаю целый мир пропеть я.
И не с людьми я в это лихолетье.
Я звезд, и птиц, и мошек – побратим.

Договор

Я в договор вступил с семьей звериной
От детских дней. Строй чувств у нас один,
Любовь к любви. Искусство паутин.
Я был бы равным в стае лебединой.
Часами я перед болотной тиной
Сидел, как неизвестный властелин,
Что смотр устроил всех своих дружин,
И как художник пред своей картиной.
Мне не безвестен черный плавунец.
Я не однажды говорил с тритоном.
Осоки лезвиились по затонам.
И целым роем золотых сердец
И алых по зеленым рдели склонам
Цветы, шепча, что Солнце – их отец.

Свеча

Я мыслью прохожу по всем мирам,
Моя свеча пред каждою иконой.
Но, если лес кругом шумит зеленый,
Я чувствую, что это лучший храм.
Я прохожу неспешно по горам,
В них каждый камень – истукан точеный.
Не райской птицей, а простой вороной
Я иногда ведом к высоким снам.
Звук карканья неловкой серой птицы
Неопытен в разряде звуковом,
Но даже в нем есть песня и псалом.
Чернильной краской вброшен я в страницы
Блестящие. И чую гулкий гром,
Когда чуть вьется дымка от криницы.

У стебелька

Я задремал, смотря на стебелек,
В косых лучах пылающего шара.
И вот лицо, которое не старо,
Но древне, увлекло меня в поток.
Я был красив, уклончив и высок.
Легко скользил по крутоёму яра.
Станица где-то в пламенях пожара
Горела и сгорела в краткий срок.
Я проходил в серебряных туманах.
Я по широкой уплывал реке.
Две белые звезды невдалеке
Меня вели в спокойно-звездных странах.
А ночь вовне зажгла для снов медвяных
Две капельки росы на стебельке.

Светлая ночь

Весь слитный сад не шелохнет листом,
Безгласны лунно-сонные аллеи.
В лазурном небе облачные змеи,
И дышит тайна всюду под кустом.
Вот тут построил еж свой малый дом.
Вон там в дупле пчелиные затеи.
Здесь в маргаритке побывали феи.
Кузнечик в ночь кричит: «А что потом?»
Потом – за край, весь мир пройдя по краю,
Как в воздух без борьбы уходит звук,
Как с крайнего листка скользит паук.
Вот паутинку здесь я закрепляю.
В моей душе ни страха нет, ни мук,
Хотя в уме великое: «Не знаю».

Вселенский стих

Мы каждый час не на Земле земной,
А каждый миг мы на Земле небесной.
Мы цельности не чувствуем чудесной,
Не видим Моря, будучи волной.
Я руку протянул во мгле ночной,
И ощутил не стены кельи тесной,
А некий мир, огромный, бестелесный.
Горит мой разум в уровень с Луной.
Подняв лицо, я Солнцу шлю моленье,
Склонив лицо, молюсь душой Земле.
Весь Звездный мир – со мной как в хрустале.
Миры поют, я голос в этом пенье.
Пловец я, но на звездном корабле.
Из радуг льется звон стихотворенья.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: