Поиск
Полдень
С утра до полдня в духе я певучем,
Со всем земным я все же не земной.
Я восхожу с растущею волной,
До полдня, к Солнцу, к тем горнилам жгучим.
Найдем, сверкнем, полюбим, и замучим,
Занежим семицветной пеленой.
К черте расцвета. К музыке. За мной.
Взнесем дары, и приобщим их к тучам.
Но вдруг в душе означится излом.
Пронзить предел восторженность сгоранья.
Двенадцать. Солнце кончило игранье.
Хоть вы придите, молния и гром.
До завтра мгла и ощупь собиранья.
Но завтра утро вновь качнет крылом.
Огневзнесенье
Луна была сгущенной чернотой,
Она являлась диском строго-черным.
А над чертой ее, огнем узорным
Сияла алость, млея красотой.
Вокруг – венец лучисто-молодой
С сребристым излиянием повторным,
Нежней, чем свет зари по высям горным,
Костер, зажженный огненной мечтой.
Воздушных роз расплавлениость и мленье,
Сто тысяч верст циклонная игра
Живого серебра, его свеченья.
Но вот луне содвинуться пора.
И солнце потопило выявленье
Священной пляски, пир огневзнесенья.
Из пропастей
Я знаю, что в начале было Слово,
Что было у Предвечного оно,
С которым было мысли суждено
Расстаться, чтоб к Нему стремиться снова.
Из пропастей эфира неземного,
Из областей, где невозможно дно,
Идет к звену блестящее звено,
Куя чертог, крепя сапфиры крова.
Вскрываются безмерные цветы,
Чтоб было легче в тягостях разлуки,
Чтоб протянуть к чему нам было руки.
Извечна млечность круглой высоты,
В ночной душе звездятся к Небу звуки,
Все миги дней – кануны Красоты.
Среди видений
Среди видений разных вещества
Упился Дух несчетностью уборов.
Я здесь люблю не будни разговоров,
А празднично-размерные слова.
Лишь полнотой признанья мысль жива,
Вся музыка согласий и раздоров.
Мне нравится в лесах тяжелый боров
И быстрая в лесной реке плотва.
И джунглях тигр, и слон многообъемный,
И длинный червь, что в кучку строит грязь,
Не те же ль это знаки сказки темной?
Не та же ли в них Божеская связь?
Есть миг в часах, когда все мысли кротки,
И вяжет ум рассыпанные четки.
Древо
Ствол древа кряжист. В светах изумруда
Вершина ускользает в синеву.
Все сны его я вижу наяву
И слышу миллионный голос гуда.
Уходят корни в глубь ночей, откуда
Я в сказке листьев ввысь всегда плыву.
День жаворонка манит, ночь – сову,
Но голос их – все тот же шорох чуда.
Из-под ушедших вплоть до звезд корней
Бьют родники и выползают змеи,
Вверху, внизу ли звездные затеи.
И вкось ствола на всем пространстве дней
Бег золота, – не знаю, белка или
Зыбь грезы молодой на Игдразиле.
Мир
Как каждый лист, светясь, живет отдельным
Восторгом влаги, воздуха, тепла,
И рад, когда за зноем льется мгла,
Но с древом слит существованьем цельным, –
Так я один в пространстве беспредельном,
Но с миром я, во мне ему хвала,
Ему во мне поют колокола,
Через него я стал певцом свирельным.
В течениях причинностей плыву,
Как степь плывет под ветром ковылями.
Молюсь в ночах в многозвездистом храме.
Пью жадными глотками синеву.
И ствол растет из звезд, умножен нами,
Любовью, делом, подвигом, и снами.
Игра
Играет солнце, вкруг меняя луны,
И проводя бесчисленность планет.
Играет в ночь всегда победный свет.
Назавтра вновь лучи протянут струны.
Моря в игре баюкают буруны,
Вот снова тишь, движенья в море нет.
И любит Вечность смену дней и лет,
Но это все – лишь часть единой руны.
Сознание, понять тебе пора,
Что все твои несчетные виденья
Суть два лица того же наслажденья,
Что в Вечности всегда идет игра.
Но, чтоб в мирах глубоки были игры,
Должны быть в мире молнии и тигры.
Мысль
Мысль человека любит забывать.
Чтоб вновь припоминать свои извивы.
Кто был кентавром, тот движенье гривы
Порою любит как родную мать.
Я был конем. И больше утверждать
Могу, свои припомнив переливы.
Металлы и кристаллы так же живы,
Как всех крылатых веющая рать.
Слагая, раздвигая, рдея, рея,
Я пробежал бесчисленность миров.
Нет большего на свете чародея,
Чем мысль. Играя числами веков,
Путь от медузы в звон – моя затея.
Лишь изменяю сплав колоколов.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: