Стропила, кровля, гребень, скат,
Чердак, весь дом, в подпольи клад.
Из труб к высотам голубым,
И днем, и ночью, всходит дым.
В покоях зыбкая игра
И золота и серебра.
Во всем строении размах.
Но в лик его заложен страх.
Немыя окна высоки,
На них резные петушки.
На кровле, утомляя слух,
Железный вертится петух.
Чуть ветер к кровле припадет,
Как будто лед разрежет лед.
Чуть ветер сделает загиб,
От петуха железный скрип.
Ворота вечно заперты.
В саду колючие кусты.
Вкруг сада – кольчатый забор,
Узлистых змей сплошной узор.
В аллеях – только медный бук,
И каждый сук – как выгиб рук.
Сквозь темень листьев – крови след.
Дерев зеленых в саде нет.
В конюшнях кони. Тихо там.
Лишь слышно ржанье по ночам.
Всю ночь там в конском скоке двор,
И топот, бег во весь опор.
Но, чуть придет рассветный час,
Малейший звук затих, погас.
За целый день лишь черный дым
Живет, всходя столбом густым.
За целый день, как молвь старух,
Железный скрип, скребет петух.
А ночью вновь, из края в край,
И конский храп, и песий лай.
Кто строил этот странный дом?
И кто живет, безумный, в нем?
В ночи по лестницам шаги,
К врагам спускаются враги.
Врага выслеживает враг,
Лукав цепляющийся шаг.
Крадутся, ждут, идут, следят,
И в остром взгляде тонет взгляд.
Придет ли в жуткий дом восход,
Законный Солнца оборот?
Придет ли в царство странных бед
Неукоснительный рассвет?
Средь обезумленных палат
Заговорит ли тайный клад?
Ворота вскроют ли простор?
Змеиный рухнет ли забор?
Как вдоль дорог, при свете дня
Прозрачен стук копыт коня.
Как правда жизни хороша,
Когда к душе идет душа.
И в медном буке, нет, не кровь,
А пурпур может вспыхнуть вновь.
И дуб, вещая, в свой черед,
Зеленым шумом запоет.