– А если взорвать их, – влез героический тезка. – Загрузить в коляску ящик мелинита, подогнать мотоцикл к стене и рвануть.

Все задумались. Сержант отводил глаза, не желая встречаться взглядом со старшиной, коему явно не понравилась мысль об уничтожении отрядного имущества. Ладно, спросим нашего главного взрывника.

– Что скажешь, старшина?

– Теоретически, как любишь говорить, командир, можно попробовать, а вот практически… Во-первых, делать это придется чуть ли не под огнем, а гарантировать при этом правильную позицию заряда очень сложно, а его желательно буквально притереть к стене. Положим, это даже получится. Вот тут и возникнет во-вторых – куда этот шустрик потом деваться будет? Матвеев, там окопы есть?

– Не видел. Мешки с песком на въезде и у входа в зону лагеря, но добежать до них под огнем будет сложно.

– Похоже, с большим бабахом облом, – констатировал я. – Другие предложения? Мы, кстати, не решили, что делать с той парой, что вход охраняет с пулеметом.

– Если в коляску пулемет поставить, я их мигом на ноль помножу.

– Не будет тебе пулемета, – злорадно посмотрел старшина на Байстрюка, видно, не простил покушение на мотоцикл. – Жандармы с пулеметами не ездят.

– Ну, тогда автомат.

– С автоматом тоже проблема, – притормозил Георгия уже я. – Автомат мне нужен, а у нас их всего два, причем второй очень приметный. Если к немцам в лагерь попадет информация, что пропали два жандарма со «шмайсером», то как только они увидят опять же двух жандармов со «шмайсером»… Ну, дальше понятно.

– А что, его обязательно показывать? Пусть в коляске лежит, когда надо вытащу, так даже лучше, не придется на предохранитель ставить.

Вот ведь я баран, а все стандартность мышления – раз пулемет нельзя, ибо не спрячешь, значит, и автомат нельзя, а то, что его можно спрятать, мозг уже в расчет не берет. Так, что я еще автоматически отмел? Взрыв! Мы отказались от большого взрыва, который сломает здание, но почему мы не думаем о маленьких, коим не надо здание сносить, а надо убить или оглушить тех, кто внутри. Опять инертность – ведь я решил, что можно работать с гранатами внутри, и потому отказываю в возможности снаружи внутрь.

– Матвеев, а сможешь вспомнить, как окна расположены?

– Попробую, но только то, что видно со стороны проволоки. В маленьком здесь, здесь и здесь, а дверь здесь. А в большом по фасаду четыре или пять окон, одно с торца, а дверь выходит на другую сторону.

Похоже, может получиться.

– Георгий, смотри сюда. Как нас высадишь, отъедешь к большому строению и встанешь. Начнется стрельба, вытягиваешь «шмайсер» и кладешь пару у пулемета. А дальше делаешь следующее: в коляске будет лежать сидор с гранатами, выхватываешь его и бежишь к торцу казармы. Там всего одно окно, вот туда и кидаешь одну гранату…

– Товарищ командир…

– Да, старшина?

– Лучше связку. Я ему из трех штук в рубашках сделаю, мы их в финскую применяли, если такую в амбразуру забросить, считай, стрелять оттуда уже не будут. Только связка тяжелая, а размахнуться нужно хорошо, а то взрыватель на боевой взвод не встанет.

– А его не зацепит?

– Если не будет ворон ловить, то жив останется.

– Хорошо, тогда бросаешь туда связку и тут же за угол в сторону проволоки. Там у тебя будет мертвая зона. Пулеметы будут обрабатывать другой фасад, а ты попробуй в окна, которые Матвеев изобразил, по гранате забросить. Но только ползком – дополз до окна, забросил, пополз дальше. Понял?

– Так точно, я им устрою кузькину мать.

– Григорий, слушай сюда. В мире всегда есть место подвигу. Уяснил?

– Так точно.

– Не перебивай, я не договорил. Так вот – ты должен найти это место и научиться держаться от него как можно дальше. Теперь понял?

Вот – картина Репина «Ловите челюсть». Товарищи красноармейцы в шоке, один Кузьма чуть ли не ржет.

– Кузьма Евстратович, объясните товарищам смысл высказанной мной крамолы. Только не сейчас и не здесь. Мне надо еще подумать. Все свободны.

– Товарищ командир, немцы обход закончили.

– Понял, Полищук. Давай на пост. Ну что, товарищи диверсанты, делаем морду кирпичом и поехали.

Кузьма поудобнее устраивает на коленях корзинку с вызывающе торчащим горлышком четвертьведерной бутылки, наполненной мутноватым раствором, не оставляющим двоякого толкования о его предназначении. А уж кусок сала, выглядывающий из тряпицы розоватым боком, вообще убедит заядлого скептика, что тот не ошибся. Сидеть ему не слишком удобно – мешают автомат и мешок с гранатами, ничего страшного, проехать надо всего с полкилометра. Сержант благоухает самогонным духом так, что, сидя за его спиной, хочется закусить. Как бы не переборщить с этим делом, много хорошо – тоже нехорошо. Надо все же выяснить у Кузьмы, как он умудрился организовать перегар без пьянки. Вроде не нужное никому умение, а смотри-ка, пригодилось.

Вчерашняя диверсия удалась на славу. Подорвались две машины – пятидесятимиллиметровые мины с доработанными взрывателями показали себя с лучшей стороны. Мои подчиненные взрывоманы пытались чуть ли не стодвадцатидвухмиллиметровые фугасы заложить. Пришлось пресечь, шкодить, пока в нормальную силу не войдем, надо по-мелкому. А вот когда сила будет, тогда мы медленно спустимся в долину… Короче, позже будем отрываться. Вторые заряды немецкие саперы сняли без проблем – экспериментировать с ликвидаторами тоже запретил. Рано. Сегодня ночью мы поставили более плотную завесу, даже не с расчетом на подрыв, а просто занять немчуру тупой и опасной работой. Закладки ставили в схеме недостаточной маскировки, типа – вроде спрятано, но заметно. На три десятка закладок поставили шесть самодельных мин, в остальные ямки покидали металлолома. Пусть ищут, а мы пока делом займемся.

В этот раз ворот на въезде не было – был шлагбаум. Часовой тоже был спокойный. Это хорошо.

– Рядовой, позови разводящего. Господин обер-лейтенант должен быть предупрежден о нашем приезде.

Часовой сразу открыл шлагбаум, не пытаясь проверить документы. По-моему, его больше интересовало содержимое корзины. Совсем нюх потеряли. Хотя нет, он у них просто видоизменился. Байстрюк поставил мотоцикл аккурат в то место, о котором мы договорились, когда дверь, назовем это здание штабом, отворилась и из нее вышел немецкий офицер и направился к нам. Вот это лишнее. Я соскочил с седла и быстро сократил расстояние.

– Господин обер-лейтенант, унтер-офицер Цигель, сопровождаю местного бургомистра. Вас должны были предупредить из комендатуры.

– Да, унтер-офицер, мне звонил адъютант фон Никиша. Это бургомистр Гофороф?

– Так точно. Папире! – это уже Кузьме. Но тот, любовно пристроив около ноги корзинку, на которую внимательно поглядывал офицер, уже протягивал свой документ, низко при этом кланяясь.

Как раз в это время к нам подошел быстрой походкой обершутце, перехвативший бумаги Кузьмы.

– Да, господин обер-лейтенант, тот самый бургомистр.

– Тогда пройдемте в кабинет.

– Извините, господин обер-лейтенант, я на минуту задержусь.

Получив утвердительный кивок головой, под любопытными взглядами офицера и переводчика я быстро подошел к мотоциклу, вполголоса обругал водителя и махнул рукой в сторону казармы. Байстрюк утвердительно кивнул головой и тронул мотоцикл в указанном направлении, получив напоследок тычок в ребра. Проделано это было так, будто я хотел скрыть это действие, но все заинтересованные лица это заметили.

– Что-то произошло, унтер-офицер? – поинтересовался обер-лейтенант, когда я вернулся.

– Вчера было уже поздно ехать к вам, и мы заночевали у бургомистра, чтобы быть в лагере с самого утра. Так эта свинья нажрался местного шнапса до того, что пришлось вылить на него два ведра ледяной воды, пока проснулся. Вернемся в город, спишу на фронт.

– Можем отправить его за проволоку, – засмеялся офицер. – Русские обрадуются.

– Слишком легко отделается.