— Кроме донецкого эпизода, со всем в приговоре согласен?

— В общем, да. Правда, еще эпизод в гостинице «Москва» не мой. Там третий этаж высоко. У меня рука больная, по громоотводу я туда просто не мог бы забраться.

— Но доказательства собрали убедительные. Отпечаток обуви, выброшенные перчатки.

— Так в следствии же профессионалы работают. Они умеют дела в суд оформлять. Но здесь я не в претензии — пусть будет эпизодом больше. А за ресторан буду апеллировать. Там особо крупный размер — это дополнительная статья. Из-за нее мне 12 лет влепили.

— Долгий, конечно, срок. Но ведь сколько краж и четвертая судимость.

— Отвечать за все надо по закону. Прокурор просил даже 14 лет. Да знал бы я, лучше бы вышел на толпу — и из автомата… Больше бы не дали.

— Здесь «вышка» была бы.

— Если бы квалифицировали, что я действовал из хулиганских побуждений, никогда.

— Вам предъявлен иск на 25 тысяч. Понятно, что оплатить его вы не сможете. Люди ни за что пострадали.

— А я чего хорошего от людей видел? Да и не последнее я у них забрал, если они селились в люксах и тысячи в пиджаках оставляли.

— В перечне украденного вами много вещей: кожанки, шапки, джинсы, свитера…

— Перечни эти слишком раздуты.

— Сейчас вещи стали дефицитом, продаются втридорога. Но вы-то, видимо, спускали их почти даром?

— Вообще даром. Дарил в основном, не продавал.

— Зачем же брали?

— Я говорю, что навесили лишнее. Я деньги в основном искал. Ну там шапку, еще кожанку. А шмутки мне зачем — кому их продавать?

— Неужели в колонии не запаслись адресами скупщиков?

— Нет, не запасся.

— Вы считаете себя вором?

— Я воровал, но я не вор.

Ответ удивительный. Настоящий вор в законе гордится своим статусом. Он не скажет, если это неизвестно заранее, с кем воровал, сколько украл, кому сбыл. Но о том, что он вор, что уже никогда не будет горбатиться, заявляет с самодовольством.

У Шукшина в «Калине красной» есть точные, не посвященным непонятные слова. Смысл таков:

— Оставь его, он был мужиком, не вором, — говорит один из прежних «коллег» о главном герое.

Воры блюдут чистоту касты, отмежевываются от всех остальных, называя их мужиками или фраерами.

Таким образом, в касту он не принят. Но за короткое время, которое пробыл на свободе, совершил столько краж, что и профессионалу мог нос утереть.

— У вас уже опыт. В зоне приспособитесь, выйдете досрочно.

— Не умею я приспосабливаться. Буду мотать весь срок.

— А дальше? За старое?

— Зачем? Я бы и сейчас, если бы мне дали нормальный документ, да жить было где, пошел бы работать. А то вышел — ни кола, ни двора, ни денег, одежка тюремная. Куда такому идти?

— Так ведь и потом такое будет.

— Только я потом не таким буду. Все, хватит. Сколько можно по зонам загибаться?

Хочется думать, что говорит он искренне. И дай ему, как говорится, Бог. Только пошла его жизнь наперекосяк, через пень-колоду. Куда он от нее денется?

(К. Иванченко. Банда Ващука. Киев, 1991)

«Привет, я Тед» — так представлялся этот симпатичный молодой человек незнакомым женщинам. Прощание часто завершалось для них трагически. Теодор Банди был самым отвратительным маньяком в истории человечества.

Убийственно красивый, с глубокими выразительными глазами, Теодор Банди представлял собой мечту любой женщины. Три наивных слова: «Привет, я Тед» — безошибочно открывали ему путь к их сердцам. Блондинки, брюнетки, рыжеволосые, что называется, штабелями падали к его ногам. Банди привлекал женщин, как магнит притягивает к себе металлические скрепки из коробочки.

Но эти же три коротких слова оказались смертельным приговором по меньшей мере пяти десяткам женщин, поскольку Теодор Банди был самым отвратительным маньяком, когда-либо известным Америке и всему миру. Используя свою внешнюю привлекательность, он долгих четыре года шастал по городам и весям США как некий бродячий ангел смерти.

Жертвы Банди умирали в страшных муках, подвергнутые такому изощренному сексуальному насилию, что Теда называли то вервольфом, то вампиром, то потрошителем… Он убивал, убивал и снова убивал, пока не попался в результате банальнейшей полицейской операции — проверки личности.

Один из любимых «охотничьих» трюков садиста заключался в использовании фальшивой гипсовой повязки. Он надевал ее на руку и в каком-либо не очень оживленном месте изображал попытку поднять тяжелый предмет или сменить колесо у машины. Дожидался, пока симпатичная женщина предложит свою помощь, произносил: «Привет, я Тед…» И жертва оказывалась на крючке.

В конце концов Теда Банди «поджарили» на электрическом стула во Флориде в 1989 году. Ни одна слеза не пролилась по нему. Более того, местный шутник крикнул зевакам, толпившимся в этот день у ворот тюрьмы: «Выключите ваши кофеварки, люди, сегодня вся электроэнергия понадобится здесь!»

Банди оставил после себя такие проявления злодейства, которые поставили его в списке маньяков на одно из первых мест.

Он был виртуозным лжецом. Его патологическая ненависть к женщинам, как полагают специалисты-психиатры, зародилась где-то в раннем детстве. Подростком он пристрастился к «крутой» порнографии, которая, как Тед говорил потом, «разбудила всех демонов», подтолкнувших его к череде убийств.

Теодор появился на свет в доме для матерей-одиночек в городе Берлингтон, штат Вермонт. Родила его девятнадцатилетняя Луиза Коуэлл. Первых четыре года мальчик провел вместе с матерью в жалкой квартирке по соседству с благотворительным приютом. Потом в поисках лучшей доли Луиза с сыном отправилась за три тысячи миль через всю Америку в город Сиэтл. Здесь ей удалось выйти замуж за Джони Банди, который работал поваром в военном госпитале. Банди усыновил Теда. Потом в семье появилось еще четверо детей.

Тед был отштампован по общеамериканскому шаблону. Сначала бойскаут, начинавший и проводивший свой день по расписанию, аккуратно подстригавший газон в выходные. Потом прилежный ученик средней школы, член легкоатлетической команды. Уже тогда у него появились подружки. Позже они и те, что сменили их в Вашингтоне, где Тед был студентом-юристом, рассказывали на следствии и в суде, что в постели Тед проявлял садистские наклонности. Особенно он любил жестокие игры в «господина и рабыню».

Окончив школу, Тед поступил сначала в университет Сиэтла, но потом перевелся в Вашингтон. Однако в 1967 году бросил юриспруденцию, чтобы посещать факультативный курс китайского языка в Стэнфордском университете. Легкомысленный и поверхностный, он оказался неспособным к напряженной повседневной работе.

В конце концов Тед бросил занятия и отправился обратно, на запад. В Сиэтле он провел зиму, перебиваясь случайными заработками, в том числе помогая республиканцам в их предвыборной кампании. А потом, в 1969 году, ни с того ни с сего уехал в Филадельфию.

Эти метания имеют в истории Теда Банди немаловажное значение. Во время своих поездок он понял, как огромна Америка и как легко человеку, совершившему преступление, затеряться в ней.

В 1971 году, вернувшись в Сиэтл, по иронии судьбы он работал консультантом в местном центре помощи жертвам насилия. Энн Рул — одна из тех, кто знал Банди в то время, социолог, автор нескольких бестселлеров, основанных на реальных фактах криминальной истории Америки. В начале семидесятых годов она вместе с Банди работала на «горячей линии» в Сиэтле. В связи с делом Банди Энн писала:

«Когда люди спрашивают меня о Теде, я всегда подчеркиваю: человек, которого я знала в Сиэтле, представлял собой симпатичного, приятного в общении двадцатидвухлетнего парня. Он интересовался политикой, умел разговаривать по телефону, был остроумным и обаятельным.

Я была в дружеских отношениях с Тедом Банди и никак не могла предполагать, что он окажется маньяком-убийцей. Никогда даже вообразить такого не могла! Когда я увидела его лицо в последний раз — перед казнью, я заметила все тот же внимательный взгляд, все тот же наклон головы, которые говорили: „Вы можете довериться этому человеку“.»