В преступлении 1 марта участвовали все трое. Каждый вспоминает этот день по-своему.

Олешко: «Весь день с Ишимовым употребляли спиртное. Я был пьян. Ишимов тоже был сильно пьян, агрессивно настроен. Посадили в машину двух девчонок около 20 часов… Ишим в грубой форме предложил им совершить половой акт, и, по-моему, одну из них ударил по лицу. Они наотрез отказались, поэтому у меня было мнение довезти их до дому, потому что пойти на предложение Ишимова они могли только через силу, а я всегда был противником этих мер… Приехали в район Нижнее Ельцово, где дача Семко… После всего Семко предложил Ишимову и мне убивать… Я шарфиком придушил — у меня не было никаких дурных намерений… Я взял руками шарф, который был на шее первой девушки и которую уже пугал Ишимов, и сдавил ей горло шарфом, одновременно, смотрел на часы, которые имелись в передней панели автомашины. Я думал сдавить горло девушке на 25 — 30 секунд, поэтому смотрел на часы, при этом говорил ей, все ли она поняла, будет ли молчать. Так как у меня тряслись руки, шарф из моих рук перехватил Ишимов. Кто-то из парней в это время говорил — давай-давай! Затем Семко спросил Ишимова, все, что ли? Наверное, в это время та девушка, которую душил Семко, была уже мертва. Семко стал говорить, что знает какой-то колодец на Затулинке, куда можно спрятать трупы. Но затем мы решили, что везти трупы через город опасно… Семко сказал Ишимову положить их вниз, а самому сесть сверху на них. Шел разговор, куда их спрятать. Ишимов сказал, что никогда раньше не делал. Мне самому было страшно, и я сказал Ишимову — что, в первый раз, что ли? Ишимов сказал — конечно, а Семко странно улыбнулся… Мы перенесли их в лес, я нес свой труп, они свой. Семко сказал, что трупы лучше вообще гасить без следа, нет трупа — нет дела… Труп черненькой был в кофте и плавках. Когда сели в машину, на заднем сиденье лежали кожаное пальто и дубленка девушек. В пути Семко говорил, что мы теперь связаны… Золото Семко положил в карман. С полки под бардачком он достал спортивное трико и показал нам. Мы сказали, что не очень. Это трико Семко положил назад. Фонариком посветил на вещи, лежавшие на сиденье. Ишимов сказал, что из кожаного пальто он будет шить себе куртку кожаную… Семко отвез меня домой, а сам поехал к любовнице».

Суд определил Семко и Ишимову исключительную меру наказания.

Олешко приговорен к 15 годам лишения свободы (пять в тюрьме, десять в лагере строгого режима). В день приговора Олешко лежал под капельницей — Семко серьезно изувечил подельника.

Приговор читался около трех часов. Все стояли. Кроме Семко, которому будто бы было плохо. Прервались. Вызвали «скорую». Поставили подсудимому успокоительный укол, а он воткнул в себя острый осколок ампулы. Но ранил себя не так сильно, как подельника. Ему безумно хочется жить, человеку, который сказал о себе: «Я не считал себя падшим. Я считал себя средним».

(З. Ибрагимова. Обыкновенные убийства. Огонек. № 45 — 46, 1991)

Следственное управление генеральной прокуратуры РФ закончило (1996 год) расследование уникального уголовного дела. На скамью подсудимых в Екатеринбурге скоро сядут те, кто совсем недавно держали в страхе коммерсантов всего города.

Обвинения, предъявленные подсудимым, более чем серьезные: взрыв самолета, контрабанда взрывчатки, убийства.

Банда Николая Широкова сформировалась в Екатеринбурге, тогда еще Свердловске, в конце 80-х. Крепкие молодые парни начинали с рэкета. К началу 90-х группировка Широкова уже внедрилась в легальный бизнес. «Папа» понял, что присасывается к коммерческим структурам выгоднее на официальном уровне. Правда, методы оставались прежними. Кто-нибудь из крепких ребят приезжал к успешному коммерсанту и предлагал ввести Колю в состав учредителей идущего в гору предприятия. Если коммерсант был недостаточно решителен, то ему напоминали о «недавней трагедии, происшедшей с его коллегой». Прием работал без сбоев.

С годами банда расширялась. В 92-м году к Широкову примкнула группировка некоего Архипова, хозяйничавшего со своими ребятами в соседнем Первоуральске. Освоение новых сфер влияния неизбежно влекло за собой новые кровавые следы, которые никто особенно не скрывал. Действовали в открытую. Как-то широковские, они же теперь архиповские, расстреляли на городском пляже средь бела дня на глазах у жены и трехлетней дочки непокорного коммерсанта из Первоуральска. Бедняга как лежал, загорая, так и остался лежать.

1992 год принес крутые разборки между кланами. За несколько месяцев на вечный покой отправились сразу около десяти преступных авторитетов города. Понимая, что скоро доберутся и до него, Широков уезжает вместе со своими телохранителями в Будапешт. На хозяйстве остается верный Архипов.

Вынужденная эмиграция не сломила «папу». В 1993 году Широков стал одним из посредников между частной авиакомпанией «Урал» и африканскими бизнесменами. На аэродром близ Будапешта перегоняются два самолета АН-32 и ИЛ-76. На носу выгодный договор об аренде. Но в тот самый момент, когда контракт был почти подписан, неизвестные киллеры расстреляли «папу» в будапештской квартире вместе со всеми телохранителями.

Когда печальная весть дошла до Екатеринбурга, Архипов и оставшиеся в живых широковские люди решили отомстить. Пробравшись на территорию аэродрома, бандиты заложили в ИЛ-76 около пяти килограммов тротила и взорвали его. Цель достигнута: африканцы отказались заключать договор об аренде.

Одно из самых громких преступлений, раскрытых следственным Управлением Генеральной прокуратуры, соратники Широкова совершили в 1994 году в Москве. Жертвой стал президент московского торгового дома «Урал» г-н Доронин. В разгар рабочего дня трое вошли к нему в офис, уложили на пол охрану, секретаршу и компьютерного мастера и преспокойно расстреляли бизнесмена.

Арестованные обвиняются в совершении шести убийств. За другие судить некого — и заказчик, и исполнители уже мертвы.

(КОД, № 10, 1996)

Свои жертвы он настигал обычно в кабине лифта. В таких случаях надо кричать, а на это решаются не все. Когда перед глазами нож и насильник шутить не намерен, страх сковывает. И все-таки некоторые преодолевали робость и звали на помощь. Одна даже брызнула из баллончика. Девушка азиатской внешности оказала ему сопротивление, другая, хитроумная, сказала, что лечится от венерической болезни. Рисковать он не любил и предпочитал отпускать жертву.

Но отважных, увы, немного. И он чаще добивался своего. Был случай, когда одна несчастная заискивающе спросила: «Все? Теперь можно идти?»

Особенно нравилось ему это делать так — в задний проход, иногда еще и в рот: ну, это в особо щекотливых случаях. Иногда возникали проблемы с одеждой жертвы, или, скажем, с нервозной обстановкой на посадочной площадке первого этажа лифтовой шахты. Но больше всего ему нравилось заставить девочку повернуться к нему спиной и нагнуться…

Чтобы не попасть впросак, он брал с собой тюбик с кремом, который соседствовал рядом с ножом и стартовым пистолетом, способным нагнать страху на детей и женщин.

На допросах ему потом задавали здравый вопрос: «Ну раз решил поставить жизнь на кон и пошел по пути преступлений, какой же был смысл уродовать молоденьких, хорошеньких девчонок? Не проще ли было использовать их по прямому назначению женского организма?» — «Во-первых, можно порезаться, — вполне серьезно и с видимым удовольствием объяснял он оперативникам, видимо, полагая, что нашел благодарных и сочувствующих слушателей. — Во-вторых, ощущение острее да и дело спорится быстрее, чем так!»

Алексей Босырев давно почувствовал влечение к девочкам-подросткам, пребывающим в том смутном возрасте, когда формирующаяся фигура уже начинает привлекать мужские взгляды признаками наступающей весны.

И первое насилие пробудило в нем вкус к пороку. Однако в 1983 году за изнасилование его подвергли принудительному лечению.