- Замечательно! – грустно констатировала Беата, - мало мне
навоза на паркете, смрада на весь дом, так ещё и полиция
должна пожаловать. Сейчас отменю вызов, - она взяла трубку,
и в этот момент по входной двери постучали.
Это оказалась полиция, и Беата стала деловито объяснять им недоразумение, а я, пока Макс с отцом отвязывали Збигнева, пошла за веником, шваброй и ведром.
В кладовке беспорядок был ещё более хаотичным, чем в основных помещениях.
Да оно и не удивительно, сюда-то гости не заглядывают, а Беатке абсолютно всё равно, где что лежит.
Окно в кладовке было открыто, отчего я ещё пуще обозлилась.
Ну, сейчас я ей всё выскажу, что думаю о её безалаберности! Только сначала раму закрою.
Злая, как стая сиамских кошек, я попыталась закрыть окно, но потерпела неудачу. Что-то держало раму. Я усилила напор, но рама предательски затрещала, и я поняла, что что-то её держит снаружи.
Окно было довольно широкое, и я, раскрыв обе створки, вылезла ногами на улицу, и увидела, что рама просто привязана к дому.
Не успела я удивиться этому факту, и в тот же миг поехала в кожаной юбке по подоконнику, и с воплем свалилась вниз, в какие-то голые кусты.
Миг, и прямо передо мной возникло женское лицо, перекошенное от ужаса. На секунду я оторопела, но, дёрнувшись, рванула назад, и застонала от боли.
Злосчастные кусты оказались шиповником, и я изранила ноги и руки, и, обретя вертикальное положение, споткнулась.
Один каблук был сломан, а длинный, острый носок туфли погнут, и по туфле прошла трещина.
Да, теперь туфли можно с чистой совестью выбрасывать, хорошо, что костюм не пострадал. А запасные туфли лежат у меня в сумке. Я особа консервативная, и остроносые лодочки на тонкой, острой шпильке – моя любимая обувь.
Когда я вышла замуж за Диму, я купила себе таких лодочек всех цветов и модификаций. Но красные у меня всегда в паре, потому что я люблю этот цвет. Тем более, платье для завтрашней презентации у меня красное.
Я осторожно заглянула за кусты, и содрогнулась. Женщина со светлыми волосами, и глазами, я успела разглядеть, водянисто-
голубого цвета, лежала, неестественно вывернув шею.
Прислонившись к стене, я откинула со лба мокрые волосы, неожиданно пошёл дождь, и вся дрожала от холода.
На вид девушке лет двадцать, из одежды на ней розовая кофточка и светло-голубые джинсы. Пальто или куртки нет, значит, она была в гостях у Беаты. Сейчас прохладно, и вряд ли она вышла на улицу в таком виде.
Мой взгляд скользнул по её рукам. На пальце я увидела изящный перстенёк с голубым камнем, в ушах серьги, а на шее цепочка с образком.
Значит, не ограбление. Вероятно, убили её вчера, сомневаюсь, что Беата не заметила труп в своём саду. Впрочем, с её-то талантами...
Я ещё раз внимательно всё осмотрела, и услышала голос Беаты:
- Вика, ты где?
- Тут! – крикнула я, - в окно вывалилась!
- Ой! – выглянула в окно кладовки Беата, - с тобой всё в порядке?
- Со мной да, а с твоей знакомой не очень, - ответила я, - раму кто-то привязал к окну, я хотела закрыть, села на подоконник, и упала прямо на труп.
- Какой ещё труп? – зелёные глаза Беаты стали круглее некуда.
- Мёртвый! – ухмыльнулась я, - смотри, - и она, перегнувшись через подоконник, ахнула.
Подруга странно взмахнула руками, взвизгнула, и повторила удавшийся мне фокус, вывалилась в окно, и спланировала на труп.
- Жива? – я помогла ей подняться.
- Чего не скажешь о ней! – простонала Беата, глядя на распластанное тело, - бедная Зося! Кто это сделал?
- Мне бы тоже хотелось знать, - вздохнула я, - Зося? Полное имя – Зофья?
- Ага, - по-детски сказала Беатка, - Зося Павляковская, сестра Эльжбеты, которая улетела сегодня в Париж. Как же так?
- Спокойно, - воскликнула я, - не раскисай. Полиция уехала?
- Нет ещё, - выдохнула Беата, - им ты нужна. Я тебя искала.
- Зачем? – удивилась я.
- Чтобы вписать твои паспортные данные в протокол, и снять показания. Ведь это же ты вызов сделала.
- Отлично, - я подхватила подругу под руку, - они нам сейчас понадобятся, - и мы, обогнув дом, вошли в коридор.
Полицейских было двое. Одному лет сорок на вид, а второй совсем молодой, но двадцать лет ему наверняка уже точно есть.
Молодой что-то воскликнул на датском, глядя на меня с откровенным восхищением, а я сняла злосчастные туфли, и бросила их в урну. А сама села на диван.
- У нас за домом труп, - сказала я на английском, и полицейские уронили челюсти.
- Какой труп? – осторожно спросил старший, а я принялась живописать события последнего времени, в то время, когда Беата передавала мои слова, но уже на русском, моему мужу и свёкру.
Я с интересом наблюдала, как у них вытягиваются лица, а Иван Николаевич схватил со столика глянцевый журнал, и стал им нервно обмахиваться.
У Макса же просто дёргалась щека.
- Это что-то невозможное, - процедил он, злобно косясь на меня, - сглазила.
- Молчи уж! – огрызнулась я, и мило улыбнулась полицейским.
Те сорвались с места, и бросились на улицу.
- Я с тобой спячу, - прошипел Макс мне на ухо.
- Скажи это убийце, - фыркнула я, сбегала за другими туфлями, ярко-синими, и, уже под зонтом, вышла на улицу.
Полицейские что-то говорили между собой на датском, мы ничего не понимали, а Беата и Збигнев напряжённо вслушивались.
- Предположительно, - тихо переводила нам Беата, - смерть наступила уже сегодня, часа в три ночи. Её задушили, - и она судорожно зарыдала, уткнувшись мне в плечо.
- Ну, ну, успокойся, - прошептала я.
- Кому она помешала? – всхлипывала Беата, - Зося совершенный ангел, добрая и милая. Слова грубого никому за всю жизнь не сказала, в институте выучилась.
- Люди умеют хорошо притворяться, - вздохнула я, - как
правило, те, кто для всех близких и знакомых херувим без крылышек, по жизни интриган.
- Зося не такая! – мотнула головой Беата, - вот Эльжбетка, та фурия, а Зося нет.
- Уравнение со всеми неизвестными, - процедила я, - пошли в дом, а то промокнешь. Сейчас я сварю кофе, и мы хлебнём коньячку. С шоколадом.
Я усадила рыдающую подругу на диван, сварила кофе, и плеснула в ароматный напиток коньяка. Нашла фужеры, разлила коньяк, и подала Беате.
Та махнула, не глядя, как водку, и чуть на месте скончалась.
Пока она пыталась отдышаться, я подсунула ей кофе, конфеты, и сама с удовольствием хлебнула хмельного кофейку.
- Нет, ты подумай, - рыдала Беата, - как же так? Кто это её? За что? Она никому ничего плохого не сделала!
И за пятнадцать минут моя опьяневшая подруга вылила на мою голову ушат сведений, а я только головой качала, как китайский болванчик, внимая ей.
У Беаты огромная семья.
Её отец, по профессии архитектор, очень любвеобильный человек. Жён у него было аж десять, и останавливаться на достигнутом успехе он явно не собирается, и в данный момент в одиннадцатый раз сбегал в ЗАГС.
Молодая жена младше его вдвое, но это пару не смущает, они влюблены и счастливы.
Но, помимо всего прочего, все пресловутые жёны, кроме последней, подарили пану Янушу наследника. И у Беаты имеются пятнадцать братьев и сестёр, некоторые по двое нарожали.
С матерью у Беатки отношения никакие, та актриса, постоянно на экранах светит, и дочь была ей просто в тягость.
Пани Кристина постоянно бегала по тусовкам, пока маленькая Беата плакала в детской, скучая по маме, а потом девочку забрала бабушка, и с тех пор Беата жила с ней.
На самом деле Эльжбета и Зося не родственницы Беаты, они старшие дочери одной из бывших жён её отца. Но, поскольку разобраться в этих семейных хитросплетениях без литра горячительного трудно, Беата говорит всем, что девушки – её троюродные племянницы.
Девушки они спокойные, вернее, спокойная-то только Зося. В
своё время девушки учились в художественной школе, с отличием закончили её, а потом Беата уехала в Россию.