— А Ясона твоего так больше никто и не видел. После того пожара в порту исчез, как не бывало. — Заметив, что плечи мои задрожали от сдерживаемых слез, она то ли спросила, то ли заметила про себя: — Значит, ты будешь просить богиню за него.

— Да, мама.

Я выпрямилась и шмыгнула носом.

— Ну, Бог с тобой. Попытайся. — В руки мне опустился все тот же кувшин с вином. — Старые боги еще сильны на нашей земле. А я буду за вас Богородицу молить. Иди, Медея.

Спуститься в маленькую бухту под нашим виноградником я могла бы и в кромешной темноте, и с завязанными глазами. Труднее было остановиться у кромки воды, не пойти далеко-далеко по лунной дорожке, вплавленной в неподвижное черное стекло воды.

Я помнила: говорить нужно первое, что придет в голову. Именно это лежит у тебя на душе. Поэтому просто запела:

Синее море, белая пена,

Бурных волн бесконечная смена…

Ходят у ног моих травы плавучие…

Теплая волна лизнула мои босые ступни.

…Крабы корявые, рыбы плавучие…

Ветерок теплой рукой коснулся лица, отводя за спину пряди волос.

…А надо мной летят мои любимые

Ветром гонимые чайки морей.

Стихли цикады в кустах над тропинкой, не слышно стало даже музыки из дальних таверен на набережной. Берег настороженно прислушивался, что же я скажу дальше.

Что ты скрываешь за горизонтом

Море синее в мареве желтом…

Через шесть часов взойдет солнце, раскалит воздух, и морская даль станет именно такой, какой я сейчас видела ее закрытыми глазами. А пока я просто наклонила горлышко кувшина и тонкой струйкой начала выливать вино себе под ноги.

…Знаю — за той чертой,

За поволокою,

За волоокою далью далекою…

Дальше слова пришли сами собой:

Знаю — за той чертой,

Ты навсегда со мной

Ласковым днем

Или в буре морской.

Маленькая волна покатилась от моих ног по поверхности воды. Прямая лунная тропа заколебалась, пробежала рябью, а потом исчезла, разорванная блестящей черной спиной. До меня донеслось тихое фырканье — дельфины. Я подняла лицо к звездному небу и позволила слезам свободно стечь по вискам в волосы. Афродита Понтийская, покровительница влюбленных и моряков, меня услышала.

(1) Контрабас (жаргон) — контрабанда

(2) Шмонала (жаргон) — таможенник

(3) Шлёмиль (идиш) — дурак, простак

(4) Гераклея — здесь ссылка на древнегреческие колонии на берегах Черного моря

(5) Имперцы — прозвище жандармов

Восемь лет спустя

МЕДЕЯ

Я стояла, прислонившись к капоту старенького пикапа, который использовался в нашей семье для недальних поездок и перевозов небольших грузов. Быстрый взгляд на часы подсказал, что маршрутный катер с туристами придет минут через пятнадцать. Хорошо бы заказчики успели к пирсу раньше, чем начнется утренняя толкотня на причале. Перегрузить товар они успеют в считанные минуты — перекинуть из кузова грузовичка десять ящиков вина и две большие канистры не займет много времени у мужчин, с детства приученных к суровой работе на море.

В глубине бухты показались две белые точки. Быстро приближаясь, они увеличивались в размерах и, наконец, превратились в маленькую белоснежную яхту и большой рыбачий баркас. Над капитанской рубкой баркаса гордо развевался флаг цвета индиго с двумя перекрещенными рыбками. Хозяева судна звались Ставридисами, и этим все было сказано.

Лодка почти не замедлила хода, а с ее борта ловко, словно с подножки трамвая, на доски причала шагнул глава семейства Юра Ставридис. Не снижая скорости и не оглядываясь назад — сыновья пришвартуются и без его указаний — он направился прямо ко мне.

Вот он, листригон до мозга костей — просоленный морской водой, провяленный солнцем и ветром, веселый, как дельфин, и нахальный, как чайка. Со всех сторон красавец, одним словом.

Я уже ждала, открутив крышку с маленького, объемом в чайную кружку, термоса:

— Поздравляю, дядя Юра. Молодым счастья, а вам с тетей Алексой внуков, побольше и побыстрее.

— Вот это правильно. — Пощекотав мне щеку роскошными усами, он принял у меня из рук термос, сделал первый глоток, довольно крякнул и осушил емкость до дна. — Доброе вино. — Юра с видом знатока прислушался к тому, что сейчас происходило в недрах его необъятного организма. — Чувствую, я от него лет на десять помолодел. Это что же за сорт такой?

— Купаж, дядя Юра. Мой собственный. Называется «Золотое руно».

— Ишь ты, — недоверчиво протянул старший Ставридис, принципиальный любитель «чистых» вин. — Ладно. В следующий раз возьмем его. Вон когда Алексис женится.

Алексис, здоровый загорелый, как жареная камбала, парень только оскалился белозубо и кивнул на коробки в кузове моей машины:

— Перегружать, что ли.

— Давай, — кивнула я. — А то во-о-он уже пассажирский показался.

Парни задвигались быстрее и перекидали коробки в считанные минуты. С тяжелыми канистрами пришлось повозиться подольше — дешевого молодого вина, который отгрузили мне с соседского виноградника — было по весу больше раза в три.

Но так уж повелось у рачительных хозяев: дорогое вино подавали только вначале застолья, пока гости еще трезвые. А как захмелеют, на столах появлялось кислое розовое в запотевших кувшинах. Оно неукротимое, веселое и пьяное, но голова с похмелья от него трещала страшно.

К тому моменту, когда баркас задним ходом отошел от причала, набережная уже заполнилась галдящими отдыхающими — мамашами, приехавшими с малыми детьми на все лето, их бледными мужьями — конторскими служащими — урвавшими пару недель отпуска в июне, и городскими из Херсонеса, явившимися сюда на выходные, чтобы не толкаться локтями с теми же туристами на собственном переполненном городском пляже.

Добро пожаловать, подумала я. Мы рады всякому. Здесь вам будет и свежая рыбка, томленая в печке под розмарином, и холодное вино в погребах и бесплатный утренний аттракцион на базаре, где хором колоритных торговок руководит наша тетя Песя — рупор правды и последняя инстанция по любому вопросу от управления государством до покупки туалетной бумаги.

— …Фима, иди скорей, не расчесывай мне нервы…

— …шо, так плохо живете — только один чемодан?

— …все тебе будет по высшему классу, и топчан во дворе и уборная с дыркой в полу. Уже иди и не спрашивай вопросы…

— …мадам, вы шо, спешите скорее, чем я?

Я улыбнулась — это не херсонесские. К нам высадился десант из Дессы, а, значит, весело будет всем.

Мимо меня катил поток отдыхающих, и я поймала себя на мысли, что внешне почти не отличаюсь от них. Те же сандалии, обрезанные джинсы, бейсболка с надписью «Кто понял жизнь, работать бросил» и солнцезащитные очки. Вот только выражение лица слишком деловое, а если вспомнить перечень сегодняшних дел, добрее оно не станет.