Добров заговорил сухо, отчужденно:

– «Программа, пункт второй. Инструкция, пункт седьмой. В случае невозможности оставить на орбите спутника два корабля с запасами топлива на обратный путь для всех трех от спуска на планету воздержаться». Ни нам, ни американцам теперь на Венеру не спуститься. – И, отстегнув ремни, он решительно встал с кресла; его магнитные подошвы щелкнули.

Алеша обернулся.

– Это что же! – гневно сказал он. – Товарищей наших потеряли… И теперь повернуть назад? Нет! Не бывать тому!

Илья Юрьевич грустно посмотрел на Алешу. Добров поморщился.

– Осторожность – сестра расчета, – продолжал он. – Ограничимся проверкой выводов автоматических станций. На Венере есть что разведать и через облачный покров.

– Что верно, то верно, – задумчиво подтвердил Богатырев.

– Уточним период вращения – раз, изучим атмосферу и влияние на нее здешнего Солнца – два, составим радиолокационный глобус Венеры – три… Исследуем магнитное поле – четыре, выверим полюса – пять…

– Не будьте арифмометром, Роман Васильевич! – прервал Алеша. – Все это уже делали и могут делать автоматы. Их выводы вы уточните, и только. Лететь к звездам нужно было во имя Земли… во имя тайн ее развития, а чтобы открывать – надо видеть!..

Добров пожал плечами.

Алеша резко повернулся к Илье Юрьевичу:

– Илья Юрьевич… прошу вас… По инструкции в случае невозможности посадки разрешается использовать планер.

– Для спуска универсального автомата, – напомнил Добров.

– К черту автомат! Пустите вместо него меня! – выпалил Алеша.

Богатырев нахмурился.

– Планер не возвращается, Алеша, – внушительно сказал он.

– Я знаю, – проговорил Алеша. – Мне вовсе не просто решиться… Но ведь врачи во имя науки прививали себе чуму. Пусть я останусь на здешней Венере, но я сообщу по радио все, что увижу. Опишу формы жизни. Я дождусь новой экспедиции. Я очень прошу. Мне нужен только планер…

Илья Юрьевич встал. В соседней радиорубке звучал зуммер.

– Земля! – сказал Добров.

Алеша бросился к пульту и включил репродуктор.

Сквозь шум и треск космических помех раздался далекий голос. Звездолетчики замерли, боясь пошевельнуться.

– Внимание! В космосе! Сектор Венеры! Сектор Венеры! Слушай, «Знание»! «Просперити»! Говорит «Земля». Передает звездолет. Скорбим вместе с вами. Верим в вас. Выходите по плану на орбиты спутников. Сообщите характер повреждения метеоритной пылью защитных слоев кораблей. Сможете ли без ущерба для здоровья дождаться «Искателя-семь», который в случае необходимости вылетит к вам через две недели?

Голос выжидающе замолк.

На «Земле» ждали ответа. Более трехсот секунд пробудет в пути радиолуч.

– «Искатель-семь», – прошептал Алеша. – Он прилетит через пять месяцев…

В репродукторе зловеще шуршало, словно ворочался кто-то невидимый, притаившийся, обвившийся вокруг корабля.

Добров кивнул в сторону репродуктора:

– Вот он, космос, выдает себя. Все вокруг пронизано излучениями…

– Да, – подтвердил Богатырев, – в космосе бойся невидимых бурь, а не только летящих скал. На звездолете метеориты фотонным лучом уничтожали, а у нас пока…

– А у нас пока смертоносные лучи за пять месяцев сквозь пощипанную защиту уничтожат все живое, – договорил Роман Васильевич.

Алеша оживился, почти обрадовался:

– Илья Юрьевич, так позвольте, я сообщу сейчас об этом «Земле»! И то, что вы… позволяете мне… – добавил он, умоляюще смотря на Богатырева.

Илья Юрьевич подошел к Алеше и провел рукой по его волосам.

В грузовом отсеке космического корабля «Просперити» стоял планер. Со сложенными крыльями, с выступающей застекленной кабиной он напоминал фюзеляж маленького скоростного самолета.

На свободном месте между планером и картонными ящиками с консервами стоял командир «Просперити» инженер Аллан Керн, сухой, жилистый человек с длинным лицом, холодными голубыми глазами и коротко остриженными усами. Он уже знал о несчастье, но, не меняя распорядка дня, занимался гимнастикой: натягивал резиновые тяжи, приседал, глубоко дышал, откидывая назад руки, поднимая грудь.

В грузовой отсек вошла Мэри Стрем, радистка корабля и астронавигатор, девушка спортивного склада, с решительными движениями, с гордо посаженной головой и острыми, но приятными чертами лица.

– Мистер Керн, – звонко сказала она, – мистер Богатырев запрашивает ваше мнение.

– Прошу извинить. Еще два упражнения, – ответил Керн, вытягивая в сторону ногу.

Мэри Стрем нахмурилась, неодобрительно глядя на шефа, и горько сказала:

– Не все теперь могут придерживаться расписания… В последний раз в час радиосвязи я говорила с ними… шутила…

– Шутить в космосе не место, – сухо отрезал Керн, свертывая резиновые тяжи. – В их положении вполне могли оказаться и мы.

Мэри Стрем пожала плечами и пропустила начальника вперед.

Рубка управления «Просперити» была похожа на кабину советского корабля, только пульт стоял не впереди перед креслами, а, разделенный на две части, занимал боковые стены, передняя стена была сплошным окном, в котором виднелась звездная россыпь. Отчетливо ощущалось, какие звезды ближе, какие дальше.

Знакомые созвездия казались отсюда иными.

При появлении Аллана Керна с кресла, отстегнув ремни, поднялся второй пилот корабля, известный американский астроботаник Гарри Вуд. Он выглядел бы атлетом, если бы не был так угловат и нескладен. Большие руки фермера и грубоватое загорелое лицо не вязались с «учеными» очками.

– Сэр, очень прошу вас… Если есть хоть малейшая возможность… Побывать на Венере – пусть хоть в другой планетной системе, стало целью моей жизни.

– Вы думаете, что главная наша цель – подтвердить вашу славу астроботаника? Нащупал с звездолета на местной Венере какую-то растущую дрянь и рассчитывает на национальную премию по возвращении к родному Солнцу.

– Разве это плохо?

– Мелко берете, Гарри! Я предпочел бы заглянуть в недра планеты! Добраться до них мне важнее, чем повидать никчемные папоротники.

– Значит, сэр, не все еще потеряно?

– Я сам хочу задать этот вопрос, – сказал Аллан Керн, усаживаясь в кресло и поворачиваясь лицом в угол.

– Будить это страшилище! – гневно воскликнула Мэри. – В такую минуту?

– В такую минуту нам нужна безупречная электронная логика компьютера, – невозмутимо ответил Керн.

– Оставьте людям решать самим свою судьбу. Не вмешивайте машину! – воскликнула Мэри.

– Мисс Стрем, пока я еще не разбудил Джона, я познакомлю вас с математическим прогнозом будущего, уготованного человечеству. Математика решает все. Мой брат Томас был гениальным математиком. Экстраполяция!

– Мысленное продление найденного закона изменения в координате времени.

– Именно. Мой брат Томас подсчитал, что если энерговооруженность человечества и дальше будет расти по крутой кривой, то…

– Не беспредельно же!

– Увы, джинн выпущен из бутылки! И ничто не остановит ход истории. Мой брат Томас говорил: «Существование биологических систем в среде с колоссальными энергетическими ресурсами было бы чрезвычайно трудным. Вредное действие излучений, которые для нас фатальны, для кибернетических систем не играет никакой роли. И потому очень сильно развитая цивилизация будет уже не биологической, а кибернетического типа».

– Это что же? Без людей? – возмутилась Мэри. – Одни железки?

– Конечно. Время людей кончится, как международный телефонный разговор. Они уступят место на планете своим более разумным электронным творениям, прототип которых и создал мой брат Томас.

– Не верю! Не верю! – почти сорвалась Мэри, но взяла себя в руки. – Эстраполяция может быть бесчестной, если ею пользоваться в спекулятивных целях. Кривая намагничивания вначале тоже загибается кверху, но потом происходит перегиб и стремление к насыщению. Это и есть основной закон Природы, идет ли речь об утолении голода животными или об образовании звезд из космической пыли.