Добираться туда – поездом, нерегулярно курсирующим автобусом, поэтому Аэлита не без некоторой женской хитрости пожаловалась на такие трудности Анисимову, когда докладывала об опытах, проведенных с Бемсом. Джентльменская натура Николая Алексеевича заставила его сразу же предложить совместную поездку на дачу.

Но прямого приглашения Аэлита так и не могла дождаться. Не считал Анисимов возможным ехать с ней в пустую дачу. Ждал, когда переедет туда на лето дочь-актриса Софья Николаевна с детьми, мальчиком и девочкой, младшими школьниками.

Они переехали как раз к цветению яблонь, и Анисимов сразу предложил Аэлите отвезти ее в совхоз.

Столь неравная по возрасту пара, взявшись за руки, шла в полной лесной темноте.

Ах, если бы Николай Алексеевич не медлил, а сказал все, что ждала Аэлита! Если бы он снова стал таким близким (пусть слабым!), как в особой палате немецкого госпиталя!

Но Анисимов молчал, и Аэлита с ужасом догадывалась почему. Не подозревал он о ее готовности даже стать (будь то возможно) его ровесницей!

И Аэлита засмеялась своим мыслям.

– Вам весело? – спросил Николай Алексеевич.

– Я счастлива! Право! На минуту, но счастлива, – ответила Аэлита, легко сжимая пальцы Анисимова.

И тогда открылось чистое поле и небосвод, усеянный звездами. То самое поле, с которого днем дохнуло русским простором.

«Самое место для крутого поворота», – подумал Анисимов и решил, что именно сейчас откроет Аэлите все: и что любит ее, и что отказывается от нее и своего счастья.

Но привычная сдержанность предотвратила непоправимое. Анисимов не сказал рубящих все слов, а произнес совсем иное:

– У меня к вам просьба, Аэлита. Дела складываются так, что мне предстоит весьма длительная поездка за границу. Сначала в Нью-Йорк на Ассамблею Организации Объединенных Наций, а потом…

Аэлита отпустила руку Анисимова и вся похолодела.

– Уезжаете? Зачем?

– Чтобы… В том весь смысл моей жизни. И вашей тоже.

Аэлита зажмурилась. Вот оно главное, что сейчас услышит!

– И вашей тоже, как участницы нашей научной разработки.

Аэлите хотелось помочь ему, подсказать.

– И вам понадобятся помощники. И даже такие, как я. Впрочем, какая же я помощница?

– К сожалению, речь идет о другой помощи. В моем выступлении в Организации Объединенных Наций от имени советских ученых вы не поможете.

– О той идее, которая зарождалась в Западной Германии, в госпитале?

– Да. В особой палате, при вас. Мы мечтали предложить ООН создать Город-лабораторию, как бы перенесенный из будущего.

– Какой замечательный город! Как бы мне хотелось попасть в него!

– Если наш проект пройдет, если ООН выделит необходимые средства и укажет место создания города, мне придется пробыть там, по крайней мере, несколько лет.

– Несколько лет? – ужаснулась Аэлита, останавливаясь, словно наткнулась на дерево.

– Потому-то я и обращаюсь к вам с просьбой.

– Поехать с вами?

– Увы, совсем наоборот. Я знаю, что хозяйка квартиры, в которой вы живете, возвращается с Севера.

– Да. Возвращается.

– А как думаете жить в дальнейшем? Вернее, где?

– В институте предложили вступить в стройкооператив.

– И деньги есть для внесения пая?

– Я не решалась рассказать, Николай Алексеевич. Юрий Сергеевич во время своего последнего посещения, оказывается, оставил на кухне конверт со слезным письмом и моими деньгами, которые я швырнула ему в лицо за Бемса.

– Чем же вызван такой поступок?

– Видимо, даже в таком человеке есть доброе начало. Честное слово! Я всегда считала Мелхова безукоризненно честным. Правда, честность могла диктоваться расчетом. Ему хотелось восстановить наши отношения. Но это невозможно.

– Невозможно?

– Я люблю другого человека.

Еще одно слово – и Аэлита назвала бы, кого любит, но вековое представление женщины, что о любви первым говорит мужчина, удержало ее.

Николай Алексеевич все прекрасно понял и тем решительнее продолжил свою мысль:

– Я не знаю, когда вы можете въехать в свою кооперативную квартиру… но совсем не поэтому я хотел просить вас об одолжении.

– Николай Алексеевич, я на все готова. Кооперативную квартиру временно можно и не заселять. Право!

– Почти угадали мою просьбу.

– Почти?

– В том смысле, что на время моего отсутствия вы с Алешей и Бемсом, конечно, могли бы пожить в моей пустой многокомнатной квартире. Словом, постережете ее.

– На время многолетнего отсутствия?

– Да, речь идет о длительном времени.

Аэлита сразу сникла.

– Могу я рассчитывать? – спросил Николай Алексеевич, голос его перехватило от волнения, он боялся, что схватит сейчас Аэлиту в объятия и забудет о своем решении уехать от нее навсегда в надежде, что она устроит свою жизнь. Ведь, любя ее, он желал счастья любимой.

– Я бы сделала все, чего бы вы ни пожелали, – прошептала Аэлита. – Честное слово!..

Они пошли вдоль поля. И оба молчали, хотя мысли каждого были обращены к другому.

На даче ждала дочь Николая Алексеевича Софья Николаевна. Спартак и Тамара уже сидели за чайным столом и светились таким внутренним светом, что электричество казалось излишним.

Софья Николаевна, дородная русская красавица с таким же иконописным лицом, как у отца, очень страдала оттого, что один глаз у нее был больше другого. Умелой косметикой она скрашивала свой недостаток, но у нее выработалась привычка садиться к собеседнику в профиль. У незнакомых создавалось несколько неприятное впечатление, будто она избегает смотреть в глаза, но непринужденная сердечность сглаживала все.

– Ну вот и папа! – обрадовалась Софья Николаевна. – А ваш брат, Аэлита, прекрасно разбирается в театре – так разделал нашу последнюю постановку, что я предложила ему перейти к нам режиссером.

– Только на тракторе, – рассмеялся Спартак.

– Этюд Тамары чудесен. Хочется вызвать пожарных, – продолжала Софья Николаевна. – Откройте секрет, как удалось его выпросить?

– Все дело в законе ее предков, – отшучивался Анисимов. – Понравилось – забирай. Я бы очень хотел, чтобы Тамаре у нас что-нибудь понравилось.

– А мне у вас все нравится, – смеясь, ответила Тамара. – Так что придется подарить мне вас со всем окружением.

– Считайте, княжна, себя обладательницей нашего замка вместе с обитателями, – и Николай Алексеевич сделал широкий жест рукой.

– Если мне дается право выбора, я возьму себе только одного.

– Неужели меня? – рассмеялся Анисимов.

– Нет, другого, – тоже смеясь, ответила Тамара, сияющими глазами смотря на Спартака, а тот не знал, куда деваться от смущения.

– Друзья мои, – сказал Анисимов, – я только что объявил Аэлите о своем отъезде на долгий срок за рубеж. Сонечка, Аэлита согласилась избавить тебя от хлопот по присмотру за моей квартирой. Они с сынишкой поживут там, пока не достроят кооперативный дом. Оптимальное решение!

Спартак смотрел на Аэлиту и понимал, что в ней творится, какой несчастной чувствует себя сестра. И стыдился собственного счастья. Встретился взглядом с Тамарой, и оба опустили глаза.

Но в чем они были виноваты? И перед кем?

Софья Николаевна тоже все прекрасно поняла, но не показала виду, переведя разговор на веселую болтовню и усадив отца с Аэлитой за чайный стол.

– А какое у меня варенье! – воскликнула она.

– Нет ягоды вкусней малины, нет картошечки вкусней печененькой, – голосом деда Тараса сказал Анисимов и рассмеялся.

Николай Алексеевич не раз бывал в Америке, но так получилось, что на корабле подплывал к Нью-Йорку впервые. Анисимов уступил настоятельной просьбе Аэлиты, согласившейся остаться в его квартире при условии, что он отправится на Ассамблею ООН не на воздушном лайнере, а морским путем. И Николай Алексеевич, уже нанеся Аэлите тяжелую рану своим молчанием о главном, решил уступить хоть в малом. К тому же морская прогулка сулила ему хороший отдых. На самом же деле не просто уступил, а как бы показал, что Аэлита имеет какие-то права на него. Вот этого в сложившихся условиях делать не следовало.