В изложении дальнейших событий источники не содержат серьезных противоречий, за исключением вопроса о смерти Г. Н. Вакуленчука. Некоторые потемкинцы утверждают, что в ответ на возмущение команды приказом о расстреле И. И. Гиляровский выхватил револьвер и убил Г. Н. Вакуленчука, подозревая в нем вожака матросов, смерть которого и послужила сигналом к восстанию {94}. Другие свидетельствуют, что Вакуленчук погиб уже в ходе восстания {95}. Последняя версия представляется наиболее верной, так как подтверждается документами следствия {96}. Разделяет ее и ряд историков{97}. Однако обстоятельства гибели Г. Н. Вакуленчука остаются все же не совсем ясными. Но поскольку большинство потемкинцев пишут о рукопашной схватке между Г. Н. Вакуленчуком и И. И. Гиляровским в разгар борьбы на палубе, то на основании мемуаров и документов следствия можно предположить следующее.

После раздачи оружия в батарейной палубе Г. Н. Вакуленчук вышел наверх и в погоне за лейтенантом Л. К. Неупокоевым забежал на башню. Здесь его ранил из винтовки И. И, Гиляровский, но Вакуленчук бросился на него и вырвал винтовку. В это время сзади в Вакуленчука выстрелили строевой квартирмейстер А. Я. Денчик и один из караульных, тяжело ранив его в голову и спину. Теряя сознание, Вакуленчук упал на палубу, залив ее кровью. В этот момент за башню забежал А. Н. Матюшенко. Он застрелил И. И. Гиляровского, но не оказал помощи Г. Н. Вакуленчуку, считая его убитым. Затем Матюшенко отошел от башни и взял на себя руководство восстанием.

Г. Н. Вакуленчук, придя в сознание, хотел добраться до лазарета, но силы оставили его. Он схватился за бортовой леер (ограждение) и упал в море, где его [41] подобрали матросы с шестерки, стоявшей у трапа {98}.

В то время как революционные моряки бросились за оружием, часть команды, более 200 человек, преимущественно новобранцы, в растерянности металась по палубе. Их пытался хоть как-то организовать член одной из революционных групп Я. Л. Горбунов. Командир Б. Н. Голиков, еще на что-то надеясь, приказал офицерам Д. П. Алексееву, Н. Я. Ливинцеву, А. К. Макарову и Н. С. Ястребцову переписать фамилии не желающих бунтовать новобранцев, которых пытался поднять Горбунов. На миноноску он распорядился передать приказ подойти к «Потемкину» {99}. Но, едва фельдфебель В. И. Михайленко начал передавать это распоряжение, послышался крик: «Кто семафорит, тот будет как гадина выброшен за борт!» Е. Н. Голиков рассчитывал бежать на миноноске вместе с офицерами. Но было поздно. Офицеры стали бросаться за борт. За ними последовала часть несознательных матросов {100}.

Пока наверху команда расправлялась с офицерами, кочегары и машинисты под руководством С. А. Денисенко и Е. К. Резниченко, выполняя план восстания, готовили корабль к походу. Машинные кондуктуры не оказали восставшим никакого сопротивления. Специально выделенные матросы периодически информировали кочегаров и машинистов о ходе вооруженной борьбы на верхней палубе. Машинисты собирали разобранные накануне машины.

А тем временем старший инженер-механик подполковник Н. Я. Цветков пробрался в кочегарку. Он приказал хозяину трюмных отсеков К. Давиденко затопить пороховые погреба, так как по всему кораблю прошел слух о готовящемся взрыве броненосца. С. А. Денисенко, появившийся в кочегарке вслед за Н. Я. Цветковым, сообщил кочегарам о ходе восстания, убедил их в ложности слуха о взрыве и велел разводить пары. Надежные матросы встали на караульные посты у всех клапанов затопления {101}.

В пылу борьбы потемкинцы не обращали внимания на миноноску, стоявшую в десяти метрах по левому борту броненосца. Случайно с «Потемкина» заметили, что миноноска, до которой удалось доплыть некоторым офицерам, пытается сняться с якоря. По ней открыли стрельбу из винтовок. Несмотря на огонь, командир миноноски приказал выбрать якорный канат. Но канат захлестнулся на вьюшке. Командир попробовал оборвать [42] его, дав задний ход, но безрезультатно. Для того чтобы не дать миноноске уйти, потемкинцы сделали по ней три выстрела из 47-миллиметровой пушки. Один из снарядов пробил дымовую трубу. После этого с миноноски передали семафором: «Присоединяюсь к «Потемкину».

По требованию потемкинцев командир миноноски лейтенант П. М. Клодт фон Юргенсбург развернул ее кормой к броненосцу, а затем на лодке отправился на «Потемкин». Восставшие предложили ему перейти на их сторону и исполнять обязанности старшего офицера. Но он отказался. Тогда с него сняли погоны и отвели под арест в кают-компанию «Потемкина»{102}.

После этого с броненосца на миноноску перешли два машиниста, два кочегара, рулевой и еще около десяти вооруженных винтовками матросов. Караул арестовал офицеров и вернулся на броненосец. Но потемкинские машинисты, кочегары и рулевой в дальнейшем почти постоянно находились на борту миноноски, заменив соответствующих специалистов {103}. Вероятно, потемкинцы не доверяли команде миноноски и поэтому держали на ней своих людей, которые не только стояли вахты и наблюдали за настроением команды, но также вели революционную агитацию.

О миноноске № 267 историки обычно умалчивают. Действительно, ее команда в ходе восстания ничем выдающимся себя не проявила и вернулась из Румынии в Севастополь. Источники сведений о ней весьма бедны. Однако материалы следствия отдают должное первому революционному порыву матросов миноноски. «…Нельзя не прийти к заключению, - писал военно-морской судья полковник П. А. Воеводский, - что с момента перехода броненосца 14 июня с Тендровского рейда в Одессу названная команда имела полную возможность отделиться от мятежной команды броненосца и передать миноносец в ведение одесских военных властей и что все последующие совместные ее действия и переходы с броненосцем из порта в порт происходили не иначе, как по доброй воле, при явном отсутствии непреодолимого принуждения со стороны команды броненосца» {104}.

Решение матросов миноноски вернуться в Россию в надежде на прощение объясняется их политической незрелостью. Однако на допросах они не выдали своих товарищей, назвав лишь тех руководителей восстания, [43] которые были известны всем участникам и очевидцам {105}. Надежды их на милосердие царского суда не оправдались. Все они проходили по делу как обвиняемые и были приговорены к отдаче в арестантские роты.

Итак, в 14 часов броненосец «Потемкин» и миноноска № 267 снялись с якоря и пошли в Одессу. Курс прокладывали рулевой большевик М. М. Костенко и сигнальщик Ф. А. Веденмеер.

Палуба броненосца была убрана, на камбузе готовился обед из запасов солонины, матросы стояли на постах по походному расписанию. «Все было как будто по-старому, - вспоминал участник восстания комендор Ф. И. Пятаков, - но матросы впервые почувствовали себя настоящими людьми. Настроение у всех было бодрое, приподнятое»{106}. Его омрачило только одно: по дороге в Одессу в корабельном лазарете в 16 часов скончался руководитель потемкинских социал-демократов, большевик, член «Централки» Григорий Никитич Вакуленчук {107}.

Во время восстания на Тендре наиболее решительно действовали матросы и младшие унтер-офицеры технических специальностей. Недаром в списке «главарей» и «главных зачинщиков бунта» на «Потемкине» первыми значатся машинисты, кочегары и минные машинисты. Моряки-машинисты первыми бросились за оружием и призывали всех матросов примкнуть к восстанию {108}. Причины их столь активного участия в революционном движении уже были отмечены.

Из общего числа офицеров матросы убили только семерых: командира Е. Н. Голикова, старшего офицера И. И. Гиляровского, лейтенантов Н. Ф. Григорьева, Л. К. Неупокоева, В. К. Тона, прапорщика Н. Я. Ливинцева и судового врача С. Г. Смирнова. Из них Н. Ф. Григорьев и Н. Я. Ливинцев были убиты в воде при попытке добраться до миноноски. Командира Е. Н. Голикова матросы нашли раздетым в адмиральском помещении, где он собирался прыгнуть в море через иллюминатор. Он валялся в ногах у А. Н. Матюшенко, умоляя о пощаде. Его вывели на палубу и расстреляли. Лейтенанта В. К. Тона восставшие матросы хотели выбрать своим командиром. Но Тон выхватил револьвер и направил его на А. Н. Матюшенко, который успел выстрелить первым. Врач С. Г. Смирнов был ранен во время восстания и спрятался в своей каюте. Квартирмейстер П. Я. Курилов, рулевой А. Г. Самойленко [44] в матрос второй статьи Н. С. Фурсаев вытащили Смирнова наверх. «Мясо хорошее?» - спросили его матросы. «Нет», - ответил врач. «Что же ты сказал, что хорошее?…» Смирнов не нашел ответа, и моряки, подняв его на штыки, выбросили в море {109}.