Как показали дальнейшие события, в ходе восстания шел процесс роста классового самосознания новобранцев. Активную революционную агитацию среди них наряду с социал-демократами вели сочувствующие РСДРП, в том числе комендор С. Бредковский, матрос И. И. Карпенко, фельдфебель П. Я. Курилов, маляр И. М. Сучкин, матрос В. Ф. Таран {121}.

Группа противников восстания была относительно немногочисленна и состояла из 10 кондуктуров и 60-70 матросов, в основном новобранцев. Оформленной организации эта группа создать не успела, но наиболее активные ее члены, сознательные враги восстания - кондуктуры и часть матросов, - устраивали тайные сходки. Возглавлял контрреволюционеров прапорщик Д. П. Алексеев, назначенный потемкинцами командиром корабля. Группа вела активную агитацию, занималась провокациями и вредительством {122}.

Итак, из 746 человек команды в восстании активно участвовали около 280-300, неустойчивую позицию занимали около 400 человек и около 70 человек являлись противниками восстания. Революционные матросы знали многих контрреволюционеров и могли бы применить к ним решительные меры, не ограничиваясь агитацией на митингах. Однако они не сделали этого. Правда, они постановили избавиться от главных врагов - кондуктуров, но это решение, принятое уже в конце восстания, не было исполнено. Тем самым оказались не осуществлены рекомендации «Централки» по ликвидации контрреволюционных элементов.

Для руководства восстанием и управления броненосцем потемкинцы, по предложению А. Н. Матюшенко, выбрали из своей среды комиссию из наиболее авторитетных, технически грамотных и преданных общему делу товарищей. Кандидатуры для утверждения по списку, составленному социал-демократами, Предлагал команде В. П. Кулик. Точный состав комиссии неизвестен. А. П. Березовский определял число ее членов в 22-25 человек, К. И. Фельдман - в 32, С. Ф. Найда и некоторые другие - в 15, а П. П. Гришин считал, что состав комиссии доходил до 36 человек {123}. Столь значительное расхождение вызывается тем, что на заседаниях комиссии обычно присутствовали не только ее постоянные члены, но и многие другие политически активные [49] матросы, формально не входившие в состав комиссии.

Источники называют следующих матросов, участвовавших в работе комиссии: А. Н. Матюшенко (председатель), П. В. Алексеев, А. К. Борчан, Е. Р. Бредихин, Ф. А. Веденмеер, М. А. Волобуев, З. Гайворонский, А. Головков, С. Я. Гузь, С. А. Денисенко, А. Н. Заулошнов (Заулошенов, Заволошин), В. А. Зиновьев, М. Зиновьев, М. Л. Зубченко, И. Т. Иванчук, Ф. Я. Кашугин, И. П. Кобцы (Копцы), М. М. Костенко, В. П. Кулик, Куприянов, П. Я. Курилов, Ф. П. Луцаев, И. А. Лычев, А. В. Макаров, Т. Г. Мартьянов, Ф. Г. Мигачев, В. И. Михайленко, С. Михайлов, И. Морозов, А. С. Ненашев, В. З. Никишкин, Я. П. Овчаров, К. М. Перелыгин, В. Е. Пригорницкий (Прогорницкий), Ф. И. Пятаков, Е. К. Резниченко, С. С. Родин, Н. Рыдлов, Г. Савотченко, А. Г. Самойленко, И. С. Самойлов, А. И. Сербин, Т. В. Скребнев, И. П. Сопрыкин, И. С. Спинов, Г. Стриж, И. Сурненков, А. П. Сыров, И. Фенин, З. И. Фишков, М. Циркунов (Цвиркунов), К. Черницын, Е. С. Шевченко, С. М. Шендеров, И. П. Шестидесятый. 18 из них - социал-демократы, в том числе 12 большевиков.

Комиссия «Потемкина» явилась прообразом будущих судовых комитетов. Состав и форма ее деятельности историками специально не рассматривались, а между тем необходимость этого очевидна.

Из 56 членов комиссии 43 являлись активными участниками восстания, четверо - Ф. Г. Мигачев, В. И. Михайленко, И. П. Сопрыкин и Е. С. Шевченко не сочувствовали ему{*8}, один - Ф. А. Веденмеер - был контрреволюционером. Позиция остальных неизвестна, но по всей вероятности, они сочувствовали восстанию, так как в судебном материале в качестве контрреволюционеров не упомянуты. Следовательно, революционные матросы имели в комиссии подавляющее большинство. По воспоминаниям участников восстания, руководство в комиссии принадлежало социал-демократам.

В комиссию вошли представители всех специальностей - от комендоров до санитаров, причем половина комиссии - 29 человек - являлась представителями технических специальностей, игравших главную роль в революционном движении на флоте. [50]

Группа социал-демократов из членов комиссии была назначена на офицерские должности и отчитывалась перед всей комиссией. На специальные отделы комиссия не подразделялась, и только в конце восстания из ее состава был выделен исполнительный комитет.

Заседания комиссии проводились открыто. Это способствовало политическому воспитанию команды. Следует отметить, что свои постановления комиссия проводила в жизнь только с согласия всего экипажа. Даже посылка в город парового катера утверждалась общим собранием моряков{124}.

Все главные вопросы решались на митингах, о значении которых в первые годы после Октябрьской революции В. И. Ленин писал: «…без митингования масса угнетенных никогда не смогла бы перейти от дисциплины, вынужденной эксплуататорами, к дисциплине сознательной в добровольной. Митингование, это и есть настоящий демократизм трудящихся, их выпрямление, их пробуждение к новой жизни, их первые шаги на том поприще, которое они сами очистили от гадов (эксплуататоров, империалистов, помещиков, капиталистов) и которое они сами хотят научиться налаживать по-своему, для себя, на началах своей, Советской, а не чужой, не барской, не буржуазной власти»{125}.

Такая обстановка царила в первые дни революционной свободы на броненосце «Потемкин». «Готовность к чему-то большому, хорошему побуждала нас к оживленным дискуссиям», - вспоминал матрос Е. А. Батеев{126}. Потемкинские социал-демократы полагали, что неуклонное осуществление принципа самого широкого демократизма в управлении броненосцем будет способствовать пробуждению политического сознания у отсталой части команды. С той же целью с первого дня восстания были отменены все чины и форменные знаки различия{127}.

Указанная особенность функционирования комиссии воспитывала в массе самодеятельность и позволяла открыто разоблачать врагов восстания. Но зависимость комиссии от настроений большинства команды не позволила ей стать твердым революционным органом. Как показал ход событий, ей далеко не всегда удавалось повести за собой команду. Причины этого объяснялись отсутствием у членов комиссии опыта руководства [51] восстанием и политической отсталостью подавляющего большинства матросской массы. Даже руководитель восстания А. И. Матюшенко, пламенный революционер, как известно, не имел представления о правильных путях борьбы. Он писал: «Я за себя говорю, что я вне партий, потому что я хорошо знаю поговорку: не спросяся броду, не суйся в воду. Я хорошенько узнаю программы всех партий, узнаю, кто что хочет дать рабочим за пролитую кровь на баррикадах, к тому я пристану. Для меня хороши и те, и другие, а кто больше начальство бьет, тот лучше»{128}.

В сложной обстановке А. Н. Матюшенко шел за массой, подчиняясь ее колебаниям. Но и социал-демократы даже не пытались сосредоточить в своих руках полноту власти. Среди них были герои (например, С. А. Денисенко, Е. К. Резниченко, В. П. Кулик, В. З. Никишкин и др.), но не было вождей. Такой вывод подтверждается свидетельством инженера-механика А. М. Коваленко, который отмечал, что среди руководителей восстания особыми организаторскими талантами никто не выделялся. Слабость партийного руководства особенно проявилась в отказе матросов поднять на броненосце сразу после восстания Красное знамя революции, поскольку тогда это требование членов РСДРП еще не было утверждено большинством команды. Оценивая подобные ситуации, В. И. Ленин писал, что у вожаков военных восстаний 1905 г. «не было уменья взять руководство в свои руки, стать во главе революционной армии и перейти в наступление против правительственной власти»{129}. Одесский большевистский комитет РСДРП ввиду своего тяжелого положения не смог оказать необходимой помощи потемкинцам. Отсутствие твердого руководства восстанием при наличии в команде контрреволюционных элементов и массы политически несознательных привело к тяжелым последствиям.