Едва делегация успела вернуться и доложить о результатах поездки, как на «Потемкин» прибыла комиссия с «Георгия». Георгиевцы сообщили о положении на их броненосце. Обе комиссии решили арестовать кондуктуров «Георгия» и перевести на него часть потемкинской команды. Затем георгиевцы поспешили вернуться на свой корабль. Вместе с ними отправилась вторая делегация «Потемкина», чтобы еще раз до приезда потемкинского караула рассказать матросам «Георгия» о принятых решениях и объяснить необходимость ареста кондуктуров. Делегация состояла из 10 человек во главе с А. С. Галенко. С ними вернулся на свой броненосец и М. Г. Юрченко, известивший заговорщиков о постоянной боевой готовности «Потемкина»{322}.

Пока происходили эти события, потемкинцы около 10 часов направили делегацию к командующему войсками для переговоров о покупке лекарств, перевязочных средств, провизии и угля. Генерал С. В. Каханов отказался удовлетворить требования матросов в угле и провизии и распорядился доставить в порт только медикаменты. Тогда потемкинцы заказали провизию в селе Дофиновка под Одессой. Но военное командование узнало об этом, и, когда миноноска № 267 подошла к селу, казачьи патрули конфисковали провизию и не пустили матросов на берег{323}.

В то время как миноноска ходила к Дофиновке, потемкинцы захватили в порту пароход Российского общества пароходства и торговли «Петр Регир». На нем находилось более 100 тыс. пудов угля. «Наша команда, - вспоминал А. П. Березовский, - с такой поспешностью таскала мешки и ссыпала их, так дружно кипела работа, что едва ли что-нибудь подобное [115] наблюдалось при грозном Голикове»{324}.

Около полудня к командующему войсками явилась вторая делегация с «Потемкина». Она потребовала освобождения арестованных накануне потемкинцев и доставки на броненосец провизии, угрожая в 21 час начать бомбардировку города{325}. Вероятно, данная поездка к командующему имела скорее разведывательный характер с целью узнать дислокацию войск. На это косвенно указывает то, что, пока делегация находилась в Одессе, потемкинская комиссия обсудила и приняла заявление командующему войсками. В документе говорилось:

«Третьего дня [16-го июня], после похорон матроса Вакуленчука, не возвратились с берега трое наших товарищей… кроме того, в тот же день не вернулись с берега еще трое матросов, посланных нами в город за покупкой мяса… По имеющимся у нас сведениям, все эти матросы арестованы полицией и заключены под стражу. Ввиду этого мы требуем немедленного их освобождения и беспрепятственного возвращения на судно.

Далее мы требуем:

1. Доставки для всей команды необходимой провизии, угля, воды и пр. запасов.

2. Освобождения из тюрем всех политических, как борцов за народное дело, за которое готовы сражаться и мы.

3. Немедленного очищения города от войск, передачи его во власть населения и свободного вооружения всего города.

4. Мы же после этого будем добиваться установления Народного Правления как в городе, так и по всей России.

В заключение мы заявляем, что если хоть одно из наших требований не будет удовлетворено в течение 24 часов, то мы приступаем к бомбардировке города и захвату его силой. И тогда мы снимаем с себя всякую ответственность за невинные жертвы, - они падут на вашу зачерствелую совесть.

Команда революционной эскадры, состоящей из броненосцев - «Князь Потемкин-Таврический», «Георгий Победоносец», миноносца № 267 и госпитального судна «Веха»{326}.

Это был настоящий ультиматум. Потемкинцы чувствовали себя уверенно и готовились к решительным действиям. А. Н. Матюшенко еще утром ездил [116] в город, чтобы под предлогом посылки жене убитого командира «Потемкина» 1 тыс. руб. в виде пенсии собрать данные о положении в Одессе. Он успел переговорить с солдатами разных полков, которые сообщили ему о своей готовности присоединиться к восстанию, если матросы продолжат бомбардировку и помогут солдатам{327}. К каким полкам принадлежали эти солдаты, неизвестно. А это было бы чрезвычайно важно, так как давало возможность в какой-то мере выяснить отношение к восстанию во вновь прибывших воинских частях.

Врач А. С. Галенко, узнав о решении обеих комиссий арестовать кондуктуров «Георгия», решил упредить события и организовать общее выступление контрреволюционеров на обоих броненосцах. Перед отъездом второй делегации он договорился с потемкинскими кондуктурами о сигнале к началу выступления, который будет подан с борта «Георгия». По прибытии на него Галенко объявил матросам о решении совместного совещания бомбардировать Одессу и арестовать кондуктуров. Однако о причинах такого решения он не сказал ни слова, поэтому его заявление вызвало бурные споры в команде. Не зная в чем дело, многие матросы наотрез отказались стрелять по городу и выдать своих кондуктуров потемкинскому караулу. Настроение части георгиевцев изменилось не в пользу «Потемкина». Тогда Галенко решился на открытое предательство. Он заявил, что экипаж его броненосца хочет прекратить бунт, но боится своей комиссии. «Георгий» должен подать пример и первым сняться с якоря. Провокатор обещал лично ходатайствовать перед командованием о прощении тех, кто одумается и прекратит восстание{328}.

Прибывшие вместе с Галенко потемкинцы, потрясенные его изменой, сначала растерялись и пробовали возражать, но быстро опомнились и бросились на предателя. Однако ему удалось спуститься по шлангам с мостика на бак и скрыться в толпе своих сторонников. Неожиданно кондуктуры увидели, как на «Веху», подошедшую к борту «Потемкина», переходят вооруженные матросы. Заговорщики поняли, что караул послан за ними, и решили выступить немедленно{329}.

В этот момент к борту «Георгия» подошел катер «Пройда» с лоцманом Н. И. Романенко. Он приехал за георгиевским ресторатором, которого матросы постановили [117] отправить на берег. А. О. Кузьменко сообщил лоцману о решении заговорщиков немедленно поднять мятеж и уйти от «Потемкина», а в случае неудачи сдаться одесским властям и спросил, позволят ли глубины подойти близко к берегу. Лоцман ответил положительно и обещал переправить кондуктуров на берег, если мятеж потерпит поражение. Затем он отправился на «Потемкин», чтобы под предлогом доставки провизии отвлечь внимание потемкинцев от «Георгия{330}.

Воспользовавшись общим замешательством, вызванным речью А. С. Галенко, заговорщики начали осуществление своих замыслов. А. О. Кузьменко приказал первой группе заговорщиков осторожно выбрать якорь, не поднимая его над водой, чтобы не заметили с «Потемкина», второй - занять места в машинном отделении. Третьей группе поручили снять с винтовок штыки и затворы и разобрать замки у орудий. Четвертая группа во главе с А. О. Кузьменко действовала на мостике. Как только кондуктур А. В. Будяк доложил на мостик: «Якорь выбран», Кузьменко передал своим сообщникам в машинном отделении приказ: «Полный вперед!»{331}

В это время на «Потемкине» лоцман Н. И. Романенко отвлекал внимание комиссии рассказами о положении в городе. Командующий войсками приказал ему доставить на «Потемкин» немного провизии и медикаменты. Военные власти, испуганные появлением второго броненосца и угрозами восставших, начали выполнять их требования. Пока шло заседание комиссии, на «Потемкин» явился посыльный от командующего гарнизоном с предложением передать список всего необходимого революционной эскадре. Список составили, и чиновник повез его в Одессу{332}.

Внезапно вахтенный матрос сообщил, что «Георгий» выбирает якорь. Потемкинцы встревожились. Но Н. И. Романенко успокоил их, заявив, что, вероятно, на «Георгии» просто стравливают якорную цепь, так как ее может оборвать начавшийся шквальный ветер. Беседа продолжалась, но вдруг снова вбежал вахтенный. «Георгий» дал ход и идет мимо «Потемкина», - доложил он. Члены комиссии бросились на палубу. Романенко успел бежать на своем катере{333}.

К. И. Фельдман, наблюдавший за «Георгием» с борта «Потемкина», в своих воспоминаниях отметил, что, [118] едва «Георгий» дал ход, А. О. Кузьменко приказал сыграть боевую тревогу. Р. М. Мельников присоединился к этой версии. Однако сам Кузьменко в своих следственных показаниях ничего об этом не сообщил. А. В. Будяк на следствии сказал, что матросов разогнал с палубы начавшийся дождь. Так или иначе, палуба была очищена от матросов, и заговорщики подняли сигналы: «Иду в Севастополь» и «Прошу позволения сняться с якоря»{334}.