Все дома в деревне были закрыты и погружены во тьму, но Мергатройду удалось различить в бухте силуэт пришвартованного катера и фигуры людей, что-то делавших на нем при свете факелов. Они подъехали к деревянной пристани, Килиан достал из бардачка термос с кофе и пустил его по кругу, ко всеобщему одобрению.
Южноафриканец выбрался из машины и по мосткам прошёл к катеру. До машины донеслись обрывки негромкого разговора на креольском французском. Интересно, почему в предрассветной темноте люди всегда говорят так тихо?
Десять минут спустя он вернулся. Теперь на востоке можно было различить бледную полосу и низко висящие перистые облака. Вода тоже светилась, и очертания пристани, судна и людей на нём обозначились яснее.
– Можем начинать грузиться, – сказал Килиан.
Из багажника своего "универсала" он извлёк ящик-холодильник с запасами пива и с помощью Хиггинса отнёс его к концу пристани. Мергатройду досталось нести пакеты с едой и ещё два термоса кофе.
Их катер не был одним из новомодных судов из стеклопластика – нет, это была солидная, основательная посудина с деревянным корпусом и фанерной палубой. В передней части палубы имелась небольшая каюта, сплошь забитая разнокалиберными снастями. По правому борту от каюты находились штурвал и приборная доска, а позади них – кресло на единственной длинной ноге. Над креслом был устроен навес. Остальная часть палубы была открыта; вдоль обоих бортов шли жёсткие скамьи. На корме было прочно закреплено вращающееся кресло, вроде офисного, но только оборудованное пристяжными ремнями, свисавшими по сторонам сиденья.
У заднего борта по углам были установлены два длинных стержня, подобные усикам осы. Мергатройд принял их было за удочки, но ему объяснили, что это стрелы для лески – они нужны, чтобы леска за бортом не путалась.
Капитанское кресло занимал пожилой мужчина. Он держал штурвал одной рукой и молча следил за последними приготовлениями. Килиан задвинул ящик с пивом под скамью и жестом пригласил всех рассаживаться. Юнга, совсем мальчик, отдал кормовой конец и забросил его на палубу. Деревенский парень, стоявший на мостках, проделал то же с носовым и оттолкнул катер от пристани. Старик запустил двигатели, и палуба под их ногами начала равномерно подрагивать. Катер медленно развернулся носом к лагуне.
Начало быстро светать – солнце подбиралось к горизонту, и на западе теперь тоже становилось светлее. Мергатройд ясно различал дома на берегу лагуны. Над крышами вились дымки – женщины варили утренний кофе. Через несколько минут пропали последние звёзды, небо окрасилось в голубой цвет и мерцаюшие лучи пронзили воду. Откуда-то вдруг всплыла раковина, сверкнула серебром и пропала. Поверхность воды была совершенно гладкой, её спокойствие нарушала лишь волна, протянувшаяся от носа катера к удалявшейся пристани. Мергатройд заглянул за борт и сумел различить очертания кораллов на глубине четырех саженей.
– Ну что же, – сказал Килиан, – давайте познакомимся. Это судно называется "Аван", что по-французски значит "Вперёд". Кораблик старый, но крепкий, как скала. С него в свое время поймали рыбу-другую. Капитана зовут месье Пасьен, а это его внук, Жан-Поль.
Старик повернулся к гостям и приветливо кивнул, но не произнёс ни слова. Он был одет в плотную блузу из синего холста и длинные брюки, из которых торчали босые ступни. Лицо его, тёмное и морщинистое, как грецкий орех, было увенчано потрёпанной соломенной шляпой. Глаза, всю жизнь всматривавшиеся в блестящую водяную гладь, были постоянно прищурены.
– Месье Пасьен рыбачит здесь с самого детства, вот уже по меньшей мере шестьдесят лет, – сказал Килиан. – Сколько точно, никто не помнит, даже он сам. Он знает всё про море и про то, как ловят рыбу.
Хиггинс вынул из сумки фотоаппарат и сказал:
– Я хотел бы поснимать.
– Подождите несколько минут, пока мы будем проплывать над рифом, – сказал Килиан.
Мергатройд смотрел на приближающийся риф. С балкона отеля тот выглядел мягким, как молочная пенка. Вблизи же было слышно, как грохочут волны, разбиваясь об острые, как нож, кораллы. Стена кораллов казалась сплошной.
Немного не доходя до линии прибоя, старик Пасьен круто переложил штурвал, и "Аван" развернулся бортом к рифу, ярдах в двадцати от него. И тут Мергатройд заметил проход. Между двух рифов оставался узкий канал, и через пять секунд они свернули в него, держа параллельно берегу, который теперь отстоял от них на полмили к востоку, а по обоим бортам бушевали волны. "Аван" трясло и качало.
Мергатройд посмотрел вниз. Волны теперь были со всех сторон, но, когда пена оседала, он видел в каких-нибудь десяти футах от себя ветви кораллов, с виду хрупкие и воздушные, но острые, как бритва. Одного прикосновения их достаточно, чтобы содрать с кожу с человека или обшивку с катера. Шкипер же, казалось, не смотрел вовсе. Одной рукой стиснув штурвал, а второй рукоятку газа, он устремил взгляд прямо перед собой, словно оттуда подавал сигналы ему одному видимый маяк. Время от времени он слегка доворчивал штурвал или добавлял ходу, и "Аван" уверенно обходил все препятствия. Мергатройд же успевал заметить опасность, только когда она оказывалась позади.
Шестьдесят секунд, которые занял проход через риф, казались бесконечными, а потом внезапно всё прекратилось. По правому борту ещё тянулся риф, но по левому была чистая вода. Они прошли. Капитан вновь тронул штурвал, и "Аван" устремился в открытое море. Тут же их закачала океанская зыбь. Мергатройд вдруг осознал, что со слабым желудком в море лучше не соваться, и всей душой понадеялся не осрамиться.
– Ну что, Мергатройд, видели вы эти чертовы кораллы? – произнёс Хиггинс.
Килиан усмехнулся:
– Это было нечто, не правда ли? Кофе будете?
– После такого мне лично нужно что-нибудь покрепче, – заявил Хиггинс.
– У нас все схвачено, – заверил его Килиан. – На борту есть коньяк. – И он скрутил крышку со второго термоса.
Тем временем юнга начал готовить снасти. Из каюты он вынес четыре прочных фибергласовых удилища. В длину каждое имело около восьми футов, и последние два фута – рукоять – были оклеены пробкой. К удилищам крепились здоровенные катушки, на которые были намотаны по восемьсот ярдов прочной нейлоновой лески. Латунные наконечники удилищ имели защёлки для крепления в отверстиях на борту судна – такое крепление не давало снастям запутаться. Юнга вставил удилища в отверстия и дополнительно закрепил их шнурами и растяжками.
Край солнечного диска показался над поверхностью океана, и его лучи скользнули по волнам. За несколько минут тёмная вода стала синей; по мере того, как солнце поднималось выше, она светлела и приобретала зеленоватый оттенок.
Мергатройд балансировал в такт качке, стараясь не пролить кофе, и с восторгом следил за приготовлениями юнги. Из большого короба для снастей тот извлёк куски стального троса разной длины – так называемые поводки – и набор наживок. Некоторые были в виде маленьких кальмаров из ярко-розовой или зеленой пластмассы, другие представляли собой пучки красных и белых петушиных перьев; имелись также металлические блёсны – в воде они кувыркаются и привлекают хищников. Были там и толстые, похожие на сигары, свинцовые грузила с прищепками для крепления к леске.
Мальчик по-креольски спросил деда о чём-то, и тот пробурчал ответ. Тогда мальчик выбрал двух кальмаров, блесну и пучок перьев. Каждая приманка с одной стороны была оснащена десятидюймовым стальным тросиком, а с другой – двойным или тройным крючком. Тросики приманок юнга прицепил к стальным поводкам, а те уже – к лескам удочек. На каждую леску он также навесил свинцовое грузило, которое на ходу будет удерживать наживку под водой. Килиан давал пояснения по поводу выбранных приманок:
– Эта блесна – на случай, если сюда вдруг заплывет барракуда, – сказал он. – На кальмаров и на перья можно подцепить бонито, дораду или даже крупного тунца.
Месье Пасьен внезапно изменил курс – они не поняли, зачем: горизонт был по-прежнему пуст. Лишь минуту спустя они заметили то, что он увидел сразу: у самого горизонта стая морских птиц кружила над водой и ныряла в волны. На таком расстоянии они казались не больше точек.