Во время чумы, когда великий князь убедился, что герцог Магнус, [как] и Иоганн Таубе, не хочет совсем пустить в ход силу (Frevel), он послал на ямских одного дворянина в Москву, чтобы переправить Каспара Эльферфельда в места, не тронутые чумой. Между тем бог послал на него чуму: он умер и был зарыт во дворе. Тогда я просил одного из начальных бояр в опричнине, чтобы он разрешил мне вырыть тело и (об.) похоронить его в склепе, который покойный заранее приказал выложить из кирпичей вне города и окрестных слобод в Наливках, где хоронились все христиане, как немцы, так и другие иноземцы. „Когда пройдет чума", ответил мне Петр Zeuze,. „тогда это можно сделать".
Великий князь приказал выдать мне грамоту, что русские могут вчинять иск мне и всем моим людям и крестьянам только в день рождества Христова и св. Петра и Павла. Но всякий остерегся бы [сделать это]. Ведь жил я все больше на Москве (Ich habe mein meistes Brot in der Moscau geessen).
^Каждый день я бывал во дворе у великого князя. Однако, я не согласился на предложение, сделанное мне через дьяка Осипа Ильина, все время безотлучно состоять при великом князе. Я был тогда юн и не знал достаточно Германии. Если кто-либо из больших господ спросил о чем-нибудь моего слугу и получил неправильный ответ, то - легко себе представить, как разгневался бы господин и как осрамился бы слуга! Кто был близок к великому кнйзю, тот [легко] ожигался, а кто оставался вдали, тот замерзал. Благодаря этому я и писать не мог больше.
Когда великий князь взял в опричнину Старицу, то он уравнял меня со служилыми людьми (mit den Knesen und Boiaren) (77) четвертой степени (in das vierte Glit und Grat) и к прежнему селу дали мне Меныиик и Рудак, все вотчины и поместья князей Deplenski1 2: села Красное и Новое были даны мне в вотчину, а
1 Текст не вполне ясен.
2 См. примечание к л. 48 об. и 73.
134
[с ними] шесть деревень - в поместье. Вместе с тем я получал по уговору, по окладу поместий, и мое годовое жалованье. На Москве великий князь пожаловал мне двор; в нем жил прежде один [католический] священник, который был приведен пленником из Полоцка во Владимир. Этот двор был выключен из городовых книг (Stadtbuchem) и был обелен (weiss geferbet), ибо был освобожден от государевой службы.
Рядом с этим двором был другой двор; в нем жил некий немец, по имени Иоганн Зеге, бывший слуга покойного магистра Вильгельма Фюрстенберга. Ему я одолжил мое годовое жалованье, чтобы на него он купил себе двор рядом с моим. У него была жена, уроженка города Дерпта, она была выведена на Москву. Так как я не был женат, то она занялась торговлей вином. Несколько раз в мое отсутствие, в особенности когда я разъезжал (auf den Zogen war) с великим князем, случалось так, что иноземцам запрещалось корчемство. И когда приказчики (Prikassiki) или чиновники с Земского двора (Semskodvora) (об.) приходили к этой женщине во двор, опечатывали погреб и забирали тех, кто в нем бражничал, тогда она говорила всегда, что [приказные] должны пойти и на мой двор и спрашивала - почему же они этого не, делают и не идут на двор к ее соседу. Однако, приказные твердо знали, что такое „опричнина". Это узнали также муж и жена [мои соседи].
Они продали мне свой двор, а себе вновь купили двор в городе, где можно было [жить спокойно] за закрытыми воротами. Я же соединил оба ДЕора в один, и днем, и ночью приезжали ко мне изо всех окрестных слобод.
Во время чумы этот мой сосед умер, а жена его собралась выехать, из Москеы вместе ' с женой мастера-цирульника Лоренцо- в крытой повозке. Это был дурацкий поступок, ибо все окрестные слободы были подожжены со всех сторон по приказанию татарского царя. Как только повозка въехала в ворота, огонь охватил ее со всех сторон, и повозка сгорела вместе с лошадьми, -вместе со всеми драгоценностями, золотом и серебром и другими ценностями. После пожара от нее нашли только железные ее части.
Ворота были заложены камнями против этого двора в Лубянском переулке (in der Strassen in der Strassen(!) Glibena Tortclik?) т; на большой Сретенской улице (an der grossen Stras- 1
1 Место не вполне ясное.
135
sen Stredens Kenliza) был еще один двор прямо против этого моего двора; (78) он был также обелен (weiss angestrichen). В нем жил [раньше] один полоцкий поляк, который был переведен в другое место. Этот двор я получил от одного господина, Семена Курцова, который был сокольничьим (Gegermeister) великого князя. В мое время великий князь не обижал ни того, ни другого. Двор этот я дал немцу Гансу Купфершмидт. По его словам, он знал немного оружейное дело1. И так как он видел, что корчемство приносило мне большой доход, то он решил, что мое ремесло выгоднее, чем его. И когда кто-нибудь хотел проехать на мой двор с ведрами, кружками и т. д. с тем, чтобы купить меда, пива или вина, то Купфершмидт, сидя у окна на своем дворе, перезывал к себе всякого. Он их обслуживал лучше, нежели я, и это причиняло мне большой убыток. Тогда я разобрал мой двор и перенес его на другое дворовое место, у речки Неглинной, где у меня было два пустых смежных двора, еще неогороженных. Здесь я опять начал шинковать (schenken) пивом, медом и вином. Простолюдины из опричнины (die Gemeine in Aprisna) жаловались на меня на Земском дворе (Richthause), что я устроил у себя корчму.^На Земском дворе (Semskodvora) начальником (oberster Boiar) и судьей был тогда Григорий Грязной. (об.) Ему я полюбился точно сын родной, как он говаривал. Вот что делали деньги, перстни, жемчуга и т. п.Г Он'ездил осматривать решетки и заставы и сказал всему миру (zu der ganzen Gemeine): „Двор этот принадлежит немцу. Он - иноземец и нет у него друзей - покровителей. Коли не будет у него корчмы, как же огородит он двор? А ведь забор должен итти до самой решетки". Так все и осталось по прежнему. В земщине был у меня еще один двор, который раньше принадлежал лиф- ляндскому дворянину Фромгольду Гану. Сначала он пленником был уведен в Аифляндию; затем-там в Лифляндии освобожден и крещен по русскому обряду (auf reusch) с именем Ильи, но затем разрешен в замке Гельмет в Лифляндии же. Позднее вместе со мной он выехал в Москву.
Когда великий князь приказал дать нам поместья, и казначей 1
1 Автор"употребляет не вполне ясный термин Wasserkunst; может быть, 'это испорченное при переписке - Waffenkunst? Но возможны и другие толкования. Гансу Шлитте поручалось вывозить из-за рубежа Leuthe so im Wasser зисЬеп, т. e. рудознатцев - золотоискателей.
136
(Schatzher) Иван Висковатый допрашивал его - братья мы или нет, он отвечал: „да“. И было приказано дать мйе земли
больше, чем ему на 50 моргенов, потому что я был старше его. Но тут он возразил, что он-сын дворянина, а я сын бургомистра. Тогда его уравняли [поместным окладом] со мной. Но тогда же и нашей дружбе пришел конец.
Я продолжал действовать так. На имя великого князя написал челобитье. „(79) В нем я просил у великого князя двор, будто я сам намеревался в нем устроиться: В тот же день мне были отведены два пустых двора; из них я выбрал двор упомянутого [выше католического] священника и понемногу начал шинковать.
Так как я постоянно бывал у первого боярина (bei dem obersten Herren) Ивана Петровича Челяднина и для него помогал одному поляку переводить на русский язык немецкий Травник (Herbarium) - к этому у него была большая охота и любовь, - то этот боярин пошел со мной в Поместный приказ и приказал дьяку Василию Степановичу дать мне то поместье, о котором я бил челом. В приказе он оставался до тех пор, пока не была подписана грамота.
Был некий дворянин, прибывший из Гаррии или Вирландии, vпо имени Эверт Бремен, der konte sonst nicht gefordert werden, denn er hatte nur auf seinen Adel gefreiet ein Weip ails der Stat Bolozka vorfuret1. Его-то я и послал в мое поместье управлять моими крестьянами согласно наказа, который я ему дал на немецком и русском языках. ^Зн, однако, не обращал внимания на мои писания и управлял крестьянами по лифляндскому обычаю. Оттого [то] и запустело мое поместье. Тогда я попросил названного выше боярина (Boiaren), Семена Курцова, ведавшего [охотничьих] птиц, соколов и (об.) орлов, и говорил ему: '„Поедем вместе со мной и с этим парнем в Разрядный приказ (Krigscanzelei) “. Все, что4 он говорил, тотчас же секретно записывалось. Когда он впервые пришел, то он попал не в тот приказ, куда следует. Он должен бы пойти в Посольский приказ (Gesantencanzelei) - и это было бы правильно, ибо там ведаются и вершатся все немецкие' и Татарские дела. А в Разрядном приказе ведаются все воинские и польские дела.