- О, Латуш, скорей, скорей спаси моего отца!

Я забыл сказать, что эта чудесная женщина была дочерью Эхнатона и Нефертити.

- Приказывай, владычица.

Она с трудом перевела дыхание и обратила на меня свои огромные глаза.

- Нефертити и Хоремхеб, чтобы ублажить верховных жрецов и , особенно, Манрепту согласились на перенос мумии отца из Ахетатона в долину царей.

- Я понял, царица: жрецы решили уничтожить по дороге мумию Эхнатона, чтобы лишить его вечного блаженства в загробном мире.

- Да, Латуш, но я и Тутанхамон окружены людьми жрецов. Я никому не могу довериться, кроме тебя.

- Я выполню всё, что ты прикажешь.

Анхесенпааон начала торопливо срывать со своих изящных рук драгоценные браслеты, перстни и цепочки.

- Вот возьми и немедленно отправляйся в Ахетатон. Вскрой гробницу царя царей, забери мумию и постарайся вернуться назад ночью.

Она указала на далёкие серые скалы в Ливийской пустыне, где находилась долина царей.

- Там уже готова усыпальница для Кийи, но её займёт Эхнатон. – Она обернулась ко мне и с тревогой в голосе сказала: - Догонишь ли ты посланцев жрецов. Они отплыли в Ахетатон вчера.

- Я догоню их.

- Если тебя схватит охрана или жрецы, то ты не должен даже под пыткой упоминать моё имя.

- Я буду молчать.

После этого разговора я, стараясь быть малозаметным, быстро покинул дворец и стремительным шагом направился на речную пристань. Там в густой толпе я начал подбирать крепких гребцов, которые могли бы по очереди непрерывно грести несколько суток. А когда я вместе гребцами уже занимал свою ладью, на пристани появились царские глашатаи. И обьявили о том, что некий Латуш, бывший астролог и преступник, ограбивший многие царские усыпальницы, здесь, сейчас, в эту минуту собирался вновь на разбойные дела. И если кто-либо укажет, где он прячется, тот получит из руки царя царей золотой перстень.

Далее глашатаи подробно пересказывали мою внешность. Я немедленно сорвал с головы парик, бросил его за борт ладьи, распустил волосы, как парасхит, и показал горсть драгоценностей растерянным гребцам.

- А, ну, скорей за вёсла! И я вам дам золота больше, чем царь!

И мы помчались, как на крыльях, вниз по великой реке, и через два дня догнали папирусную ладью с жрецами. Их нельзя было оставлять у нас за спиной, поэтому я направил наше деревянное судно на их ладью и сильным ударом в бок перевернул её. Молодые жрецы, не ожидавшие нападения, с криками полетели в воду. Стали барахтаться в ней, тонуть. К ним метнулись крокодилы и. минуту спустя, всё было кончено. На реке наступила тишина.

И я вновь громовым голосом дал команду: «Вперёд!»

Город Ахетатон был мёртвым городом, наполовину засыпанный песком, с разобранными домами, камни которых вывезли хозяева и все, кто хотел. Сады исчезли. По пустынным улицам бродили собаки. В городе не было ни одного человека, но по другую сторону реки, напротив Ахетатона тянулась цепь высоких отвесных скал. В них были пробиты туннели, а в глубине туннелей были скрыты мумии вельмож и царя царей. Эти гробницы охраняли стражники, человек пятьдесят.

Я предложил своим гребцам быстрым ударом разогнать их и вскрыть святилище царя царей, забрать всё золото, которое там лежало. Себе же я хотел взять только мумию. Гребцы стали опасливо озираться, говорить: «Вот, Латуш, ты привычный к разбою. А мы боимся мести Озириса». Но вскоре они, ослеплённые жаждой золота, а не моими словами, согласились на грабёж.

Мы вооружились дубинами, ворвались в казарму и в короткой схватке перебили всех стражников. А потом направились к гробнице Эхнатона. Тяжёлыми ломами выбили одну за другой двери и с горящими факелами вступили в длинный тёмный коридор. Всюду на стенах, в комнатах ярко заблестело золото. Мои гребцы ошалело закричали. Но я, понимая, что сюда спешила погоня, и она вот-вот могла появиться в этих местах, железной рукой остановил обезумевших гребцов и погнал их в дальний конец коридора, где стоял золотой ковчег. Там я, не теряя ни секунды, разбил его ломом, после чего мы с великим трудом скинули тяжёлую крышку саркофага вниз. А потом, в такой же спешке, один за другим сломали антропоидные гробы и добрались до мумии. Я крикнул гребцам, чтобы они торопились, но люди ослепли и оглохли при виде золота, сверкающих драгоценных камней. Погрузили себя в золото и не собирались двигаться с места. И тогда я один рванулся к выходу. С площадки туннеля я глянул сверху вниз на речную гладь, затем в сторону поворота, но река была пустой.

Я помчался в казарму, где были лошади. Привязал мумию к седлу одной из них, вскочил на другую и направился на горную дорогу, что выходила на скалистый берег Нила. И когда я уже был наверху, из-за поворота реки появилась огромная флотилия лодок и ладей. На одной из них стоял верховный жрец Манрепта. Он увидел меня, и его лицо перекосила бешеная гримаса. Он поднял кулаки над головой и страшным голосом закричал:

- Латуш, вернись ко мне, и я, клянусь Амоном, отдам тебе всё золото гробницы!

Я рассмеялся ему в ответ. Манрепта, не сводя с меня ужасного взгляда, затопал ногами и голосом, который загрохотал в скалах, как гром, крикнул:

- Латуш, я найду тебя и поражу страшной смертью!

Я ударил коня плетью и, продолжая громко смеяться, помчался вперёд. Но уже в первой деревне я обменял своих коней на трёх ослов. Погрузил на них вязанки тростника, а под тростник спрятал мумию.

Я двигался только ночами и не по дороге, а по краю Ливийской пустыни.

Когда я, наконец, добрался до Нэ, то я знал, что мне делать. Я находился на левом берегу реки, напротив города, а рядом высился огромный дом Вечности, где парасхиты готовили мумии. Здесь даже днём боялись появляться египтяне, а ночью только гиены, привлечённые запахом гнилого мяса, бродили вокруг.

Я был уверен, что мой разговор с царицей был подслушан кем-то и передан Манрепте и что юный царь царей слишком слаб, чтобы противиться воле жрецов и Хоремхеба….вот кто стремился стать фараоном!

Однако нужно было спешить, и я направился к высокой стене дома Вечности. Идя вдоль неё, я вскоре наткнулся на дверь, как и говорила Анхесенпаамон. Дверь была открыта. Я толкнул её и оказался во дворе, где у костра грелись стражники….ночь была холодной. Я осторожно скользнул со своей ношей к ступеням входа и проскочил в пустынный зал. В полной темноте, зная расположение комнат, я направился в ту часть здания, где хранились перед погребением мумии царской семьи.

Я зажёг небольшой факел, когда вступил в царский зал и увидел на столе только одну мумию. Это была божественная Кийя или то, что осталось от неё. Рядом по сторонам лежали те предметы, которые были приготовлены для её вечной жизни в загробном мире. А на столе стояли четыре канопы – сосуды – с внутренностями божественной красавицы. Вдруг что-то меня смутило, и я наклонил факел к маленьким крышкам канопы. На их верхней части была искусно вырезана голова Кийи – и это было в обычае того времени – но, приглядевшись, ещё раз подивился женской мести. Урей, который носила любимая жена царя и который украшал голову статуэтки, был отбит на всех канопах.

Я опустил рядом с Кийей Эхнатона, встал на колени и пролил обильные слёзы. И в тот же миг перед моими глазами прошли дикие картины того раздора, предательства и интриг, что омрачили последние годы Эхнатона. Он хотел счастья для себя, для своих близких, но познал только горе. Я изменил надписи на антропоидном гробу Кийи, положил в него мумию Эхнатона, а мумию Кийи спрятал в подвале.

На следующий день, когда я сидел в харчевне среди парасхитов – художников, скульпторов, музыкантов - я услышал разговор людей обо мне, которые не догадывались, что я сидел рядом с ними…

- Шпионы Манрепты шли за ним и узнали, что он в доме Вечности подменил мумию Кийи мумией царя Эхнатона.- И под смех товарищей, говоривший добавил, - Теперь Ба Эхнатона вряд ли найдёт свою мумию.

Я повернулся и спросил парасхита: