Закончилась встреча уже затемно, когда тот же слуга, который подавал на стол, менял пепельницы и незаметно выполнял множество других тихих и незначительных на первый взгляд, но необходимых действий, принес и вручил хозяину дома большую кожаную сумку. В сумке оказались какие‑то подарочного вида пакеты, перевязанные цветными лентами. Макс небрежно перебрал эти пакеты, сказал что‑то по‑немецки, пожал плечами и снова сложил подарки в сумку. Хозяин на его реплику виновато развел руками, как будто говоря, ну, извините, чем богаты, тем и рады, и тоже что‑то сказал. Потом они попрощались и уехали. Впрочем, если на виллу они приехали на такси, с виллы они уезжали на шикарном «мерседесе» хозяина, который и отвез их в аэропорт, прямо к трапу частного реактивного самолета, на котором они уже и перелетели во Флоренцию…

Ее разбудил Макс:

– Ты извини, девочка, но так много спать вредно.

– Сколько я сплю? – спросила Лика, не открывая глаз.

– Ты проспала десять часов.

– И еще десять просплю. Все равно мало.

– Согласен, но нам следует поесть. Я заказал обед в номер, а после обеда можешь поспать еще. Время еще есть.

Последнее замечание Лику насторожило.

– Куда мы побежим теперь? – спросила она, открыв, наконец, глаза.

– На восемь у нас назначена важная встреча. – Макс, одетый в джинсы и легкую рубашку с короткими рукавами, умытый и выбритый, сидел в кресле напротив и курил сигарету. Рядом с ним на столике лежала пачка разнообразных газет. Почему‑то Лику заинтересовали именно газеты. Ей не было видно с кровати, что это за газеты, но она готова была поверить, что Макс может читать и по‑итальянски.

– Что это за газеты? – подозрительно спросила она.

– Газеты, – пожал плечами Макс. – Разные. А что?

– Итальянские?

– Нет, отчего же. Французские и немецкие в основном. Тут газетный киоск обнаружился, прямо напротив отеля. А по‑итальянски я не читаю.

– А куда мы поедем в восемь? – спросила Лика. Она хотела уже встать, но тут неожиданно обнаружила, что встать никак не может, потому что спала она, как оказалось, совершенно голой.

– Мы встречаемся с одним человеком, который, возможно, развеет наши недоумения, – сказал Макс, как ни в чем не бывало. – И объяснит мне, наконец, что, черт возьми, происходит.

Конец фразы прозвучал вполне зловеще, но Лику занимало сейчас нечто другое. После нескольких секунд лихорадочных поисков она, наконец, обнаружила свою одежду, сваленную неряшливой кучей в промежутке между кроватями; той, на которой спала она, и другой, аккуратно, но не по‑гостиничному застеленной, на которой, вероятно, спал Макс. Вывернув шею, Лика смогла рассмотреть краешек белой тонкой ткани, выглядывавший из лабиринта, образованного скомканными джинсами и не менее скомканной блузкой. Очевидно, что это были ее трусики. Задержав взгляд на этом лоскутке, Лика попыталась вспомнить, как они пришли в номер и как она тут раздевалась и укладывалась спать, но ничего определенного вспомнить не смогла.

– Я что, прямо посередине номера раздевалась? – наконец хмуро спросила она.

– Да, – сухо ответил Макс. – Очень поучительное было зрелище. – Но… – поспешил он успокоить вспыхнувшую Лику, – ничего эротического в этом не было. К сожалению. Кстати, учти, у тебя весь зад синий, ну и еще по мелочам…

– Отвернись, пожалуйста, – жалобным голосом попросила Лика, и Макс тут же с готовностью отвернулся. Прихватив по дороге джинсы и сумку, брошенную накануне вечером у окна, она быстро пробежала в ванну и заперла за собой дверь.

В ванной было большое зеркало, но укреплено оно было над раковиной, и Лике пришлось встать на стул, чтобы рассмотреть некоторые детали. Макс был прав. Зрелище и в самом деле было впечатляющее. Впрочем, ничего серьезного при детальном осмотре «синяков и шишек» Лика не нашла. Ну это‑то и так было ясно. Она ведь прожила со всем этим почти целых четыре дня, так что, будь у нее что‑нибудь действительно серьезное, она бы уже почувствовала. И тут она поймала себя на том, что рассматривает свое тело с несколько иной точки зрения, нежели медицинская. Вспомнив про устроенный накануне «стриптиз», она пожала плечами и, цинично подмигнув своему отражению, подумала:

«Ну и что? Разделась и разделась. От меня не убудет, а старичку приятно. Его‑то я уже видела, и не раз».

Но в глубине души она понимала, что после всего, что случилось с ними в эти дни, относиться к Максу, как к старику, она уже не может. Не сможет. Как‑то так вышло, что Макс, каким бы стариком он ни выглядел внешне, для Лики стариком быть перестал. Он воспринимался ею – это она поняла сейчас со всей ясностью – как воспринимался бы на его месте любой нормальный мужчина. Или нет, не любой, а такой, на которого можно положиться во всем; за которым, как за каменной стеной; такой, о котором может только мечтать практически любая женщина. И чаще всего только мечтать и остается. Такие мужики огромная редкость. Почти что вымерший тип.

«Ты в своем уме?» – одернула она себя, увидев в зеркале вполне глупую улыбку и затуманенный взор.

«Ему девяносто шесть лет», – напомнила она себе, вставая под душ.

«Он старик!» – твердила она себе, с яростью втирая шампунь в свои короткие черные волосы. Но дело обстояло не так просто, как ей хотелось бы. Она не верила в то, что твердила сама себе.

«Ох господи!» – выдохнула она в отчаянии, поймав себя на уже совершенно идиотских мыслях.

В конце концов, надев свежее белье, причесавшись и, вообще, приведя себя в божеский вид, но, главное, загнав как можно глубже все эти странные мысли, она вернулась в номер.

Обед уже стоял на столе. Только увидев все эти блюда, судки, вазы и вазочки, тарелки, бокалы и стаканы, и бутылку красного вина; вдохнув запахи, наполнившие номер, Лика поняла, насколько она голодна. Не просто голодна, а зверски, нечеловечески голодна. А аппетит, с которым она буквально набросилась на еду, удивил ее саму, но Макс, казалось, совершенно не обратил внимания на ее неинтеллигентный образ действий. Она ела все подряд, и все казалось ей удивительно вкусным. Вполне возможно, так оно и было на самом деле, и обед, действительно, был вкусным, но…

«Хватит жрать! – сказала она себе. – Ну просто как животное, жрешь и жрешь!»

Она с сожалением отодвинула от себя тарелочку со сливочным суфле и виновато посмотрела на Макса. Макс, который и сам съел очень много (он теперь вообще ел много, столько, сколько, в сущности, и должен есть здоровый мужчина его комплекции), но при этом ел, как всегда, аккуратно и методично («Вот именно, что методично»), встретил ее взгляд с философским спокойствием.

– После цюрихских пирожных ты ничего не ела почти шестнадцать часов, – сказал он рассудительно. – И потом нервы… Нервы сжигают много калорий.

Она благодарно улыбнулась ему в ответ, но есть больше не стала. Ей снова захотелось спать. До восьми было еще порядочно времени, и она решила еще немного поспать, но перед этим спросить. В конце концов, должен же он когда‑нибудь ответить на ее вопросы. Хотя бы на некоторые.

– Макс, а кто этот миллионер, у которого мы были в Цюрихе?

Она ожидала, что Макс опять предложит ей подождать, но, к ее удивлению, Макс ответил:

– Это… Как бы тебе сказать? Он мой ученик, так, наверное, будет правильно. Когда‑то он служил в армии, был бригадным генералом, а теперь он… Ну, скажем, он бизнесмен. – Макс сделал маленькую паузу, давая понять, что бизнес, которым занимается бывший генерал, это не совсем обычный бизнес. – Он торгует оружием и информацией. Это не простой рынок. Понимаешь?

– Да, – сказала Лика. – А тот, в Нью‑Йорке? Он тоже бизнесмен?

– Они там все бизнесмены, – хмуро бросил Макс. – Ты кого имеешь в виду?

– Того, в башнях.

– А, Дуди! Ну, он тоже бизнесмен, только если б не обстоятельства, к нему бы я не обратился.

– Почему?

– Мне не нравится то, чем он торгует.

Лике оставалось только догадываться, что имеет в виду Макс: наркотики, живой товар или что‑нибудь еще в этом духе, на что не хватало ни ее воображения, ни опыта.