Жаккетта работала челюстями без малейших остановок. И похлебка, и жаркое и паштет очень недолго задержались на столе. Посуда из-под них блистала ослепительной чистотой.

…Сметя все со стола, Жаккетта мрачно оглядела сидящих в харчевне, сыто рыгнула и такой же ураганной походкой удалилась.

* * *

Забираться обратно оказалось сложнее, чем покинуть дом. Ноги пытались съезжать с завитушек и узких карнизов. Лишний шум был крайне опасен, и в любую минуту на улице могли появиться прохожие, однозначно истолковавшие бы маневры Жаккетты на стене дома.

Но зато довольно урчал сытый живот, хотелось сладко поспать.

И жить было куда веселее!

* * *

Ночной поход в харчевню очень поддержал Жаккетту и морально, и физически.

Но пускать на самотек проблему своего питания и зависеть от случайностей ночных вылазок она не собиралась.

Заботясь о себе, Жаккетта встала пораньше, пока и Жанна, и баронесса смотрели приятные утренние сны. Действуя, как заправский неуловимый ассасин Горного Старца, она осмотрела все апартаменты госпожи де Шатонуар и в лабиринтах соединяющих этажи лестниц нашла то, что искала: неприметный, но вместительный закуток.

Из нижней юбки госпожи Жаккетта выпорола несколько зашитых лично для себя на черный день монет, рассуждая, что день-то пришел – чернее некуда.

* * *

Когда знатные дамы изволили проснуться, излучающая безмятежность Жаккетта уже была дома. Она, как добрая католичка, успела сходить на утреннюю мессу.

А в новом тайнике лежал месячный запас продовольствия.

* * *

День сменялся новым днем, а Жаккетта почти не худела.

– Я тебя вообще на хлеб и воду посажу! – злилась Жанна, измеряя ее грудь, талию и бедра.

– Ну я же говорила вам, что кость у меня широкая! – обидчиво оправдывалась Жаккетта.

Жанна только морщилась.

И без этого проблем хватало. Восточный костюм Жаккетты был слишком легким для наступающей осени. Красные шелковые шальвары и футляры для груди были одеждой для очень важных случаев, а повседневное платье, по мнению Жанны, больше подходило для выпаса коров, чем для соблазнения мужчин.

Пришлось потратиться на пару достаточно изысканных нарядов для новоиспеченной Нарджис. Одно предназначалось для дороги, другое – для визитов.

А ведь эти деньги, между прочим, можно было истратить на себя…

Оранжевые уши Жаккетты без боя тоже не сдавались. Теперь их цвет стал значительно ближе к нормальному, можно было прикрыть их прической, но если, не дай бог, кусочек уха выглядывал наружу, то просто поражал жизнерадостным оттенком.

* * *

В глубине души Жанна была уже не рада, что заварила всю эту кутерьму: Жаккетта не умела ходить, как ходят дамы, не умела стоять, не умела смотреть. А уж когда рот раскрывала, так хоть уши затыкай и беги! В общем, дама еще та…

– Ну что ты голову задрала?! – шипела Жанна, гоняя Жаккетту по комнате в попытках научить манерам. – Опусти сейчас же! Что у тебя, шея не гнется? Где ты видела даму с задранным подбородком?! Это же неприлично!!!

– Вам легко говорить! – огрызалась Жаккетта. – Вы и ваши дамы высокие. А я нет!

– Будешь туфли на толстой подошве носить! – пригрозила Жанна. – Ну что ты, когда идешь, с таким телячьим восторгом по сторонам смотришь, словно вчера на свет родилась!

– А куда же смотреть?! – возмутилась Жаккетта.

– Никуда не смотреть! – взвизгнула разозлившаяся Жанна. – Настоящая дама по сторонам так откровенно не глазеет! Веки ее полуопущены, взгляд задумчив! Поняла, табуретка бестолковая?!

– А у госпожи Фатимы лучше было! Она меня кормила хорошо и сказки на ночь рассказывала! – неожиданно заметила Жаккетта, в которой начали просыпаться замашки примадонны.

Ведь кем ее госпожа Жанна заменить сможет? Никем!

– Пошла с глаз моих! – рявкнула окончательно потерявшая терпение Жанна.

Держа голову склоненной, веки полуопущенными и все равно бросая выразительные взгляды по сторонам, Жаккетта ушла.

Теперь она каждую ночь неслышно выбиралась на лестницу и, сидя на ступеньке, принималась есть, стараясь громко при этом не чавкать.

* * *

Помимо прочих важных качеств, легкая сутулость настоящей дамы у Жаккетты, конечно, отсутствовала. Напрочь!

Жаккетта голая стояла в центре зала, и ее твердые, словно яблоки, упругие крестьянские груди вызывающе торчали вперед. Грудь идеалу дамы, как не трудно понять, тоже не соответствовала…

Тонкая Жанна в одной просвечивающей рубашке стояла рядом, словно шедевр[8], и отличалась от Жаккетты, как небо от земли.

– Госпожа Беатриса, я не могу! – со слезами говорила она баронессе. – Ну посмотрите на ее вымя! Где ж такое видано? Я ее уже который день кормлю по чуть-чуть, а она все такая же толстая! (Повернись задом, корова!) Видите?

– Да-а-а! – заревела в три ручья съевшая за неделю месячный запас еды Жаккетта. – Это я с голоду пухну! Уже ноги не носят! Скоро совсем помру и закопаете меня здесь, в чужой земле! Я стараюсь-стараюсь, а вам все не так! А мое дело – волосы укладывать, а не знатных дам изображать! И вовсе я не толстая! Вот когда у госпожи Фатимы жила, была толстая, и все были довольны, никто слова худого поперек не говорил!

– Да оставь ты ее в покое! – вдруг дала неожиданный совет баронесса.

– Как оставь? – возмутилась Жанна. – Ее же нельзя людям показать!

– Вот так и оставь! – твердо сказала баронесса, осмотревшая Жаккетту сквозь редкую штучку «очки» со всех сторон. – Все равно этих мужчин не поймешь! Будет какой-нибудь кавалер нежно смотреть тебе в глаза и сочинять сонеты о тонкой талии и легкой походке – не задумываясь, скажешь, что его идеал – неземная фея. Дамы, наслушавшись его виршей, начинают голодом себя морить, лишь бы понравиться красавцу, а потом выясняется, что он в это время какой-нибудь кухарке, которая в дверь только боком входит, троих детей уже сделал. Так что пусть твоя Нарджис такой и остается. Шейху она нравилась?

– Нравилась… – мрачно сказала Жанна.

– Значит, и здешним понравится. Мужчины одинаковы.

Жанна с сомнением посмотрела на баронессу, недоверчиво оглядела Жаккетту и вздохнула.

– Одевайся, выдра толстозадая! Буду учить тебя хорошим манерам. Запомни: настоящая дама никогда не ругается, а выражается изящно и приятно! Поняла?

* * *

Жанна была знатной дамой с рождения, а поскольку талант учить других у нее блистательно отсутствовал, то она и представить не могла всех сложностей, с которыми столкнулась Жаккетта. И только злилась, когда та робко пыталась что-то узнать.

Поэтому Жаккетта решила самостоятельно выяснить, что же такое знатная дама и как ее правильно изображать.

Она крепко подумала, вспомнила всех знатных дам, каких знала, и составила для себя «КодексЗнатнойДамы»:

• знатная дама всегда плотно зашнурована, поэтому дышать глубоко она не может, значит и обмороки – дело обычное;

• знатная дама ругается только дома, в обществе ей этого делать нельзя;

• ходит знатная дама мелким шагом, смотрит на кончики своих пальцев, которые поддерживают подол. Голову при этом нужно склонять чуть набок и глаза на собеседника поднимать с таким усилием, словно ресницы у тебя неподъемные;

• знатная дама при людях пользуется вилкой, пальцем вылавливать мясо из соуса ей нельзя – вот жалость!

• когда всем весело, знатная дама не имеет права засмеяться по-человечески. Она может лишь кисло улыбаться, бедняга;

• поколотить врага знатная дама тоже не может. Особенно на людях. Надо травить ядом;

• знатной даме с другими знатными дамами надо держать ухо востро: раз ругаться нельзя, надо еще сто раз подумать, что тебе сказали – похвалили или оскорбили в лицо;

вернуться

8

Здесь слово шедевр (shef d-euvre) применено в средневековом понимании этого слова. После обучения подмастерье был обязан предоставить на суд цеховых мастеров свое лучшее изделие, специально сделанное, чтобы показать все умение и навыки претендующего на звание мастер.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: