Почему Мефрэ не назвала ее, Жанну?! Ведь никого не пропустила!!! Почему?!!

Жанне, наверное, было бы еще обиднее, узнай она, какой мелочи обязана жизнью.

Это знала Жаккетта и молчала.

Перед ее глазами стоял вечер накануне отъезда бретонского двора в Нант. Вечер, когда Жанна послала ее за своими сережками к ювелиру.

Получилось, что простое детское правило – на добро отвечать добром – спасло им жизнь.

В тот вечер в лавке ювелира была и колдунья Мефрэ. Им вместе пришлось на обратном пути отбивать нападение, а потом убегать от грабителей.

Не желая этого, боясь колдуньи, но повинуясь неосознанному, древнему инстинкту, что нельзя бросать человека в беде, Жаккетта вместе с Большим Пьером довела Мефрэ до дома. Не раскрыв ее тайны и не бросив на полпути на верную гибель.

И колдунья отплатила ей тем же. Не специально. Не напоказ. Просто когда изломанная пыткой, она вышептывала разбитыми губами имена людей, покупавших у нее снадобья и зелья, она не назвала имени Жанны, хотя назвала всех остальных.

И подарила жизнь…

Жаккетте было очень стыдно. Потому что суеверный страх перед колдуньей остался. И презрительный взгляд Мефрэ сейчас бы не смягчился.

Постояв в прохладной воде, Жанна постепенно пришла в себя и осознала, что теперь она свободна и независима.

И огонек мстительной радости загорелся в ее глазах.

Вернувшись на квартиру, Жанна приказала Жаккетте высушить платье и привести его в порядок, а сама в одной рубашке, с распущенными волосами, заняла наблюдательный пункт у окна.

Ближе к вечеру внизу сверкнула плешь протонотария.

Громкоголосые грузчики, нанятые на одном из рынков, под его руководством устанавливали во дворике среди зелени очередной беломраморный обломок, купленный протонотарием у добывателей древностей.

Протонотарий заметил сидящую у окна прелестную в своем русалочьем облике Жанну и приветствовал ее поклоном.

Она склонила голову в ответ и, загадочно улыбаясь, отправилась одеваться.

– Возьми пяльцы с вышивкой! – приказала Жанна Жаккетте. – Подожди, когда я с этой плешивой плесенью поднимусь к нему, тогда тоже поднимайся, только тихо, и жди за дверью.

Жаккетта кивнула.

Одетая, словно на прием, Жанна выпорхнула во дворик с выражением озабоченности на лице.

– Ах, святой отец, у меня к вам громадная просьба, – с мольбой глядя на протонотария, сказала она.

Протонотарий встрепенулся.

– Минуточку, госпожа Жанна! – сказал он. – Разрешите, я разберусь с людьми, и тогда мы обсудим вашу проблему.

Жанна вздохнула и покорно кивнула.

Моментально выпроводив рабочих, протонотарий сказал:

– Позвольте пригласить вас в мою келью. Там разговаривать, я думаю, будет куда удобнее.

– Конечно… – печально улыбнулась Жанна.

Келья оказалась хорошо обставленным покоем. Ничего монашеского в ней и с фонарем отыскать было нельзя.

Протонотарий прикрыл ставни, чтобы солнце, как объяснил он, не мешало, и налил два бокала вина.

– Я слушаю вас, госпожа Жанна! – удовлетворенно сказал он.

Присев на краешек кресла так, чтобы поясница слегка выгнулась и грудь приподнялась, Жанна держала в обеих ладонях бокал и, глядя в его гранатовые глубины, медленно говорила, изредка поднимая просящий взгляд на собеседника.

– Вы знаете, святой отец, я в Риме уже столько времени, а мои дела в канцелярии совсем не двигаются…

– Терпение, дитя мое, терпение. Господь воздает терпеливым, – ободряюще улыбнулся протонотарий. – Ибо сказано не нами: «Всему свой час, и время всякому делу под небесами…»

– Я терплю-терплю… – надула губы Жанна. – А аудиенции все нет и нет!

Она отпила из бокала.

– Не расстраивайтесь, прекрасная Жанна! – прожурчал, словно ручеек, протонотарий. – Давайте ваш бокал, я налью еще. Кьянти чудо как хорош. Мне прислали его из Сиены.

Жанна протянула протонотарию бокал в ладонях, тот осторожно его принял. Руки у святого отца были холодными и мокрыми.

– Кьянти это местность? – подняла брови Жанна.

– Да, – кивнул протонотарий. – Это цепь холмов между Флоренцией и Сиеной.

Жанна приняла полный бокал и пригубила. Потом потупилась и вздохнула.

– Еще раз говорю, не расстраивайтесь. Вы правильно сделали, что пришли за помощью… – голос у протонотария стал бархатным-бархатным. – Еще в Екклесиасте начертано: «Вдвоем быть лучше, чем одному, ведь двоим есть плата добрая за труды их…»

Протонотарий не один в этом мире читал Екклесиаст.

Жанна тоже туда заглядывала и прекрасно помнила, что за этими мудрыми строчками далее следуют и такие: «Да и если двое лежат – тепло им; одному же – как согреться?»

Намек более чем прозрачный…

Она услышала скрип за дверью. Не иначе как Жаккетта переминалась с ноги на ногу.

– Но я, право, не знаю… – уронила Жанна и вздохнула еще печальнее. Всей грудью.

Лучик солнца, пробившийся сквозь щели ставень, попал на сапфировое ожерелье.

Протонотарий мягко встал и неслышно переместился поближе.

Встав напротив Жанны, он, проникновенно глядя ей в глаза, сказал:

– Не стесняйтесь, выскажите вашу просьбу, и вам станет легче. Груз забот сразу уменьшится, если вы разделите его с другом…

– А-а вы часто видите Его Святейшество? – чуть с нажимом в голосе произнесла Жанна и чуть-чуть отодвинулась.

– О да! – утвердительно склонил голову и улыбнулся протонотарий. – Почти каждый день sanctissimus pater вызывает меня для подготовки тех или иных важнейших документов. Я смогу вам помочь, говорите.

И он сел рядом с девушкой.

– О, вы так добры… – на секунду опустила веки Жанна, а потом широко раскрыла глаза и, глядя в лицо протонотарию, затараторила:

– Я в Риме довольно долго, но добиться аудиенции никак не получается, я все понимаю, у Его Святейшества ведь масса дел, весь христианский мир держится его молитвами, а что я по сравнению с его заботами? Песчинка. Поэтому я решила не дожидаться аудиенции, дела зовут меня домой, и к вам у меня громадная просьба: передайте, пожалуйста, Его Святейшеству этот дар от меня. Жаккетта, заноси!!!

Распахнутая крепким ударом ноги дверь растворилась, и вошла Жаккетта с перекошенным от старательности лицом, неся вышивку на вытянутых руках, как икону во время крестного хода.

Не давая протонотарию опомниться, Жанна продолжала частить:

– Этот лик я вышивала в плену, в гареме арабского шейха, и моей заветной мечтой было поднести его Папе Римскому в благодарность Святой Деве за чудесное спасение. Передайте, пожалуйста, эту вышивку Его Святейшеству как скромный дар от графини Монпезá, которая заочно припадает к его стопам.

Вручив свое рукоделие опешившему протонотарию, Жанна гордо вышла.

Утром за Жанной заехала баронесса де Шатонуар, которая с порога заявила, что Жанна просто обязана осмотреть Рим под ее чутким руководством.

Жанна охотно согласилась. Со вчерашнего вечера и Вечный город виделся совершенно другим, веселым и жизнерадостным.

Дамы устроились в экипаже и неспешно направились к Капитолию, с которого, по мнению мадам де Шатонуар, следовало начать осмотр.

Сегодня баронесса не была расположена говорить, она больше спрашивала.

Слово за слово, Жанна поведала ей обо всех событиях вплоть до того момента, когда пиратская «Козочка» унесла их от берегов Африки. Поведала почти не приукрашивая, без вранья.

Но вот про то, что было дальше, ей рассказывать совсем не хотелось…

Мадам Беатрису было не провести.

Она недаром хвалилась своей великолепной памятью: то, что Жанна любила Марина Фальера, и то, что Фальер был киприотом, баронесса прекрасно помнила.

– Ну и что же было дальше? – неумолимо спросила она.

– А потом один пират доставил нас на Кипр… – неохотно сказала Жанна. – Уж лучше бы не доставлял… – вырвалось у нее помимо воли.