— Это у вас был большой дом. У нас все было наоборот. Мы жили в крошечной лачуге на окраине.

— Ха! Я бы с удовольствием согласилась жить в лачуге. А вот обитать практически в джунглях среди хищных зверей и бандитов — это, скажу я вам, не шутки!

— По крайне мере ваши родители остались живы, а я в детстве стала сиротой. Моих родителей съели у меня на глазах.

Последняя история по праву стала самой впечатляющей. Что может быть страшнее, чем оказаться свидетелем, как ваших родителей пожирают хищные звери! Последняя рассказчица, несомненно, оказалась победительницей, хотя все знали, что ее родственники живы и уютно устроились в хорошем доме, правда, в другой стране. Конечно же, эмиграция предоставила любительницам бриджа прекрасную возможность хоть как-то избавиться от комплекса неполноценности. Но было бы еще лучше, если бы эмиграция помогла и мне избавиться от этого мучительного комплекса.

Окруженное клубами дыма черно-желтое такси ползло по извилистой дороге к имению. Как же сильно за эти годы выросли деревья и кусты, которые мы с таким усердием регулярно подстригали, придавая им формы разных животных! А когда я увидела, что вьюн из сада с розами уже перебрался через кирпичную стену, то поняла, что за имением плохо следят. Однако нахлынувшие детские воспоминания прогнали неприятный осадок от запущенности и неухоженности. Я живо представила, как мы с Ази танцевали в английском парке, как собирали с Чанно спелые помидоры, как мы с братом гонялись друг за другом, как мама с папой играли в бадминтон, как дедушка и бабушка читали мне интересные истории, а я в это время сидела на больших качелях…

Я вышла из такси возле большого туннеля из тутовых деревьев и набрала полные легкие густого теплого воздуха, пропитанного воспоминаниями. Но кроме воспоминаний, похоже, ничего не осталось. Меня не встретил радостным лаем пес Фидо. Чанно не бросилась ко мне и не обняла, как обнимала всегда после разлуки. Ази не запрыгала вокруг меня, как могла танцевать только она одна, хитро прищурившись и замышляя очередную проделку. Все эти изменения, наверное, лучше всего помогали усвоить одно из правил Ази, которое она постоянно мне повторяла: «Старые добрые времена остаются добрыми только в памяти. Стоит лишь попробовать вернуть их в действительность, как они в ту же минуту станут хуже недобрых новых времен». Однако ничто не могло уменьшить мою радость от встречи с имением. Ведь я приехала домой, чтобы выйти замуж за Акбара. Я ждала этого радостного события всю жизнь, и вот наконец мои мечты скоро сбудутся.

Новые слуги попытались помочь нам устроиться в нашем собственном доме. Уезжая к моему дяде, бабушка и дедушка настояли на том, чтобы накрыть всю мебель белыми простынями. Одна за другой простыни были сняты, и нам открылась унылая картина. Казалось, будто вся наша мебель умерла, а мы как самые близкие родственники должны опознать покойных. Мама дотрагивалась до шкафов, диванов, кресел, кивая, словно хотела сказать, что все это когда-то принадлежало нам. На мгновение мне даже показалось, что в ее глазах блеснули слезы, будто она горевала, что несколько лет провела не со своими близкими.

Папа тоже попытался внести лепту в процесс возвращения домой. Он давно уже не говорил властным тоном, а тут вдруг решил тряхнуть стариной:

— Только посмотрите, какая здесь грязь! Из-за паутины все приобрело противный серый цвет. Вы что, ни за чем тут не следили?

Слуги захихикали, а самый храбрый ответил:

— Нам никто не платил за то, чтобы мы за этим следили. Мы не слуги, а просто батраки и пришли помочь со свадьбой.

Батраки? Пришли помочь со свадьбой? О Господи! Этого только не хватало! Оставалось лишь надеяться, что они не станут особенно хозяйничать и зажигать спичками лампочки на люстрах или устраивать наводнение, поломав водопровод. Я начала всерьез опасаться, что моя свадьба закончится полным провалом. В который раз неудача сопровождала меня по пятам, куда бы я ни отправлялась!

Не спрашивайте меня, как все получилось, но постепенно жизнь стала налаживаться. Создавалось впечатление, будто свадьба пройдет без сучка и задоринки. Имение выглядело как новенькое не только внутри, но и снаружи. Слуги оказались в прямом смысле мастерами. А с электричеством и водопроводом они просто сроднились. Правда, однажды, когда я принимала душ, кому-то пришло в голову сделать заземление через бак с водой. Получив удар в двести двадцать вольт, я запрыгала, как будто испытала электрическую страсть Акбара. А может, небеса наконец-то наказали мое бесстыдное обнаженное тело, полное неспокойных гормонов.

До свадьбы оставалась еще неделя, но традиционные торжества уже начались. Как вы понимаете, это стоило немалых денег, но тут уж постарался мой дядя. Правда, выяснилось, что теперь вся земля, которую мой дедушка оставил своим детям, принадлежит ему одному. Я смотрела на все это и удивлялась, как случилось, что мы, жившие перед переездом в Канаду, словно короли, оказались чуть ли не нищими. Постепенно я поняла, что состояние наше исчезло давно, и именно это заставило моих родителей забыть роскошный образ жизни на родине и переехать в квартиру, комнаты которой были похожи на больничные палаты. Но здесь, на родине, никто не должен был узнать об истинном положении наших дел.

Для того чтобы пустить всем пыль в глаза, мы привезли из Канады горы прекрасных подарков для всех родственников, друзей и соседей. Редкие у нас иностранные вещи должны были не только вызвать к нам прежнее уважение, но и по возможности заткнуть людям рты. Ведь приглашенные любят перемывать косточки хозяевам, чьим гостеприимством им выпала честь наслаждаться. Подарки по крайней мере расширят темы их разговоров и позволят потихоньку перемывать косточки друг другу.

Наконец пришел день моей свадьбы. Я надеялась, что он даст мне такой заряд энергии, которого хватит на всю жизнь, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, перенапряжение и неразумную трату энергии.

Воздух был наполнен веселыми песнями и сладким пьянящим запахом благовоний. Мое тело было умащено всевозможными кремами и бальзамами, какие только можно купить или достать. Несколько женщин танцевали вокруг меня, став в круг, пока другие рисовали хной на моих руках и ногах замысловатые узоры. Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, что точно так же сейчас готовят к встрече с невестой Акбара. Как мне хотелось быть одним из тех мужчин, которые занимались этим!

Наконец мне приготовили ванну с сандаловым деревом. Мама вытерла меня и сказала:

— Ну вот и все. Этого вполне достаточно.

— Для чего достаточно, мама?

— Чтобы возбудить жениха.

В этот момент женщины в возрасте обменялись понимающими улыбками, как будто им была известна сладкая тайна, которую мне только еще предстояло узнать. Моя мать, похоже, разделяла их веру в мою невинность и поэтому решила преподать дочери несколько жизненных уроков:

— Пришло время, когда мы с тобой должны откровенно поговорить.

— Конечно, мама, — ответила я и прикусила язык, боясь, что не удержусь и предложу поделиться с ней моими знаниями.

Мама отвела меня в свою спальню и вручила черный нейлоновый пеньюар, украшенный аляповатыми кружевами. Ничего хуже мне еще не доводилось видеть. Она купила его в Канаде. Я испугалась. Боже, неужели это символ моего будущего?

— Вот, возьми этот пеньюар. Надень его ночью и позволь Акбару делать все, на что он его вдохновит.

Так это и был весь жизненный урок? Она хотела, чтобы я просто лежала и ни в чем не принимала участия? Неудивительно, что мама выглядела такой растерянной, а от нашего откровенного разговора у нее выступил яркий румянец. Я не смогла утихомирить в себе чертенка, которому захотелось повеселиться, и притворилась ничего не понимающей девственницей:

— Не пойму никак, что с тобой случилось, мама? Как ты могла предположить, что я разденусь перед мужчиной, словно женщина легкого поведения? Неужели на тебя так плохо подействовал Запад?