Окончив свой рассказ, Грецки в волнении принялся ходить из угла в угол кабинета. Его друзья старались придумать выход, но придумать ничего не могли, что бы могло помочь им выйти из создавшегося положения.

Обо всем, что им приходило в голову, они говорили Валериану, но тот только досадливо отмахивался рукой или пожимал плечами, находя их планы неприемлемыми.

— Что же ты сам предлагаешь? — спросил его Резов.

— Пока еще ничего не придумал, — ответил тот.

— А я придумал! — с живостью воскликнул Собакин, и когда друзья обратили на него свои взоры, он сказал: — Валериан, твоя тетушка обожает тебя! У нее огромные связи и если ты сам все ей расскажешь так, как найдешь нужным, то…

— Молчи, — прервал его Грецки, комически приложив палец к губам. — Моя добродетельная тетушка принимает сторону только обиженных и в данном случае, если что-либо предпримет, то только в отношении восстановления чести этой девушки! Нечего к ней и обращаться!

— Девушка! — проворчал Резов. — Глупая грешница!

— Ну, мой друг, — остановил его Грецки, — это не ее вина! Она так храбро защищалась, что я и до сих пор ношу следы ее защиты!

Он отвернул манжету и показал глубокий рубец на руке: рана была глубока и едва зажила.

— Что мне становится ясным, — продолжал Резов, — это то, что мы были пьяны до безумия и в то время готовы были даже убить кого бы то ни было!

— Если бы Бог допустил! — промычал Собакин.

— Спасибо! — возразил Грецки. — Это стоило бы Сибири, а я предпочитаю выдать приданое!.. Однако, Собакин, твой дядя, или, Резов, твоя сестра могут попробовать потушить это дело!

— Я думаю, что лучше довериться женщине, — сказал Собакин. — Мужчина, да притом министр…

Товарищи его рассмеялись.

— О, божественный проповедник! Он не хочет потерять в меня веру…

— Он прав, — перебил Резов, — я завтра же повидаюсь с сестрой.

— Прежде чем расстаться, — заметил Собакин, вставая, — дадимте друг другу обещание, что никто из нас ни под каким предлогом не выдаст, что не все мы одинаково участвовали. Чтобы всем понести это наказание за совершенное!

Грецки хотел возразить, но Резов перебил его:

— Хотя мы были безумцами и вообще можем забыться до совершения непростительной глупости, но честь полка и дружба — должны стоять на первом месте, и потому мы являемся одинаковыми ответчиками! Поклянемся же друг другу в обоюдной поддержке до конца!

— Я клянусь! — воскликнул Собакин.

— И я также! — повторил Грецки, пожимая руки товарищам.

Затем все трое расстались, до встречи завтра в полку.

Грецки, возвратясь домой, лег в постель, но тщетно старался уснуть: неясный образ Раисы гнал сон от его глаз.

На следующий день около девяти часов утра Резов входил к своей сестре.

Сестра Резова была очень хороша собой. Десять лет тому назад она вышла замуж за очень богатого камергера. Ее положение и связи дали ей возможность пользоваться дружбой знати всего Петербурга.

Раннее посещение брата удивило ее, и она позвала его в будуар, где оканчивала свой туалет.

Так как княгиня Александра, уменьшительно называемая подругами Адина, была очень дальновидна, то ей не пришлось вглядываться в брата: бледность молодого человека, не спавшего всю ночь, дала ей возможность угадать тайну брата.

— Ты тоже был с ними? — спросила она по-французски.

Резов утвердительно кивнул головой.

Княгиня, удалив горничную, села с братом на маленьком диване.

— Кто же был главным? — спросила она с любопытством.

— Извини меня, Адина, — ответил Резов, — этого я сказать не могу!

— Но эта скандальная история сделалась лакомым блюдом у всего высшего света!

— И все же я не могу тебе открыть всего: это тайна чести, тайна полка!

— Хорошо, не буду настаивать, — несколько недовольно заметила княгиня. — Зачем же ты пришел тогда? В чем еще исповедаться?

— Мне нужна твоя помощь! Ты одна можешь спасти меня, если захочешь!.. Одно слово начальнику полиции…

Княгиня сделала выразительный жест.

— Ты знаешь, что он ухаживает за мной?

Резов ответил кивком головы.

— И ты хочешь, чтобы я у него просила милости?

— Нет, не милости! — ответил молодой человек. — Представь ему, как неприятно, что чернь осмеливается бороться со знатью!

— Так это, значит, была мужичка? — спросила княгиня.

— Около того: дворянство непотомственное, приобретенное на службе в армии!

— А, — воскликнула презрительно Адина. — Что же вы нашли в этой мужичке! Красива она?

— Не говори со мной об этом! Мне крайне неприятно даже одно воспоминание!

— Вот, — заметила Адина с насмешкой, — последствия безумства! И стоило того?! И что же, вас отыскивают, чтобы наказать?

— Нас хотят выгнать со службы!

— О-о?! За мужичку! Это уж слишком!.. Мой брат выгнан со службы! Нет! Решено, мой милый, я еду к начальнику полиции! Не похлопотать ли мне заодно и за твоих товарищей?

— Конечно! Я тебя умоляю не разъединять нас, совершая свое благое намерение!

— Не зная их имен?.. Но как же я наивна! Начальник полиции мне их скажет!

— Я не думаю, чтобы он их знал!

— И твоего тоже?

— И моего тоже!

Княгиня откинулась на спинку дивана и громко расхохоталась.

— В таком случае я должна тебя выдать?

— С одним условием, что ты достигнешь того, что остановят расследование!

— Это оригинально! Это прелестно! Хорошо, мой друг, я поеду между часом и двумя, а в три ты получишь ответ. Не желай мне успеха: охотники говорят, что пожелание успеха приносит несчастье!

Затем Адина, простясь с братом, возвратилась к неоконченному туалету.

Через несколько часов княгиня входила к начальнику полиции генералу Клину. Тот поспешил отпустить двух или трех посетителей, прошел в смежный с кабинетом зал и приказал просить туда посетительницу.

— Вы, прелестная княгиня? — воскликнул он, вежливо целуя руку.

— Я сама, генерал, а что всего удивительнее, я приехала в качестве просительницы.

— Вот уж никак не ожидал, княгиня, — ответил генерал. — Не обокрали ли вас?

— Неужели вы думаете, — ответила княгиня, бросая обворожительный взгляд на высокого чиновника столицы, — что только полицейское дело могло привести меня к вам, чтобы предложить вам четверть часа разговора?

— Я не смею льстить себя, — пробормотал генерал.

— И не льстите, — проронила княгиня сухим тоном, нагнавшим тучки на чело чиновника.

Молодая женщина, облокотясь на спинку кресла и играя лорнеткой, сказала:

— Угадайте, генерал, что меня привело.

— Не мастер угадывать, — возразил генерал.

Кокетливый взгляд, как стрела брошенный в сторону генерала, заставил сердце его вздрогнуть, а княгиня в это время продолжала:

— Нас все называют кокетками и говорят очень много плохого о нас, бедных женщинах, но есть и доля правды в этом! Мы действительно — кокетки, что и вы, мужчины, хотя и совершенны. Признаете нужным, так как сознайтесь, что без нашего кокетства вам было бы скучно!

Из-под ресниц генерала блеснул далеко не глупый взгляд, хотя враги часто и злословили его.

— Я этого не думал, — прошептал он, протягивая руку к ручке Адины, за что получил легкий удар лорнетки по пальцам.

— Мы кокетливы, капризны и любопытны, — продолжала княгиня.

— Это клевета! — воскликнул генерал.

— Это святая истина! — заключила княгиня. — Доказательство налицо: я приехала к вам, движимая любопытством.

— И только? — спросил Клин с отчаянием.

Прекрасные глазки княгини опустились на лорнетку, и она слегка улыбнулась. Начальник полиция в восторге протянул во второй раз руку, и счастье повезло ему: отказа не последовало. Пальчики, обтянутые перчаткой, приняли поцелуй.

— Это любопытство… — начал чиновник.

— Милый генерал, я сгораю от нетерпения узнать, что заключает в себе история шалости офицеров.