Ты затихаешь, мой Рим… Дневные смолкают шумы,
Вечерняя сходит прохлада.
Иду я неспешно заросшей тропинкой старого сада.
Темнеет…
Вдали огневеет
Прощальной лаской заката мраморный портик дворца и
семнадцать ведущих к нему ступеней.
Идут со мною вечерние думы,
Печалью повитые думы,
Вдоль тихих аллей.
Вот, полускрытый тёмными пиниями,
Строгими линиями,
Белеет алтарь, перевитый плющом.
На нём
Не сжигают давно аромата…
«Богу, чьё имя неведомо» — вырезал я на гранитном
подножье когда-то.
А ныне
Жгучим ветром пустыни
Выжгло в душе моей тихую радость милых чудес.
Закрылась навеки в страну осиянную дверь.
Теперь
Я не мечтаю о чуде.
И Бог для меня — лишь Тень, что придумали люди,
Чтоб ей населить пустынность небес.
А вот
Нахмуренный грот
С застывшим, как чёрный хрусталь, водоёмом.
За колоннами входа паутиной густеет мгла…
О, сколько раз на этой скамье, движеньем знакомым,
Помню, бросала она мне на плечи свои руки любимые.
Она умерла! Умерла…
Неудержимые
Слёзы текут сквозь прижатые бледные пальцы,
снова и снова.
Кругом тишина… Ничьё ненужное слово
Памяти той не обидит.
Этих слёз никто не увидит.