Вхожу, озираясь, неспешный, под своды старого склепа.
Там, позади, ликует весенний день.
Молчит погребальная сень,
Прохлада и тень,
Ласково нежат усталое тело.
Здесь, под этими плитами, в их гробовой тишине
В никем не тревожимом сне
Почиет всё то, к чему я стремился так слепо,
Что когда-то призывно сверкало, а теперь навек онемело.
Вот из камня изваянный шлем, победный, крылатый,
Осенил гранитные латы.
Под этим надгробием смолкли о славе мечты.
Это ты,
Тысяч приветственный гул,
Что вскипаешь, как медные зовы рогов, гулкое эхо тревожа,
Тихо уснул
В глубине могильного ложа.
Женский рыдающий образ поник над урной разбитой,
Крылья надломлены, долу опущены взоры.
Это слёзы твои, струясь на холодные плиты,
Выжгли на них немые узоры.
Тенью безумной и светлой ты прошла земные ступени,
Покорна Неведомой воле,
Огонь, сплетённый из страсти и боли.
Тебе, незабвенный прах, молюсь, преклоня колени.
Дальше и дальше. И тесной толпой обступают меня саркофаги.
В них застыли навек волновавшие юность волшебные саги,
Всё, чем душа трепетала,
Билась, пылала
Долгие годы,
Сказки о Боге, о цели святой Бытия, песни свободы, —
Вас всех сокрыли тесные своды,
Всех зацветающей, ласковой сонью одели они.
Тихо склоняюсь на камни,
Вас не вернуть никогда мне.
Шёпот последний шепчет: усни.