ТРИ ДЕВУШКИ

Три девушки вышли в дорогу одне.
Три девушки знали о белой стране.
И годы сменялись, сменялись в пути.
А белой страны не найти, не найти.
Однажды спустилась вечерняя мгла,
И первая тихо, склонясь, умерла.
И скоро за нею в предутренний час
Уснула другая, и пламень погас.
Но третья молитву твердила одну:
Дай белую, Боже, увидеть страну!
И ночью глухою шепнули ей сны:
Ты вышла вначале из белой страны.
И правду ночную она поняла,
Закрыла лицо и, вздохнув, умерла.

ВОЗВРАЩЕНИЕ [87]

А. И. Бачинскому

О, Леты медленной темнеющие воды!
Едва тревожит гладь знакомая ладья.
Как сон, как краткий миг, прошли земные годы,
И вновь, седой беглец, сюда вернулся я.
И чувства яркие, и думы охладели.
Безбольно и светло в негреющей тиши,
В просторах без конца вздыхают асфодели,
И слабо шелестят речные камыши.
В который раз я жду, блаженный и усталый,
Под говор сонных струй, глядя на смутный дол,
Пока не заскрипят истёртые причалы,
И кормщик не возьмёт условленный обол.
И мнится, жизнь моя в её огнях и грозах,
Блистая и гремя, затем лишь протекла,
Чтоб в этот миг стоять, склонясь на пыльный посох,
И слушать дальний плеск неспешного весла.

НА ОЗЕРЕ

Неподвижны луны золотые рога,
                И пустынны кругом берега.
Я гоню по волнам расписную ладью
                И протяжную песню пою.
И внимают мне рощи развесистых ив,
                Над водою венцы наклонив,
И упруго ладья рассекает, шурша,
                Серебристую грудь камыша.
На зелёном лугу, на крутом берегу,
                Притаились, белеют кресты,
Но причалить туда не хочу, не могу.
                Там уснула, о, милая, ты.
Ты в безгорестный край улетела, любя,
                Уплыла в гробовом корабле.
Но навек одному, без тебя, без тебя
                Мне не жить на цветущей земле.
Много долгих часов, много тихих ночей
                Я проплакал над белым крестом,
Но сегодня иной, одинок и ничей,
                Я плыву на челне золотом.
На весле — жемчуга. Правлю твёрдой рукой
                Я туда, где черней глубина.
Будет радостный крик, будет плеск и покой,
                Будет смерть моя сладко-вольна.

В СКЛЕПЕ

Нине Петровской

Вхожу, озираясь, неспешный, под своды старого склепа.
Там, позади, ликует весенний день.
Молчит погребальная сень,
Прохлада и тень,
Ласково нежат усталое тело.
Здесь, под этими плитами, в их гробовой тишине
В никем не тревожимом сне
Почиет всё то, к чему я стремился так слепо,
Что когда-то призывно сверкало, а теперь навек онемело.
Вот из камня изваянный шлем, победный, крылатый,
Осенил гранитные латы.
Под этим надгробием смолкли о славе мечты.
Это ты,
Тысяч приветственный гул,
Что вскипаешь, как медные зовы рогов, гулкое эхо тревожа,
Тихо уснул
В глубине могильного ложа.
Женский рыдающий образ поник над урной разбитой,
Крылья надломлены, долу опущены взоры.
Это слёзы твои, струясь на холодные плиты,
Выжгли на них немые узоры.
Тенью безумной и светлой ты прошла земные ступени,
Покорна Неведомой воле,
Огонь, сплетённый из страсти и боли.
Тебе, незабвенный прах, молюсь, преклоня колени.
Дальше и дальше. И тесной толпой обступают меня саркофаги.
В них застыли навек волновавшие юность волшебные саги,
Всё, чем душа трепетала,
Билась, пылала
Долгие годы,
Сказки о Боге, о цели святой Бытия, песни свободы, —
Вас всех сокрыли тесные своды,
Всех зацветающей, ласковой сонью одели они.
Тихо склоняюсь на камни,
Вас не вернуть никогда мне.
Шёпот последний шепчет: усни.

НИЩИЙ

Я схожу в молчанье глубоком,
И поют ступени крыльца.
Смотрит ночь неотступным оком,
Веет шорох, шорох конца.
Я иду по пустому полю.
В поле много, много дорог.
Как нашёл я, как сжёг я волю,
Никому я сказать не мог.
Только ветру, ветру ночному
Расскажу про своё житьё,
Поклонюсь ему, как родному:
О, прими ты горе моё!
Пил до дна я горькую брагу.
Вот иду, одинок и пьян.
На холодную землю лягу,
В облетевший сухой бурьян[88].
Я руками стебли раздвину
И, прильнув, закрою лицо,
Упадёт на мёрзлую глину
Золотое моё кольцо.
И былое, как долгий свиток,
Вдруг совьётся в одно, в одно.
Сердце станет звенящий слиток
И узнает, что всё равно.
И, смеясь над безумным нищим,
Буйно-весел, и дик, и рьян,
В тёмном поле ветер засвищет[89],
Пригибая к земле бурьян.
вернуться

87

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. это стихотворение дублируется под заголовком «ВОЗВРАТ» и без посвящения (прим. сост.).

вернуться

88

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «В облетелый сухой бурьян…» (прим. сост.).

вернуться

89

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «В тёмном поле ветер просвищет…» (прим. сост.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: