ПУСТЫНЯ

Вечером тихим к тебе прихожу, родимая Мати Пустыня,
К тебе припадаю,
К твоему зелёному раю.
Осени меня, ласковая тишь, вечерняя святыня.
Годы за годами, вёсны за вёснами,
В каменных стенах,
В вечных изменах,
Словами — путами косными
Держали меня мёртвые люди.
Меня ласкали их женщины,
Пантерам подобные женщины,
Меня душили их истины,
Безглазые, тёмные истины,
И под грохот машин, под гуденье грузных колёс,
В этом сне без грёз,
Некогда было мне думать о радостном чуде,
Что мне предстало теперь с листвою, облитою солнцем,
Струистым червонцем,
С серебряным зеркалом студёных озёр,
С ключами, звонко поющими,
По камням бегущими,
С горьким запахом вечерних лугов,
С дальними контурами голубеющих гор,
Со всем, что без слов
Душе говорит и глаза слезами туманит
И сердце ранит
Тоской по приволью,
Сладкою весеннею болью.
Укачай меня, Мати Пустыня, волнами росистыми,
Закружи мои мысли голосами лесными весёлыми,
Птичьими переливными свистами.
К тебе, о Мать,
Я пришёл умирать.
Ты меня вспомяни и, когда я умру,
Ввечеру
Над телом моим зажги заревое священное полымя.
Приюти.
Прости.

III. ДНЕВНОЕ

ГОРОД

А. Кондратьеву[92]

Зубцами острыми подъемлются палаты,
Восходит дробный гул к небесной тишине,
Как будто древний зверь, огромный и косматый,
Вздыхает тягостно в тысячелетнем сне.
О, Город! Смерть тебе! В твоей бесстыдной власти
Ты обратил Мечту в рабу своих утех,
На ложе из огня ты в корчах сладострастий
Сплетаешь Красоту и дымно-чёрный Грех.
Ты плавишь лаву душ в твоём проклятом горне,
Что смеют в тайных снах, свершаешь наяву,
И с каждым новым днём возносишь всё упорней
Багровым заревом венчанную главу.
Гигант из сумрака, одетый багряницей,
Сотканной из сетей привычных чародейств,
Свободу сделал ты продажною блудницей
И Власть игралищем испытанных злодейств.
Как Бога, ты воздвиг чудовище-машину,
И мир покорен ей, ярмо, как вол, влача.
Последней правдою ты выбрал гильотину,
Последним Судиёй — безумство палача.
О, Город! Будет день! И грянет облак серный,
И синих молний блеск расколет небосклон.
И будет вопль, и стон, и ужас беспримерный,
И голос возгласит: «Ты пал, о Вавилон!»
Так, город! Ты умрёшь! И плющ завьёт палаты,
Сползёт на улицы, где шум забав умолк,
И будут жить в тебе лишь коршун, гость крылатый,
Да пёстрая змея, да страж развалин, волк.
И всё ж люблю тебя томительной любовью,
Тебя кляня, твоей покорствую судьбе,
И слёзы, и восторг, и боль, и славословья —
Я всё отдам тебе.

ВСТРЕЧА

Город гигантские звенья раскинул,
Словно усталый, распластанный змей,
Тёмное небо далёко раздвинул
Вспышками жёлтых и красных огней.
Мчатся трамваи… Недремлющим оком
В каждом горит электрический глаз,
Волны людские струятся потоком,
Светит за стёклами мертвенный газ.
Шляпы красавиц и виды Иматры
Кажет крикливый, весёлый плакат,
Блещут зазывно электротеатры,
Рвётся наружу оркестра раскат.
Тихо иду я знакомой дорогой.
Улицы гулом и блеском пьяны.
Вижу, в одежде простой и убогой
Кто-то недвижный стоит у стены.
Руки опущены… Лик осиянный,
Очи — как звёзды лазоревых рос.
Ты ли, о, Ты ли вернулся, нежданный,
Всеми забытый, воскресший Христос?
Плачу от радости… Свет мой Пречистый[93],
Радость усталых, издрогших в пути,
Мир обезумевший, злой и нечистый
Ты оправдай, озари и прости.
Миг — и пропал Он. Сменяются лица,
Уличный говор уводит от грёз.
Дышит, дрожит и клокочет столица:
Крики звонков и гуденье колёс…
Жадная вечно до зрелищ и хлеба,
Та же толпа неумолчно шумит.
Только вверху бесприютное небо
Что-то узнало… и строго молчит.

МЛАДШИМ СУДЬЯМ[94]

Со снежных костров, как с заоблачной Оссы,
Вы мне возвестили враждебный ваш суд,
О, вы, променявшие вечные росы
           На брызги минут!
Резец мой чеканит холодные строфы,
Слагает их сталь в ледяную броню.
Но тайную радость, но муки Голгофы
           От всех схороню[95].
Мне грезятся башни священной Медины
И в ночи раздумий, и в сонном бреду.
Но пусть не узнает из вас ни единый,
           Куда я иду.
Мой путь неуклонен. Для вас он бесцелен.
Но мною он избран. Возврата мне нет.
Кричат мне из ваших уютных молелен:
           Нет! Ты — не поэт!
Так! Я не поэт! Но моей багряницы,
Шутя и смеясь, не снесу я на торг,
Сложу я у ног вам незримой царицы
           И боль, и восторг.
Я вами осмеян. Ей верен пребуду,
Как рыцарь обету, как встарь паладин.
Я с вами живу. Но к последнему чуду
           Уйду я один.
вернуться

93

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Свет наш Пречистый…» (прим. сост.).

вернуться

94

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. это стихотворение дублируется под заголовком «КЛЯТВА В ВЕРНОСТИ» (прим. сост.).

вернуться

95

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «От вас схороню…» (прим. сост.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: