СЕЯТЕЛЬ

Последний свет далёких звёзд
Давно погас.
Бреду меж взрыхленных борозд
В рассветный час.
Седой беглец, как бы во сне,
Иду во мгле.
Зерно, неведомое мне,
Отдать земле.
Пластов разъятых дышит грудь,
И тёмный зев
Спешит зерно в себе замкнуть.
Взойдёт ли сев?
И зашумит ли здесь стеной
Могучий бор,
И будет песни петь весной
Лесной простор?
Иль будет биться на ветру
Сухой бурьян
Да плакать в росах поутру
Про злой обман?
Что знаю я? Но, как во сне,
Спешу во мгле
Зерно, неведомое мне,
Отдать земле.

АЛКОГОЛЬ

Е. Янтарёву[100]

Когда толпа надежд растерянно рыдает
И дьявол прошлого на раны сыплет соль,
Когда спасенья нет… лишь он не отступает,
Лишь он, целитель мук, священный Алкоголь.
В нём невозможное так сладостно возможно,
Единым манием мечты воплощены,
В нём дивно истинно, что было только ложно,
И сны — как будто явь, и явь — как будто сны.
Хохочет он в глаза железному закону,
В снегах творит цветы и всех зовёт: сорви!
Бедняге-нищему дарит, смеясь, корону
И нелюбимому — венец его любви.
О Царь отверженных! О радость позабытых!
О претворяющий в восторг земную боль!
Ты в зареве веков — как сфинкс на чёрных плитах,
Владыка гордых снов, священный Алкоголь!

НА РОДИНУ

Вечер… И тучи уплыли.
Божий раскинулся сад.
В море пушистой ковыли
Двое идут наугад.
Ветер несёт, налетая,
Клёкот далёкий орла.
В даль, без конца и без края
Ровная степь залегла.
Отжита горькая доля.
Брошен тюремный полон.
Здравствуй, родимая воля,
Матери Степи поклон.
Вам, колокольчикам синим,
Любо на воле цвести.
Думали, в каторге сгинем.
Нет! Привелось добрести.
Помнишь таёжные шумы?
Выла, как дьявол, пурга.
Только взлелеянной думы
Не схоронили снега,
Только обиды кровавой
Вьюгой с души не смело.
Там, за пригорком направо,
Видно родное село.
Ляжем во ржи за гумнами
Ждать, чтобы вечер потух.
Скоро заплещет крылами
Красный весёлый петух.

IV. МАСКИ

СМЕРТЬ АРЛЕКИНА[101]

Фея кукол расцвела,
Словно цвет жасмина.
Фея кукол позвала
В гости Арлекина.
Плыли звуки клавикорд
Нежно-лунной сагой.
Арлекин был очень горд
Деревянной шпагой.
Был так строен он и мил,
Так красив собою,
Сердце Феи он пронзил
Сладостной стрелою.
И она ему к ногам
Бросила лилею,
Арлекин влюбился сам
В кукольную Фею.
Каждый тайно пламенел
Весь в огне желанья,
Но никто из них не смел
Вымолвить признанья.
Арлекин унёс в груди
Грусть с немой отвагой,
Закололся на пути
Деревянной шпагой.
Рассказали мотыльки
Участь Арлекина.
В сердце Феи от тоски
Лопнула пружина.
И лежат они вдвоём,
Арлекин и Фея,
И цветёт над их холмом
Белая лилея.
Ветер спел над гробом речь,
И над Арлекином
Деревянный воткнут меч,
Весь обвит жасмином.

ГОРБУН

Река… Закат червлёный…
Далёкое ку-ку.
Шуми ты, бор зелёный,
Укрой мою тоску.
Под ивой на рассвете
Судьбу я обману.
Я знаю, в целом свете
Нет места горбуну.
Насмешки — для калеки,
Да палка — для горба.
Нам быть с тобой вовеки,
Невольная торба.
Одно осталось средство,
Верёвка из пеньки.
Неважное наследство
Получат рыбаки.
Затеют птицы драку
Над посиневшим лбом.
Зароют, как собаку,
Меня с моим горбом
Под деревом безвестным
В осиновом гробу.
Да только будет тесно,
Боюсь, и там горбу.
На мёртвом не заметит
Никто ненужных слёз.
…………………………
Спеши, горбатый!
Встретит Горбатого Христос.
вернуться

100

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. это стихотворение приводится без посвящения, но с эпиграфом: «Счастлив опьянённый вином, ибо ему поют белые птицы забвения. Из скандинавских саг» (прим. сост.).

вернуться

101

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. это стихотворение дублируется под заголовком «ФЕЯ КУКОЛ» (прим. сост.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: