— Но ведь это всего лишь подозрение! И потом — в госпитале нет транспорта!

Еще продолжался этот диалог между девушкой и офицером, а уже забеспокоились пассажиры… Мадам, к которой подсел обладатель рыжей бородки, поспешно соскочила со своего места, придирчиво осмотрела свою одежду, смахнула с нее что-то невидимое и, испуганно оглядываясь, направилась к выходу. За ней двинулись еще несколько человек. Но на их пути стоял офицер. Вначале робко, а потом все настойчивей пассажиры начали теснить его к выходу. Лейтенант этому нисколько не сопротивлялся, наоборот, он даже был рад тому, что его оградили от возможной опасности. Вместе с другими офицер стал отступать к двери. Но чтобы это не походило на бегство, он задержал свой взгляд на кошелке, лежавшей в багажной сетке, строго спросил: «Чьи это вещи?»

— Мои, сударь, — послышался обеспокоенный голос старухи.

— Возьмите и вынесите вон! Нет, не вы, мадам, а вот вы, сударь.

Уже немолодой француз с большой багровой шишкой на правой щеке вынес кошелку из автобуса, подал ее солдату. Тот порылся в ней, но, не найдя ничего подозрительного, вернул назад. Офицер приказал положить кошелку на место, буркнул шоферу:

— Можешь ехать!

Автобус тут же с грохотом тронулся, все облегченно вздохнули. Как только немного отъехали от патруля, шофер круто повернулся на своем сиденье, хитро подмигнул соседке Колесника и улыбнулся во весь рот.

Он, кажется, одним из первых понял, что за «тифозный» сидел в его автобусе…

Через полчаса автобус был в Били-Монтиньи — цель поездки Колесника. На остановке Александр быстро вышел из автобуса и зашагал по улице.

«25 июня.

Отыскать нужный дом среди десятков похожих один на другой не так просто. Но мне повезло. Я напал на то, что искал, без расспросов. В этом доме жила семья шахтера Хаблюк, приехавшая во Францию с Западной Украины еще в двадцатых годах. Их квартира служила местом встречи подпольщиков и партизан. В ней укрывался военнопленный Грищенко {16}. Дочь Антонина была связной в отряде Порика. Супруга Хаблюка, Мария Феликсовна, собирала среди шахтеров деньги в пользу русских военнопленных. От Антонины я узнал, что совещание назначено на следующий день».

(Из дневника)

* * *

Утром, когда Колесник пришел на конспиративную квартиру, навстречу ему поднялся высокий худощавый мужчина. Ему было за тридцать. Ввалившиеся щеки, широкий, с залысиной лоб, карие открытые глаза.

— Павел, — коротко бросил он. Это был руководитель Центрального Комитета советских военнопленных.

Пока Павел расспрашивал Колесника о делах и нуждах отряда, по одному, по два стали подходить участники совещания.

Одним из первых здесь появился Юзеф {17}. До войны он был председателем колхоза на Украине. В лагере Тьерс стал вожаком подполья. Бежал на волю. Вместе с товарищами создал партизанский отряд имени Щорса — самый крупный из тех русских партизанских отрядов, которые действовали на севере Франции.

У Юзефа большое обветренное лицо: мясистый нос, открытые серые глаза, сократовский лоб. Темно-коричневый костюм чуточку тесноват в плечах, рукава короткие. Он больше молчит, внимательно прислушивается к тому, что говорят соседи.

Потом порог квартиры почти разом переступили представитель департаментского военного комитета майор Даниэль {18} и Алексей — вот неутомимый человек, успел уже побывать во всех отрядах, оповестить тех, кого было нужно.

Уже перед самым началом совещания в комнату неожиданно вошел, прихрамывая, среднего роста круглолицый парень с тросточкой в руке. Из-под рыжих вихров смело смотрели улыбающиеся глаза.

— Порик! — удивился Колесник.

А его сосед растерянно пробормотал:

— Это просто невероятно!

И действительно, в появление Порика на совещании нелегко было поверить — ведь тогда, в Докуре, он получил разом четыре ранения. С тех пор прошло около двух месяцев. Он еще прихрамывал, но уже улыбался и, судя по-всему, чувствовал себя бодро. Молодость сильнее всех лекарств, а ему всего двадцать четыре.

Не так давно, за месяц до этого совещания, по предложению руководителей Национального фронта Франции Порик был кооптирован в члены Центрального Комитета советских военнопленных. Когда Колесника познакомили с Пориком, тот внимательно посмотрел ему в глаза, сказал:

— Вижу впервые, но слышать — слышал, ведь ты из лагеря Либеркур?

— Да, — подтвердил Колесник и тут же добавил: — А я тебя видел, когда ты приходил в наш лагерь.

— Было такое… А вы тогда нам здорово помогли. Спасибо!

* * *

В то время партизаны Порика еще находились в лагере, а по ночам выбирались за колючую проволоку и проводили дерзкие операции: спускали под откос воинские эшелоны, жгли составы с углем, нападали на мелкие гарнизоны немцев. То, что они были под охраной рексистов {19}, имело определенное преимущество: не всякий догадается искать партизан за колючей проволокой. Но это до поры до времени. Как-то при возвращении с задания был задержан один из участников ночной вылазки. Потом еще. Уже эти случаи могли послужить эсэсовцам хорошим поводом для размышлений. Да и выбраться из-за «колючки» можно было не всегда. Вот почему осенью сорок третьего года Порик решил вывести людей из лагеря. Для этого требовались документы и конспиративные квартиры.

Помог случай. В ревире лагеря Либеркур работал фельдшером Петр Охотин. Врач выхлопотал ему по служебным делам пропуск за колючую проволоку. Одновременно он стал надежным связным между подпольем и французским Сопротивлением. И вдруг в одну из ночей из стационара бежал за колючую проволоку больной. Фельдшера немедленно арестовали, и он оказался в лагере Бомон. И здесь Охотин вскоре включился в подпольную работу, помог Порику наладить контакт с французскими коммунистами.

В момент проведения совещания лишь на севере Франции действовало уже около десятка русских партизанских отрядов и групп. Для руководства ими на совещании был создан специальный штаб, одна из основных задач которого — активизация русских партизан.

Время для этого было самое благоприятное. После высадки союзников во Франции немцы начали спешно эвакуировать военнопленных в Германию. Побеги из лагерей стали более массовыми. Многие из бежавших, как доложил на совещании Алексей, прячутся где придется, живут без документов. Перед командирами отрядов и групп Комитетом была поставлена задача: отыскивать этих людей и вовлекать в ряды бойцов Сопротивления.

В заключении выступил майор Даниэль.

— Незадолго перед этим Центральный Комитет советских военнопленных обратился в Национальный Совет Сопротивления Франции с официальной просьбой оказания помощи русским партизанам, — сказал он. — Несмотря на огромные трудности, Совет все-таки изыскал возможности для того, чтобы обеспечить их продовольственными карточками и деньгами. К сожалению, оружия не хватает и у французского подполья.

Он рассказал также о политической обстановке во Франции, о росте рядов Сопротивления.

А когда совещание закончилось и его участники по одному начали расходиться, Колесника задержал Павел.

— Слышал рассказ Алексея? — спросил он. — Так вот, во Фревани, это в двадцати километрах к северу от Дуллана, прячется несколько групп советских военнопленных. К сожалению, они не организованы, действуют разобщенно. Надо срочно выехать туда, сформировать из них отряд. Кстати, в Дуллане у тебя есть заместитель?

— Да, лейтенант Петриченко.

— Вот и прекрасно. Завтра-послезавтра Алексей доставит вам тексты присяги, утвержденной Центральным Комитетом. Как только примут ее дулланские партизаны, передавай отряд и отправляйся во Фреван.

* * *

На хуторе Колесника ждали две новости: во-первых, в его отсутствие партизаны успешно провели нападение на небольшую немецкую автоколонну и захватили несколько карабинов и автоматов, около трехсот гранат, во-вторых, разведчики встретили двух русских, видимо, летчиков, бежавших из крепости Дуллан.

вернуться

16

Подпольная кличка Крылова, бойца из отряда В. Порика.

вернуться

17

Иосиф Калиниченко.

вернуться

18

Настоящая фамилия его Лоэз Жармен, коммунист.

вернуться

19

Бельгийских фашистов.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: