Сейчас в Шри Ланке англичан куда меньше, чем сто лет назад. Кто владеет чайными или каучуковыми плантациями, кто представляет различные британские организации, кто живет «по инерции», не решаясь уехать из страны, где провел десятилетия. Но многие, особенно плантаторы, по-прежнему ходят по острову эдакими господами, состоят в клубах, в которые принимают «избранных», то бишь англичан.

В Лондоне мне на первых порах было удивительно: почему никто не спрашивает, откуда я? Начал подумывать, что, быть может, заговорил без акцента, как настоящий британец. Корреспондент «Правды» — тамошний старожил — разочаровал: произношение у тебя отнюдь не оксфордское, но англичан, в отличие, скажем, от немцев или французов, не очень интересует родословная приезжего, для них важно, что он — иностранец.

Англичанин, как я уже писал, обычно вежлив и любезен. Чтобы показать туристу, как попасть на нужную улицу, он может пройти с ним добрую милю, а потом поблагодарить за «приятные полчаса». Однако, если вы захотите завязать более близкое знакомство с обходительным провожатым, вам это скорее всего не удастся. А если удастся, еще вопрос, не будет ли он смотреть на вас с чувством явного превосходства. В такие минуты на ум приходят слова Карамзина: «Английский народ считает нас, чужеземцев, какими-то несовершенными, жалкими людьми. Не тронь его, говорят здесь на улице, это иностранец, что значит: это бедный человек или младенец».

Со времен Карамзина, конечно, многое изменилось. Англичанин отдает себе отчет в том, что былое величие Британии кануло в Лету. Но избавиться от «имперской психологии», забыть, что твою страну недавно рассматривали в школах чуть ли не как преемника Древнего Рима, а Индийский океан именовали Британским озером, не просто.

Тем более если тебе об этом на каждом шагу напоминают.

Давайте совершим прогулку по центру Лондона. Начнем все с той же Трафальгарской площади. В середине ее каменная колонна, увенчанная статуей адмирала Нельсона. Колонна воздвигнута в честь победы англичан над наполеоновским флотом при Трафальгаре в 1805 году. Три десятилетия сооружали этот памятник, вздымающийся в небо на шестьдесят с лишним метров. Вокруг него — стаи голубей, о которых журналисты упоминали бесчисленное количество раз, и полчища туристов. И еще — памятники. По правую руку от Нельсона стоит фельдмаршал Чарлз Джеймс Напиер: величавая осанка, гордо откинутая голова, высокомерный взгляд. По левую — генерал Генри Хавелок в точно такой же позе. Эти солдаты британской короны беспощадно расправлялись в прошлом веке с жителями Индии, Бирмы, Афганистана.

От Трафальгарской площади отходит Уайтхолл — улица правительственных учреждений. Здания в классическом стиле, с куполами, мраморными лестницами, лепными украшениями. Посреди Уайтхолла, напротив короткой и узкой улочки Даунинг-стрит, где обитает премьер-министр, застыл на могучем коне закованный в латы бронзовый всадник. Это герцог Кембриджский, сорок лет командовавший британской армией.

Уайтхолл упирается в Парламентскую площадь. На ней, а также внутри Вестминстерского аббатства и парламента, куда ни посмотришь — памятники. Большинство воздвигнуто в честь полководцев.

Да, культ тех, кто с мечом в руках укреплял мощь Британской империи, по сей день процветает на Альбионе.

«Комплекс сверхполноценности» наглядно проявляется в отношении к иммигрантам из бывших колоний Альбиона. Вот дословный рассказ человека, с которым я познакомился, побывав в «Арлингтон хауз» Это ночлежка для бездомных на севере Лондона.

Флит-стрит

«Мне сегодня повезло — попал сюда! Поделиться опытом?

Если вы хотите получить койку, надо прийти часов в двенадцать дня. К трем у «Арлингтон хауз» уже очередь на целый квартал. Сотни мужчин, и все оборванные, в стоптанных башмаках, небритые. Пускать начинают в пять, а через час швейцар вывешивает табличку: «Мест нет». Бездомных в Лондоне почти в десять раз больше, чем коек в ночлежках.

Вы просите, чтобы я рассказал о себе. Ладно. Зовут Асаф Джилани. Я пакистанец, мне тридцать один год. Приехал в Лондон из Карачи восемь лет назад. Поступил в университет на физический факультет. Окончил его, но устроиться никуда не мог: цветного не хотели брать. Лишь спустя почти год нашел работу — стал разносчиком газет. И это после университета! Но через десять месяцев меня и оттуда уволили.

Другой работы нет. Поэтому отказался от комнаты, которую снимал. Где я ночую? Чаще всего под мостом «Чаринг кросс» на набережной Темзы. Рядом стоит на приколе шхуна «Эспаньола». В ней — шикарный ресторан. Однажды ради любопытства я поглядел на меню, оно вывешено у входа: семга в вине, лобстер-термидор… Из ресторана по вечерам доносится музыка, смех.

В «Эспаньоле» ужинают богатые туристы. А потом для контраста они нередко наведываются под мост. Когда ко мне в первый раз подошли — это была группа шведов — и стали фотографировать, я разъярился. Но постепенно привык.

Под «Чаринг кросс» не всегда хватает места. Тогда я сплю на скамейке в парке или прямо на тротуаре, подстелив газеты.

Прошлой зимой мне никак не удавалось попасть в ночлежку или хотя бы устроиться под мостом. А погода стояла отвратительная: сырая, промозглая. Настроение у меня было ужасное, хоть бросайся в Темзу. И я решил позвонить «добрым самаритянам». Есть в Лондоне такое общество. Члены его круглые сутки дежурят в соборе святого Стефана и отвечают на телефонные звонки отчаявшихся, одиноких людей, утешают их.

Я набрал номер 1610. Трубку снял мужчина. Он спросил, что случилось, что меня угнетает. У него был приятный мягкий голос. К собственному удивлению, я взял и рассказал о своей жизни. Мужчина ответил: «Я понимаю, вам сейчас нелегко. Но все изменится к лучшему, поверьте. И обязательно приходите к нам, мы подробно поговорим. Считайте, что у вас появился друг».

Я, конечно, в общество не пошел. Но после звонка стало легче на душе. В кои веки услышал доброе человеческое слово!

…Вы считаете, что внутри это здание еще более мрачное, чем снаружи? Да, здесь грязно, через щели в стенах и разбитые окна врывается ветер. А плата за ночь немалая — пятьдесят пенсов. И все-таки я радуюсь, когда попадаю сюда — лучше, чем коротать ночь на улице!

Пойдемте, я покажу комнату. Вот моя кровать — одна из двенадцати, которые стоят тут. А это мое имущество. Оно нехитрое: мыльница, зубная щетка и полотенце. Надеюсь, вы извините, что я вас ничем не угощаю, единственное, что могу предложить, — вода из-под крана.

Мрачную картину я нарисовал? Но я цветной! Между прочим, добрая половина обитателей ночлежки — выходцы из Азии и Африки.

Как-то я нес газеты в редакцию «Дейли мейл». В проходном дворе меня остановили трое парней. Не сказав ни слова, они начали меня избивать. А убегая, крикнули: «Так будет с каждым черномазым». Я с трудом добрался до больницы.

Вы слышали о погроме на Брик-Лейн? В этом районе живут бенгальцы. Ночью там появилась группа парней. Они врывались в дома, ломали мебель, били людей.

У меня на Брик-Лейн есть знакомый. Он сказал: «Это только начало, я уверен. Дальше будет еще хуже».

Попадался ли вам в лондонском банке клерк с темным цветом кожи? Зато грузчики, которые таскают на почтамте мешки с посылками — одни цветные. Убирают мусор и подметают улицы тоже цветные. Нас берут лишь на грязную работу. А если иммигрант занимает равную с белым должность, то платят ему гораздо меньше.

Вы были рано утром на центральном рынке Лондона «Смитфилд»? Там полно цветных. Они приходят не за свиными окороками или индюшками, а чтобы купить по дешевке отходы. Из отходов можно что-то приготовить. На всех желающих их не хватает, поэтому очередь занимают с ночи, как в нашу ночлежку.

Домовладельцы часто отказываются сдавать комнату тем, кто приехал из Индии, Пакистана, Кении, Уганды. Замечали на домах объявление: «Только для европейцев»?