Что такое? Все больше удивляюсь, пытаюсь вспомнить, как оказалась на квартире.
Услышала шепот Шуры. Она сидела на стуле около меня и с кем-то переговаривалась. Хотела ее что-то спросить, но она остановила: «Тихо!»
Утром с любопытством осмотрела хату и сидящего на стуле незнакомого капитана.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Нормально! — ответила, еще больше удивляясь такому вопросу.
Солдат в хате не было. Уже ушли. Хозяйка хлопотала у печки, подкладывая в огонь солому, что-то варила. Да, это не оговорка. На Украине из-за недостатка дров печи топили торфом, соломой, которую надо подкладывать не отходя. Так греют воду, варят обеды, пекут хлеб.
Присутствие постороннего человека меня начинало раздражать, и я спросила:
— Вы тоже на квартире у нашей хозяйки?
— Нет, — ответил он, улыбнувшись. И, взяв из кармана шинели папиросы и спички, вышел из хаты.
Где-то я его видела. Знакома улыбка. Наверное, был ранен и лежал у нас.
— Нет, — повторил он, когда вернулся, — я не живу у вашей хозяйки. Проходили мы вчера с товарищем мимо школы, где вы работали. Видим, на полу, в коридоре, лежит девушка в белом халате. Так жаль нам стало эту сестричку. Поинтересовались: что случилось? «На ходу уснула — четверо суток без смены работала», — ответили нам. Мы предложили свою помощь. Взялись с капитаном за носилки, а подруга привела нас сюда. Вот и все.
— Вы всю ночь сидели здесь?
— Да. Товарищ ушел, а я остался. Могла еще какая-нибудь помощь понадобиться.
— Ну что же, товарищ капитан, спасибо за спасение уставшей души. Сердечную благодарность передайте товарищу.
— Вы меня прогоняете? Мы с вами второй раз встречаемся и все незнакомы. Называйте меня Владимиром.
— А я вас, кажется, не знаю.
— Вспомните штабной вагон. Вы с девчатами возвращались из Тамбова под Киев. А я вас хорошо запомнил. И, как видите, даже маршрут сохранился в памяти.
«А-а, это тот капитан-артиллерист, что хозяйничал у печки, разогревал ужин».
— Значит, еще и еще раз спасибо, товарищ Владимир, и за прошлое. У вас отпуск или в части делать нечего? Если так, то приходите к нам на помощь.
— Действительно, вы очень нуждаетесь в помощи. Если бы не увидел своими глазами, как вам достается, не поверил бы чьим-то рассказам.
— Всякое бывает.
— Всякое может быть на передовой. Но чтобы такое в госпитале. Так же нельзя!
— Не решим мы с вами этот вопрос, товарищ капитан. Медработников лишних нет, а потому перегрузка на каждого будет до тех пор, пока идет война.
Капитан рассказал о боях на этом участке. Оказывается, здорово поработали здесь артиллеристы. Сейчас они находятся за селом, в обороне.
— Всем частям было известно, что здесь задержалось много раненых в госпиталях и медсанбатах, — продолжал он. — Гитлеровцы пытались вернуть железную дорогу, а наши, естественно, прилагали усилия, чтобы оттеснить врага.
— Да, эта дорога выручила нас здорово! Всех подготовленных к эвакуации раненых смогли переправить в тыл.
— Ну что мы все о делах. Товарищ Любаша, сегодня наши культработники обещали организовать танцы. Решили повеселиться, пока позволяет обстановка. Признаться, мы затем и шли вчера в село, чтобы пригласить ваших девчат на вечер. Но узнали, что вам не до танцев. Значит, отказываемся и мы от этого удовольствия и просим разрешения вернуться к вечеру сюда, чтобы побыть с вами вместе. Можно?
— Можно, можно, — с радостью отозвалась хозяйка.
Но капитаны не пришли. Хозяюшка наша забеспокоилась.
— Ой, таки гарны хлопцы! Если б смогли, пришли бы обязательно. Значит, опять готовятся к бою. Ой, скоро ли перебьют этих проклятущих фашистов. Так страшно, когда стреляют! Все ждешь, что вот теперь-то тебе конец пришел. А жить еще хочется.
— Ничего, тетя, еще поживем. А за ребят не беспокойтесь. Все равно расставаться с ними придется.
Вечером следующего дня у хаты остановилась машина. Вошел солидный, преклонного возраста старшина и передал мне записку от Владимира-артиллериста. В ней он извинялся, что не смог прийти. И написал о том, что не успел сказать о самом главном.
— Часть перебросили неожиданно, — объяснил старшина. — Капитан убедительно просит вас приехать с этой машиной, договориться о том, чтобы оформить официальный перевод из госпиталя. Нам тоже нужны медработники. Скучать не придется.
— Что за глупости?! Никуда я не поеду.
— Он просил передать, чтобы вы не брали во внимание его личное отношение. Он просто не хочет оставлять вас в этой обстановке. Скоро начнутся бои, и неизвестно, чем все может окончиться. Капитан очень за вас беспокоится.
— Спасибо передайте ему за беспокойство. Сказала — не поеду. Как он мог подумать?!
С началом боев усилилась тревога. А по словам поступающих раненых, создавалась опасность окружения.
В один из вечеров майор Темкин вызвал дежурившего по части лейтенанта Дунаевского и предупредил:
— Лейтенант, обстановка очень серьезная. Будь внимательнее. Может случиться так, что в срочном порядке придется вывозить раненых.
Лейтенант с несколькими бойцами из команды выздоравливающих провели патрулирование по селу и вокруг него. Обстановка действительно казалась угрожающей. Да только как можно было определить серьезность положения? «Ну, идут поблизости бои, как бывало и не раз. Но надо надеяться на то, что враг сюда не пройдет. И зачем нагнетать тревогу?» — размышлял Дунаевский.
Вдруг все остановились: услышали грохот приближающихся танков, которые шли к селу. Ребята встревожились: не вражеские ли машины прорвались?
Притаились. Танк, идущий первым из шести, остановился на перекрестке дорог, в полукилометре от крайних хат. Загремел открывающийся люк. Замаячила голова танкиста. Послышался неясный разговор с сидящими на танке бойцами.
— Э-эй, есть тут кто-нибудь? — кричит танкист, спрыгнув на землю.
Услышав родную речь, Дунаевский приблизился.
— Мы есть.
Подошли и остальные бойцы.
— С кем разговариваете? — спрашивает человек, вынырнувший из люка второго танка.
— Да вот здесь люди, говорят — из госпиталя. Несут патрульную службу.
Подозрительно осмотрев группу бойцов с карабинами, одетых не по форме (из-под ворота шинелей выглядывали не гимнастерки, а нижнее госпитальное белье), второй водитель произнес:
— Откуда военный госпиталь? Здесь никаких госпиталей не должно быть — передовая рядом.
— Это действительно так, — подтверждают больные. — Мы из госпиталя вместе с лейтенантом.
— По карте показать можете — где находимся? — обращаются к Дунаевскому, подсвечивая фонариком.
— Вот наше село — Юзефовка.
Оказалось, что в этом направлении выходила из окружения большая группа солдат и офицеров противника. Не исключалась вероятность появления их в нашем районе. Танкистам была поставлена задача — перекрыть врагу выход из окружения…
С помощью бывалых солдат и мы превратились в знатоков, кто по артиллерийским залпам мог определить расстояние до передовой. Здесь орудия били, казалось, не далее как в пяти километрах, и такая обстановка оставалась неизменной в течение нескольких суток, а поэтому, получив приказ о свертывании госпиталя, мы удивились, Обычно с места снимались тогда, когда намного больше отставали от передовых частей. Не предполагали, что отходим назад, твердо убежденные в том, что идти должны только вперед.
Потеплело. По непролазной грязи кое-как тянут лошади повозки с ранеными. Из Юзефовки я их сопровождала до ближайшего ХППГ-5149, который находился в деревне Сестриновке.
Эта деревня располагалась в таком укромном месте, в низинке, между холмов и пригорков, что казалось, ничто не могло привлечь внимание вражеских летчиков. Но самолеты кружили и кружили над ней. Оставалось совсем немного пройти, уже спускались по косогору, когда появился самолет и пошел обстреливать вдоль обоза. Сразу же упали три лошади. Слышу, зовут на помощь вторично раненые. Растерянно смотрит на меня побледневший санитар. С безжизненно повисшей руки его частыми каплями стекает кровь. Рука оказалась перебитой в локте. Рана сильно кровоточила. Наложила жгут. Наскоро перевязав, усадила на подводу. Теперь скорей его надо доставить на операционный стол.