Отцом механодетерминизма в психологии был Декарт, а главным его психологическим сочинением — «Трактат о Страстях души». Идеям этого «Трактата» принадлежит, согласно Выготскому, центральное место во всей методологической структуре психологии нового времени, включая ее экспериментальное направление. «Все главные противоречия современной психологии, как лежащие в основе ее кризиса, так и касающиеся отдельных и частных ее проблем, представляют собой противоречия, заложенные в картезианском учении о страстях. В этом смысле мы не знаем другой книги, исследование которой было бы столь же центральным по своему значению для понимания действительного исторического смысла всего прошлого психологической науки и ее современного кризиса, как эта последняя, завершающая работа Декарта—его «Трактат о Страстях...». В известном смысле можно с полным правом утверждать, что этот мало кому из психологов известный и далеко не центральный трактат стоит в самом начале всей современной психологии и всех раздирающих ее противоречий» (с. 243 наст, тома).

Рассматриваемая под этим углом зрения летопись психологии—от XVII в. до периода кризиса включительно—выступила как подстрочник к декартову учению о страстях. Это и определило тщательный разбор Выготским указанного сочинения. Его анализ вскрыл историческую ограниченность механодетерминистского подхода не только к эмоциональным состояниям человека, но и ко всей области психического в целом. Поэтому предметом историко-методологического анализа у Выготского становится наряду с эмоциями (чувствами, аффектами) обширнейший комплекс коренных психологических проблем — психофизическая (отношение сознания к порождающему его феномены физическому миру), психофизиологическая (отношение этих феноменов к телесному механизму), психогностическая (касающаяся познавательной роли психических процессов), психопраксическая (вопрос о воздействии сознания и воли на поведение индивида).

и«,

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Перед нами выступает одна из главных особенностей мышления Выготского — его умение рассматривать каждое единичное событие в психологии сквозь «магический кристалл» новой методологии, позволяющей сразу же определить великое множество идейных нитей, соединяющих это событие со всем фронтом движения научного знания.

IV

Декартова схема, запечатлевшая исторически ограниченную форму детерминизма, сложилась в период, когда в горниле производственной деятельности проверялось новое воззрение на причинную связь вещей, преимущество которого перед средневековой натурфилософией становилось все более очевидным. Декарт сам указывал, что для объяснения природы ему многое дал пример некоторых тел, искусственно составленных человеком. По образу и подобию механизма, все компоненты которого и принцип их взаимодействия доступны прямой опытной проверке, Декарту мыслилось органическое тело, двигателем и организатором которого во всех его действиях до Декарта считалась душа. Но человек выступил в его доктрине как средоточие несовместимых начал: сознания, которое только мыслит, и тела, которое только движется.

Дуализм пронизывал и воззрения Декарта на эмоциональную жизнь, анализ которых и находится в центре публикуемой в этом томе рукописи Выготского.

Советский психолог обратился к прошлому с установкой на историко-методологическое, а не чисто историческое исследование проблем своей на^си. Здесь вновь перед нами выступает одна из определяющих особенностей его творчества—неуклонное стремление реализовать принцип историзма применительно к объяснению не только закономерностей психики, но и к деятельности ума по познанию этих закономерностей. Выготский неизменно соотносил психологические факты и теории, предметное содержание знания о психической • реальности с анализом средств, используемых для построения этого знания.

Его исследование синхронно продвигалось как бы на двух уровнях, постоянно соотнося анализ факта, идеи, гипотезы с выяснением принципов работы интеллектуального аппарата, добывшего эти продукты. Научный факт, идея, гипотеза — это мысли ученого, отражающие с различной степенью адекватности реальность. Но могут быть и «мысли второго порядка», имеющие своим предметом само мышление, его структуру и динамику, которые не менее реальны, чем воспроизводимые посредством них, независимые от сознания объекты. Обращаясь к «мыслям второго порядка», исследователь становится логиком науки, ее методологом. Умение сочетать логико-методологический подход с конкретно-научным обусловило .главные достижения Выготского. Уже при знакомстве с работой Выготского «Исторический смысл психологического кризиса» (т. 1) мы могли убедиться в том, что в трактовке логико-методологических проблем автор, воспитанный на философии диалектического материализма, развил их новаторское понимание, реализованное применительно к ситуации в психологии на рубеже XIX—XX вв., в период распада этой дисциплины на множество школ и течений. В отличие от Л. Бинсван-гера и других западных авторов, представлявших задачу методологического исследования как сугубо логическую «критику понятий», Выготский доказывал, что понятия непрерывно критикуются в самой практике научного труда, в процессах их соотнесения с эмпирическими данными. Из этого следовало, что задача методологии—не извне предписывать работникам конкретной области знания правила и нормы деятельности, соответствующие критериям научности, а извлекать принципы эффективной организации этой деятельности из ее реальной динамики, из ее истории.

Идея о том, что логико-методологическое изучение науки должно нераздельно сопрягаться с историческим, являлась принципиально новой. Насколько здесь прозорлив был Выготский, мы можем убедиться в наши дни, когда распад традиционных методологических концепций в западной философии привел к появлению так называемой исторической школы (К. Поппер, И. Лакатос, Т. Кун и др.), представители которой декларировали, что философия (логика, методология) науки без истории науки пуста.

Это направление возникло в эпоху научно-технической революции с ее динамизмом, когда на глазах одного поколения рушатся казавшиеся незыблемыми

337

ПОСЛЕСЛОВИЕ

научные истины и рождаются радикально новые воззрения, наглядно демонстрируя тем самым историческую сущность научного познания. Выготский же задолго до этих процессов доказывал, что методологическое исследование научного знания может вестись только на исторической основе, и сам оставил образцы такого исследования, в частности критический разбор методологического смысла одной из основных глав психологии—учения об эмоциях. Попытки реконструировать прошлое этого учения предпринимались и до Выготского. Так, интересный исторический очерк принадлежал известному канадскому историографу Д. Бретту (его сводку использовал Выготский). Но внимание Выготского поглощали не реликты, а идеи и принципы, возникшие задолго до современной экспериментальной психологии, однако проросшие в ее плоть и продолжающие регулировать каждый шаг ее работников.

V

Периферическая концепция Джемса—Ланге, картезианскую генеалогию которой проследил Выготский, запечатлела подход, присущий механистической физиологии. Объяснить жизненный смысл пертурбаций во внутренних органах, эффектом которых, согласно указанной концепции, являются субъективные состояния, относящиеся к разряду эмоций, она и не пыталась. Между тем экспериментальное исследование телесных изменений при эмоциях дало толчок теории, ставшей альтернативой периферической.

Ее назвали центральной, поскольку она переместила телесный субстрат чувств в высшие нервные центры. Ее автором был американский физиолог У. Кеннон, выводы которого детально проанализированы Выготским. Изучая причину задержки секреции желудочного сока у подопытной собаки при эмоциональном возбуждении, Кеннон приходит к выводу, что для объяснения этого феномена следует принять во внимание «адреналовый фактор» (выделение надпочечниками адреналина), внутренне связанный с функциями симпатической нервной системы. Эта система и ответственна за вегетативные «бури», наблюдаемые при различных аффектах (страхе, ярости и др.).