Мы имеем удивительное совпадение двух исследований, ведущих с двух противоположных концов к установлению того факта, что весь спор о судьбе периферической теории эмоций, в сущности говоря, порожден противоречием между периферической и центральной теориями страстей, которые отнюдь не только -до? недосмотру великого автора мирно объединены в картезианском учении. Одно из этих исследований мы уже имели случай

245

Л. С. ВЫГОТСКИЙ

цитировать. Оно, как мы видели, с убедительностью показывает, что в известном отношении старый и современный спор между периферической и центральной теориями происхождения ощущений и эмоций, т. е. старый спор между Джемсом и Вундтом и новый спор между последователями Джемса и основателями современной центральной теории эмоций, как Кеннон, Дана, Хэд и другие, есть на самом деле возобновление в новой форме и на новом этапе развития психологической науки той же самой контроверзы, которая заключена в учении Декарта о страстях.

Д. Сержи приходит к установлению этого факта, прослеживая судьбу картезианского учения в современной психологии эмоций. Говоря относительно центрифугальной теории страстей, содержащейся в картезианском учении наряду с центрипетальной теорией, Сержи правильно упоминает Вундта и его знаменитую теорию иннервационных ощущений. Согласно этой теории, помимо периферических двигательных ощущений допускается существование моторных ощущений центрального происхождения, возникающих благодаря взаимодействию моторных и сенсорных центров и позволяющих сознанию непосредственно ощущать моторные импульсы в момент их зарождения. Это непосредственное знание о зарождении моторного импульса и есть ощущение иннервации. В случаях паралича и при отсутствии всякого возбуждения чувствительных нервов нашей мускулатуры, следовательно, при полном отсутствии и даже невозможности всякого телесного движения мы можем все же сохранить ощущение наших моторных импульсов, наших моторных намерений. Благодаря этому гемиплегик может иметь двигательную галлюцинацию.

Принципиальное значение теории иннервационных ощущений не было до конца ясно ни самому Вундту, ни его противникам. Она только возбуждала в авторе сознание совершенно нового принципа, вводимого ею в физиологическую психологию, принципа, стоящего в резком противоречии с общепризнанным и нашедшим свои бесспорные фактические подтверждения учением о периферическом возникновении всякого ощущения, наконец принципа, позволяющего представить в более сложном виде отношение между психическими и физиологическими процессами в акте волевого намерения.

Она, эта теория, открывала новые, хотя и совершенно неясные горизонты. Она позволяла смутно надеяться на то, что с ее помощью сложные волевые процессы сумеют получить естественное, каузальное, психофизиологическое объяснение, что они не будут сведены, с одной стороны, к простому механизму привычки, строящейся на кругообороте центральных и периферических моментов какого-либо двигательного акта, и, с другой, не будут отданы целиком на усмотрение спиритуалистических, исключающих всякую возможность естественнонаучного объяснения теорий. Это чувствовали и ее противники. Теория поэтому встретила с их стороны такую жестокую критику, которая не может сравниться с критикой в адрес периферической теории эмоций

246

УЧЕНИЕ ОБ ЭМОЦИЯХ

Джемса. Противники так же мало сознавали, как и сам автор теории, ее принципиальное значение и сражались больше доводами фактического, чем философского порядка.

Только впоследствии стало до конца ясно, что теория иннерва-ционных ощущений, нигде видимо и открыто не противопоставленная периферической теории эмоций, в сущности есть ее принципиальный антагонист, так как выражает противоположную философскую тенденцию, проявляющуюся в ней. За Вундтом и его теорией иннервационных ощущений стоял Декарт с его центрифугальной теорией страстей, так же точно как за Джемсом и его периферической теорией эмоций стоял все тот же Декарт с его центрипетальной теорией механического происхождения движений души как ощущений и восприятий висцеральных изменений.

Здесь произошло то, о чем мы говорили выше: противоречивая система картезианского учения распалась на составные элементы, и каждому из противников на долю досталась честь развития и защиты одной ее части против другой. Джемс боролся против Вундта и казавшейся ему фантастической теории центральных ощущений. Вундт отвергал периферическую теорию эмоций Джемса. В обоих случаях одна часть картезианского учения восставала против другой, картезианская система разрывалась от раздиравших ее противоречий, но и там, и там физиологическая психология не вышла за заколдованный круг этой системы, который казался роковым пределом, положенным развитию психологической мысли; его же не прейдеши.

Д. Сержи все время стремится доказать, что теория Джемса—Ланге целиком находится в своем принципиальном и фактическом содержании в учении Декарта. Это удается до тех пор, пока Сержи рассматривает одну сторону учения. Как только ему приходится коснуться другой стороны, содержащей теорию центробежного происхождения эмоций, ему, по собственному признанию, приходится забыть на некоторое время Джемса и Ланге и обратиться к противоположному всему духу их теории тезису (которого Джемс не любил и против которого он боролся), для того чтобы разыскать следы этой полузабытой части картезианского учения, затерявшейся в современной психологии. Упомянутый тезис, говорит Сержи, подвергся жестокой критике, но автор развил его в совершенном виде, и он мог бы возродиться. Предсказание, как мы увидим дальше, действительно сбылось. Но прежде чем говорить об этом, следует ближе рассмотреть связь вундтовской теории с картезианским учением.

То, что мы находим у Декарта, говорит Сержи по поводу теории иннервационных ощущений, имеет гораздо более общее значение и включает, наряду с двигательными ощущениями, весь класс восприятий, охватывающий также и страсти. Декарт повторяет, что последней материальной причиной восприятия является всякий раз особенное движение духов при их выходе, при их истечении из железы, когда они покидают ее, направляясь от

247

Л. С. ВЫГОТСКИЙ

центра к нервам. Ближайшей материальной причиной всякого восприятия он признает не центростремительное движение, а центробежное, и центрифугальная теория психологических феноменов, таким образом, содержится целиком в его учении о страстях, и притом в наиболее общей форме.

В стремлении к полной апологии картезианского учения, столь типичном для определенного направления современной психологии, желающего видеть в этом учении возможность примирения натуралистического и теологического подходов к человеческой душе, Сержи защищает следующую мысль. Там, где Джемс выступает противником Декарта, там, где он расходится с центробежной .теорией страстей, там правда оказывается на стороне великого философа и продолжателей его дела, т. е. создателей иннервационной теории ощущений — этого позднейшего воплощения картезианской идеи. Сержи находит для этого и фактические подтверждения. Ему представляется, что естественным следствием идеи о центральном происхождении ощущений является признание того факта, что возможно существование страсти при абсолютном молчании внутренних органов, так как духи вызывают страсть, даже не достигая в каких-то случаях этих органов и не производя в них никаких изменений. Это утверждение приводит нас непосредственно и прямо к опытам Шеррингтона: когда собака в известном отношении как бы отделена от висцеральных органов, она сохраняет все же способность испытывать и проявлять эмоцию.

Теория Джемса не в состоянии избежать сделанных Шеррин-гтоном возражений иначе, как с помощью ссылки на возможность аффективных галлюцинаций. Подобно тому как возможно галлюцинаторное восприятие, абсолютно не периферического происхождения, так же возможны и галлюцинаторные эмоции, т. е. галлюцинаторные восприятия телесных изменений, в которых обычно эмоция проявляется, при отсутствии этих изменений в действительности. Декарт решительно отвергает такую возможность, хотя его центрифугальная теория эмоций, казалось бы, прямо приводит нас к необходимости допустить аффективные галлюцинации. Не ссылаясь на них, оставаясь верной внутренней логике своей системы, теория XVII в. менее болезненно, чем ее младшие собратья по успеху, приспосабливается к современному опытному знанию.