— Пока не все потеряно, — подвел итог Гаркуша, — должны биться.
— Так бьемся же!
Гаркуша взглянул на свежий подворотничок, подшитый Федором, губы его скривились в усмешке.
— Сегодня вечером особенно!
— Сегодня — профилактика.
— А завтра пойдешь...
— В Залещицкий лес? — не смог скрыть неудовольствия Федор.
— Нет, завтра к пани Грыжовской.
— Не хочется мне туда подаваться, и ведь тайник в лесу, наверно, заполнен.
— Никуда не денется.
— Машинист на горячем месте, информация у него всегда свежая.
— Завтра передадим городскую. Все в один котел тоже ни к чему, пусть начальство думает: у нас нелегко... В одной шифровке все новости сообщим, что потом передавать?
— Будет день, будет и пища.
— Завтра днем пойдешь к пани Грыжовской, — приказал строго Гаркуша. — И смотри, будь начеку.
— Наша пани любому мужику сто очков вперед даст! — с оптимизмом воскликнул Федор.
— Пани серьезная, — согласился Гаркуша. — Скажешь ей, что на той неделе в эфир выходить будем через день — поток информации растет.
Федор почесал затылок.
— Залещицкий лес беспокоит меня, — признался он. — Далеко, и связь ненадежная.
— Что предлагаешь?
— Нет предложений.
— А если нет, чего скулишь?
— Удивительно, знаете ведь, на что я способен, а такие слова... Гавкаю, скулить давно разучился.
— А ты не гавкай, а подгавкивай. Начальству это нравится.
Федор взглянул на Гаркушу так, что можно было понять: их мысли по поводу начальства не совсем совпадают. Но спорить не стал. Сказал только, будто и некстати:
— Не дает мне покоя тот шофер...
— Пожалел?
— Тоже скажете... Просто вроде занозы.
— Ничего, — махнул рукой Гаркуша, — на бандеровскую группу спишут, и концы в воду. Вот что, — насупился он, — пойдешь в Залещицкий лес, осмотрись там как следует. Осторожно, потихонечку, за болотцем большую поляну обойди: если энкавэдистская засада, обязательно заметишь.
— Заметишь!.. — покачал головой Федор. — Помните, когда фронт под Житомиром переходили?..
— Сами виноваты, недоглядели, — возразил Гаркуша. — Слава богу, обошлось.
Федор невольно пощупал рубец на левом боку, зябко поежился: немного левее — и лежать бы где-то под соснами на берегу Тетерева.
— Да, недоглядели, — согласился он и подумал, что это — урок на будущее.
10
Старший лейтенант Павлов в сопровождении двух солдат с автоматами шел по улице Пелчевской.
Народу на улице мало, редкие прохожие почтительно уступали дорогу патрулю, некоторые (Павлов замечал это) заранее переходили на другую сторону улицы. У старшего лейтенанта иногда даже возникало желание подозвать такого беглеца и проверить документы, но он помнил инструкции коменданта города о вежливости и лояльности в обращении с гражданским населением, напуганным фашистской оккупацией.
Из переулка вышли двое офицеров, один с желтым чемоданом. Павлов остановил их. Проверяя документы, с удовлетворением заметил, как выступили из-за спины солдаты с красными повязками на руках.
Хорошие парни, тот, что справа, сержант, полковой разведчик, на его счету не один «язык», и на него можно положиться, как на каменную гору. Другой, правда, совсем еще зеленый, только-только научился стрелять, но, видно, толковый, вон как повторяет движения старшего товарища, положил руку на приклад ППШ, приготовил оружие.
Павлов внимательно просмотрел офицерские книжки, командировочные распоряжения и возвратил документы: все в порядке, можно идти дальше.
Офицеры откозыряли и отправились своей дорогой, спокойно, не оглядываясь, и у Павлова отлегло от сердца.
Мимо патруля, громыхая, проехал трамвай. Трамваи ходили редко, но в это время были почти пустые.
Следом за трамваем проехал пароконный воз, запряженный одним битюгом, воз с горой нагрузили мешками, но конь тянул его легко, будто совсем не чувствовал тяжести.
Павлов с завистью глядел на лошадь. Не битюг, а трактор, его бы в их леспромхоз под Минусинском, вот потаскал бы бревна...
Снова патруль двинулся по тротуару, сзади послышался далекий звон трамвая, Павлов оглянулся и увидел на мостовой женщину на велосипеде.
Старший лейтенант остановился резко, сержант натолкнулся на него и ткнул автоматом в бок. Павлов отстранил его рукой, чтоб лучше видеть, но в этом уже, собственно, не было потребности, потому что в этот момент как раз мимо него вдоль трамвайной линии ехала женщина в синей косынке и голубой кофточке.
Видно, это была та женщина, о которой говорил комендант города. Точно она... Велосипед, как и предупреждали, блестит никелированными деталями, женщина красивая и средних лет, а главное — синяя косынка и голубая кофта...
Павлов рванулся, чтобы задержать, по крайней мере преградить путь женщине, но вовремя вспомнил приказ коменданта: никакой самодеятельности, только проследить, куда едет и куда войдет, — очень важно ничем не выдать, что патруль заинтересовался ею, лишь проследить и немедленно дать знать в комендатуру.
Павлов положил сержанту руку на плечо.
— Видишь? — указал глазами на велосипедистку.
— Конечно, — ответил тот спокойно, для Павлова даже чересчур спокойно, — это про нее говорил полковник.
— Я за ней, — нервно выдохнул старший лейтенант, — а вы с ним, — кивнул на солдата, — бегите к телефону. Второй квартал налево — там воинская часть, сообщите коменданту, что я слежу за женщиной в синей косынке.
— Может, я с вами? — предложил сержант.
Вероятно, Павлову следовало согласиться с этим предложением, но азарт охотника уже охватил его, и он, гневно сверкнув глазами, бросил коротко:
— Выполняйте!
Видно, сержант хотел что-то сказать, однако пересилил себя и, отчеканив «есть», поспешил за солдатом назад к повороту.
А женщина в синем платке уже отдалялась...
Старший лейтенант, глядя ей вслед, лихорадочно соображал, как не упустить велосипедистку.
К остановке, дребезжа, приближался трамвай. Павлов вскочил на переднюю площадку, заглянул в кабину водителя, пожилого, седоусого человека в форменной фуражке. Его взгляд был утомленным и хмурым, но глаза умные и какие-то напряженные, будто пытаются проникнуть Павлову в душу. И старший лейтенант решился.
— Комендантский патруль! — сказал кратко, но весомо, и эти слова прозвучали как приказ выполнять все его распоряжения.
— Слушаю вас, пан офицер.
— Видите ту женщину на велосипеде? В синей косынке!
— Почему же не вижу?
— Догоните!
Вагоновожатый на что-то нажал, что-то покрутил, и трамвай двинулся. Они догоняли женщину медленно, старый вагон дребезжал, будто жаловался на свою судьбу, однако велосипедистка ехала небыстро, и скоро они настигли ее.
— Что теперь? — спросил вагоновожатый.
— Перегоняйте.
Приближалась очередная остановка, и Павлов приказал высадить и взять пассажиров. Женщина в синей косынке за это время снова опередила трамвай. Они двинулись вслед за ней и снова обогнали. Старший лейтенант уже в третий раз видел ее вблизи, кажется, запомнил на всю жизнь, она же, безусловно, ничего не подозревала, так и ехала, не поднимая глаз.
Трамвай снова приближался к остановке. Старший лейтенант вдруг увидел: женщина повернула в переулок. Он выскочил из вагона на полном ходу, даже не попросив вагоновожатого притормозить, не попрощавшись и не поблагодарив, — думал только о женщине в синей косынке, видел только ее, и ничего на свете больше не существовало для него.
Добежал до угла вовремя — женщина уже вела велосипед по тротуару к парадному трехэтажного дома. Она не оглянулась, и Павлов с облегчением констатировал, что велосипедистка его не заметила.
Только теперь старший лейтенант догадался снять с рукава красную повязку комендантского патруля. Прошелся под домом. С двух сторон к нему плотно прижимались двух- и четырехэтажные строения, но ведь мог быть еще двор и еще один выход...