Он прошел мимо Бобренка совсем рядом. Майору показалось, что он ощутил даже тепло его дыхания. Враг на мгновение замер, оглядывая поляну, и двинулся дальше — ловкий и уверенный в своей безопасности.

Бобренок, переждав несколько минут и убедившись, что шпион обогнул поляну и приблизился к лесу, приказал:

— Вызывайте посты, лейтенант.

Щеглов вытянул подмощенный под грудь сидор, достал рацию. Майор закинул на молодой дубок антенну, взял микрофон и произнес вполголоса, четко выговаривая каждое слово:

— «Гончие», слышите меня, «Гончие»? «Лис» миновал поляну две минуты назад, готовьтесь встретить. Повторяю: «лис» вот уже две минуты как прошел условленное место, все идет по плану. «Овчар». Слышали? «Овчар».

Майор выключил рацию. Теперь у них со Щегловым, если все пойдет, как задумано, времени много, По крайней мере около двух часов: до тайника с рацией почти четыре километра, час ходьбы туда и час назад, ну, может, немного меньше. Агент не торопится, а дальше начинается сплошная чащоба, болото — не разгонишься.

Толкунов, услышав сообщение майора, довольно хмыкнул и растянулся между кустами, подставив лицо теплым солнечным лучам. Подумал: Бобренок совсем не напоминает овчара. В представлении капитана они были старыми и седыми, вероятно, потому, что видел в каком-то фильме кавказского овчара в высокой смушковой шапке, бородатого и уж, наверно, потерявшего счет своим годам, но стоящего на скале над отарой овец величественно и горделиво, как воплощение человеческого могущества и вечности. А вот он — настоящий гончак, и хлопцы, посты которых должен миновать вражеский агент, тоже гончаки, от них не уйдет никто, даже самый опытный матерый волк, не то что этот белобрысый пижон, имевший наглость напялить их военную форму.

Полежав несколько минут и расслабившись, Толкунов почувствовал себя совсем свежим, будто и не было трудного перехода лесом, а проспал всю ночь в мягкой кровати под цветастым торшером, и утром после гимнастики, приняв прохладный душ, растерся полотенцем.

Пани Мария, может быть, уже встала и хлопочет по хозяйству. Вдруг Толкунов совсем близко увидел ее зеленоватые глаза: женщина, вглядываясь в него, о чем-то хотела спросить. От этого потеплело на душе, и Толкунов невольно улыбнулся. Однако сразу же сел, поняв, что теплое солнце и игривые мысли расслабляют человека, а ему это ни к чему, ведь агент уже вышел на последнюю прямую, скоро будет здесь, и все. зависит только от его, капитана Толкунова, выдержки и опыта.

Толкунов напряг мышцы на руках, почувствовав, какие они твердые, решил не без удовольствия, что этот агент для него легкий орешек, он возьмет его, если понадобится, без особых трудностей.

Почему-то капитану захотелось, чтобы агент, достав рацию, начал передавать шифровку — только в этом случае он имел право брать его. Это был крайний вариант, лучше если агент возвратится в город, тогда он выведет их на резидента — конец шпионской шайке.

Толкунов еще раз проверил, все ли готово к встрече с белобрысым. Кажется, предусмотрены все возможные ситуации, впрочем, по собственному опыту капитан знал: всего предвидеть нельзя, бывают случаи, когда действительность опрокидывает логику и расчеты, но считал — сегодня такого не произойдет.

«А что нужно агенту? — подумал он. — Первое: достать из тайника рацию и с нею как можно скорее добраться до города. Второе: выйти в эфир здесь, в Залещицком лесу, снова спрятать аппарат в тайник или вместе с ним возвратиться во Львов...»

Агент должен приблизиться к тайнику с востока. Конечно, на подходах к нему будет вдвойне осторожен. Чтобы он не заметил засады, капитан соорудил небольшой окоп западнее шпионского тайника. Землю вынес на шинели и замаскировал свое укрытие срезанными ветками. Возвращаться же к полустанку агент должен, вероятно, тем же проверенным путем. Посты пропустят его, сообщив Бобренку о маршруте шпиона.

Если же белобрысый наглец, как окрестил его Толкунов, захочет выйти в эфир, не теряя времени, то для этого тоже вряд ли направится в сторону окопа: кусты тут хотя и густые, но невысокие, а ему надо куда-то забросить антенну. Скорее всего, его прельстит дуб, раскинувшийся левее, метрах в двадцати отсюда.

Толкунов взглянул на часы. Агент должен появиться минут через пятнадцать — двадцать. Капитан мог еще понежиться на солнышке, однако полез в маленький и не очень удобный окопчик, скрючился и прикрылся набранной в ложбине прошлогодней травой, поправил лещиновые ветки, отгораживающие его от тайника, замер, кажется, будто не дышал, и даже старая лесная пройдоха сорока не почуяла бы его.

Именно принимая во внимание всевидящий сорочий глаз, и занял Толкунов свою позицию заранее. Был у него случай, когда приблизительно так же ожидал в лесу вражеских диверсантов. Он, тогда еще не очень опытный младший лейтенант, и двое бойцов Смерша знали, когда агенты выйдут к лесному озеру, но своевременно не замаскировались. Потом было поздно: сороки подняли гвалт, выдали их, что усложнило задержание. С той поры Толкунов возненавидел сорок и соек. Слава богу, сегодня поблизости нет этой погани, хотя появляются они почти всегда неожиданно и в самый неподходящий момент.

Вдруг капитана насторожило едва заметное колыхание веток на кустах справа от тайника — с чего бы это в безветренную погоду?

Толкунов напрягся, всматриваясь, однако ничего не заметил — не показалось ли?.. Но тут же кусты закачались сильнее и к тайнику вышел человек в расстегнутой шинели с лейтенантскими погонами, тот самый офицер, что вчера так ловко обвел Толкунова вокруг пальца.

Должно быть, агент сидел в кустах несколько минут, внимательно осмотрелся и ничего не заметил — стоял, спокойно задрав голову к небу и тяжело дыша. Потом снял шинель и растянулся на ней, заложив руки под голову. Закрыл глаза, словно собирался поспать, а может, и правда задремал — на лоб ему сел большой овод, но белобрысый не пошевелился, лежал, вроде и не было рядом тайника с рацией, а просто бродил по лесу, устал и лег отдохнуть. А овод пристроился у него на лбу, разбухая от крови. Толкунов все это ясно видел, внезапно ему захотелось отогнать насекомое. Он усмехнулся, поймав себя на мысли, что его больше раздражает не спокойствие и самоуверенность агента, а нахальство овода.

Наконец шпион зашевелился и лениво отогнал овода. Тот недовольно закружил над ним. Белобрысый поднялся, потянулся и отер пот с лица. И только тогда направился к тайнику.

Он опустился перед ним на колени и стал разгребать песок руками, не спеша, аккуратно, будто был истинным хозяином этой земли, а не врагом. Толкунов вдруг ощутил прилив гнева и злости, но сразу же усмирил себя — гнев и злость были сейчас плохими советчиками. Нужно сохранять выдержку и рассудительность.

Агент разгреб песок, пошарил руками в тайнике и вытянул небольшой желтый чемоданчик. Очистил его от песка, даже сдул пыль, сел на траву и, положив чемоданчик на колени, раскрыл его. Стал рассматривать, словно в чемоданчике лежала не обычная рация, а какое-то сокровище. Любовно погладив аппарат, сдвинул чемоданчик на траву и закурил. Смакуя курево, затягивался, поплевывал: отдыхал и наслаждался жизнью, ощущая свою силу и безнаказанность.

Прикрыл чемоданчик, затоптал сапогом окурок, потом подобрал его, бросил в тайник, заровнял песок и надел шинель. Легко поднял чемоданчик и растворился в кустах — тех самых, откуда и появился.

Толкунов вздохнул обиженно, совсем как ребенок, которому пообещали что-то и забыли об этом. Слышал шуршание кустов — агент удалялся, но капитан полежал еще немного в окопчике и поднялся из него лишь минут через пять. Размялся малость и достал прикрытую хворостом и листьями рацию. Подул в микрофон и сказал глухо:

— Я — «Гончак-четыре», слышите меня? Докладывает «Гончак-четыре», «лис» сделал свое дело и возвращается. «Овчар», вы поняли меня? «Лис» возвращается.

Выключил рацию и почему-то подумал, что все же этот проклятый белобрысый наглец опять обманул его и вторично выскользнул из рук. Конечно, теперь он никуда не денется, капитан знал это твердо, но никак не мог избавиться от ощущений охотника, стрелявшего из двух стволов и промазавшего.