На привокзальной площади стоял небольшой автобус, который был в штабе батальона еще с финской кампании. Капитан пригласил в автобус лейтенанта Сундстрема.
Сынишка Корнева Вова быстренько вскарабкался на сиденье у окна.
— Папа! Почему дядя в зимней шапке? — увидел он в небольшой кучке местных жителей, вынесших к поезду клубнику и разную снедь, бессараба в высокой смушковой шапке.
Едва Корнев объяснил ему, что так в этих местах принято, как у сынишки возникли еще вопросы.
Автобус тронулся, и внимание мальчугана привлекли яркие цветы в палисадниках домов, стайки босоногих ребят, с любопытством глазевших на машину, поднимающую клубы светло-серой меловой дорожной пыли.
За оживленными разговорами сорок километров проехали незаметно. Сержант Сивов рассказал, что по-прежнему служит в штабе, что по приказанию командира полка подыскал для семьи капитана недалеко от батальона комнату с верандой и отдельным входом, что кухня и колодец во дворе.
Город вытянулся на взгорье узкой полоской в два ряда домов, окруженных садами. А дальше, вниз от нагорных улиц, раздавался вширь, спускаясь по косогору к Днестру.
Автобус остановился у ограды уютного домика. Вышли хозяева, мешая украинскую речь с молдавской, радушно встретили приехавших, помогли перенести вещи в комнату. Сержант сообщил капитану, что командир полка ждет его в штабе в семнадцать сорок пять, перед совещанием, которое собирает председатель приехавшей в полк комиссии с неожиданной проверкой, и уехал.
А по улице к дому новоселов уже спешила группа женщин, знавших о приезде семьи Корнева. Увидев прошедший по улице автобус, они поспешили к Елизавете Петровне, жене капитана. Сдружило командирских жен и тревожное ожидание весточек во время финской кампании, и совместная хлопотная женская работа в части. Признанной заводилой всех женских начинаний была Анна Алексеевна Григорьева, жена командира батальона, в котором Корнев был начальником штаба. Она была делегаткой Всеармейского совещания жен комначсостава, в работе которого участвовали Сталин, Калинин, Молотов, Ворошилов, Буденный, Гамарник, Блюхер, Крупская. Начались взаимные расспросы и рассказы. Выяснилось, что Корневы привезли с собой лишь самые необходимые летние вещи, остальные посланы грузобагажом. Женщины тут же раздобыли две раскладушки, принесли кое-какую мебель. Посудачили о нерасторопности военторга, который никак не соберется открыть командирскую столовую: видите ли, ему невыгодно — холостых командиров мало. А вот нашлась предприимчивая мадам Петреску — так ее все зовут. У нее на дому столуются неженатые командиры и сверхсрочники, а нередко и многие семьи заказывают обеды. Елизавете Петровне показали, где она живет, порекомендовали на первое время договориться с ней.
В обеденное время Корневы пошли к мадам Петреску.
В небольшой комнате за двумя столиками сидели несколько незнакомых командиров, заканчивающих обед. В уголке притиснулся еще один свободный стол. Мадам Петреску, от которой веяло ароматом кухни, смахнула с него чистым полотенцем несуществующие крошки.
— Сидайте, сидайте, я зараз снидать подам.
У одного из обедавших Корнев увидел по три шпалы в петлицах, догадался, что это и есть председатель комиссии, проверяющей полк. С досадой подумал: «Поторопились с обедом. Приди мы чуть позже, их уже не было бы». Но делать нечего, пришлось представиться.
— Капитан Корнев. Прибыл на должность комбата! А заодно — и на обед, — улыбнулся он.
Председатель комиссии поднялся из-за стола, приосанился.
— Подполковник Фисюн. О делах поговорим потом. Мы уже пообедали, а вы проходите, присаживайтесь, — любезно предложил, бросая раздевающие взгляды на красивую жену Корнева.
После ухода подполковника и обедавших с ним членов комиссии Корневы уселись за предложенный стол. Мадам Петреску в самом деле была отменным кулинаром: все блюда оказались удивительно вкусными.
Когда Корневы вернулись с обеда, на веранде их дома опять собрались женщины и снова пошли разговоры. Говорили о местном базаре, о новых знакомых в полку. В него вошли понтонный батальон Одесского военного округа и батальон, прибывший с Карельского перешейка, которым раньше командовали капитан Григорьев и майор Борченко. Первый стал заместителем командира полка, а второй — начальником штаба. Командовать полком стал майор Тюлев, недавно вернувшийся из Китая, где он продолжительное время был советником в Народной армии.
К Корневу забежал его любимец лейтенант Григорий Соловьев. Еще в период событий на Карельском перешейке он был сержантом, затем стал младшим лейтенантом, а теперь уже командует ротой на сборах запаса. Он рассказал капитану, что около половины участников сборов призваны из Западной Украины и из Бессарабии. Многие из них плохо владеют русским языком. Есть и такие, которые прикидываются, будто не понимают, а на самом деле просто отлынивают от трудно дающейся понтонерской науки.
Пришла навестить Корневых и санинструктор Дуся Балбукова. Невысокая крепышка с неизменно доброжелательной улыбкой на кругленьком личике с ямочкой на подбородке, с поблескивающими карими глазами и ярким румянцем на щеках. Григорий Соловьев рассказал интересный случай, который произошел с ними.
— Получилось так, что только летом направили меня с Дусей в Москву получать награды за Карельский перешеек. Все награжденные в нашем батальоне получили их еще ранней весной, а я и Дуся были оставлены в части. Прибыли мы в Кремль к назначенному времени и сидим в нарядном зале. Слышится легкий шумок от сдержанного, почти шепотом, говора собравшихся в зале.
Но вот и этот шумок прервался. Из боковой двери вышел секретарь Президиума Верховного Совета и встал рядом с длинным столом, на котором разложены красные коробочки. За ним неторопливой походкой подошел к столу и Михаил Иванович Калинин. Смотрю и не верю, что вижу такого знакомого по портретам, всеми любимого Всесоюзного старосту, так многие его называют. В белом костюме, с седыми бородкой и усами, Калинин приветливо улыбался.
Началось вручение наград. Сначала вызвали награжденных орденами Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды, а уж потом медалями «За отвагу». Подошла и Дусина очередь. Михаил Иванович, подав коробочку с медалью и удостоверение, протянул ей руку для поздравления, а Дуся растерялась. Неловко держит в одной руке коробочку, а в другой зажала удостоверение. После мгновенного замешательства вдруг поднялась на цыпочки и, обняв Калинина за шею, громко поцеловала его в седой ус. Охнула, прижала к пылающим щекам награду — и бегом в первую попавшуюся дверь. Все в зале зааплодировали.
Закончилось вручение наград. Всех, кто был в зале, пригласили сфотографироваться. Калинин, идя к своему стулу, остановился и вопросительно оглянулся. Нашлись догадливые, привели Дусю и посадили рядом с Михаилом Ивановичем.
Дежурный по штабу, куда пришел Корнев, оказался его сослуживцем по 7-му батальону. Он поздравил капитана с приездом в часть и проводил к командиру полка. У дверей кабинета Корнев одернул гимнастерку, поправил на груди орден, взглянул на часы: ровно семнадцать сорок пять. Чуть приоткрыв дверь, спросил:
— Разрешите войти?
Майор Тюлев встал из-за стола и, прервав доклад Корнева, протянул ему руку:
— Знаю, знаю вас, капитан. По личному делу, а больше по отзывам капитана Григорьева. И как учились на курсах, знаю — сегодня получил характеристику на вас. Весьма похвальная.
По просьбе майора Корнев коротко рассказал о себе. Выслушав Корнева, Тюлев сказал:
— Вам, товарищ капитан, придется без раскачки включаться в напряженную жизнь полка. Задачи перед нами стоят сложные, а личным составом мы укомплектованы лишь частично. Так, в батальонах людей немногим больше, чем в роте. Многие младшие командиры на сборах запаса из числа рядовых. У нас не хватает шоферов и мотористов на буксирные катера. Организовали курсы по их подготовке из числа понтонеров.
Корнев изучил отображенную на листе ватмана схему организации полка, спросил: