исчезнуть и притвориться мебелью.

Кондратенко отчаянно хотелось напиться. Эта ревность съедала его изнутри, выжигала

внутренности и выламывала суставы.

Он всегда был импульсивным, как подросток, но знал, какую черту лучше не переходить. Только с

Татьяной вся выдержка летела к чертям. С ней невозможно было сдерживаться. Желание обладать

ею было слишком сильным, испепеляющим, почти невыносимым. Она была особенной, единственной из всех его женщин, ничего не требующей, наоборот, не дающей даже надежды на

что-то серьёзное. Она не хотела отдавать всю себя.

Когда-то он сам разрушил их отношения, но теперь, спустя год, что-то толкало его к попыткам

вернуть утраченное. Это не любовь. Это больше похоже на желание доказать собственное

превосходство, потешить уязвлённое самолюбие и получить Антонову в полное распоряжение до тех

пор, пока это нужно ему.

Трудно контролировать себя, когда осознаёшь, что желаемое в любой момент может уплыть в чьи-

то чужие руки, оказавшиеся более проворными. Он не раз сталкивался с Артамасовым и знал, что

руки у бизнесмена длинны до неприличия. В чью сторону склонится чаша весов? Женщины любят

красивую жизнь, но они слишком подвержены сантиментам, поэтому, вероятно, шансы равны у

обоих. Почему-то Кондратенко был уверен, что Татьяна если и не любила, то однозначно была

влюблена в него год назад. Что мешает возрождению чувств? Надо только подтолкнуть её. А как это

сделать, не напоминая о себе? Никак.

Если бы кто-то объяснил Косте, что его «хочу» не повод вламываться в чужую жизнь с грацией

слона, он, быть может, призадумался над этим. Нет, конечно, Дмитрий пытался донести до брата сей

факт, но, вероятно, был не слишком убедителен.

— Константин Юрьевич? — Вера заглянула в кабинет начальника.

— Чего тебе?

— Костя, — Любимцева подошла к столу и села на край, — что случилось? — она знала, что гроза

миновала. Нужно было дать Кондратенко время остыть.

— Всё в порядке. Чего ты хотела?

— Там этот Крюков, — кивнув в сторону двери, девушка скривила пухлые розовые губы.

— Скажи, Вер, — Константин подался вперёд, — чем тебе Пашка не угодил, а? Да, мы с ним не

друзья и даже не приятели, но он отличный работник. Я не питаю к нему особых симпатий, но и

твоей ненависти понять не могу.

— Он зарвался.

— Паша? Не смеши. Позови его.

— Как прикажете, Константин Юрьевич, — Любимцева фыркнула и быстро вышла из кабинета.

Посмотрев на айтишника, изучающего вид из окна приёмной, она выдавила: — Проходите, Павел

Олегович.

— Спасибо, Вера.

Оставшись в одиночестве, девушка села за компьютер, пытаясь отвлечься от собственных мыслей, которые крутились исключительно вокруг её начальника и мерзкого руководителя отдела

информационных технологий. Когда-то эта пародия на парня призналась ей в любви, заикаясь и

отчаянно краснея. Как можно всерьёз воспринимать этого чудика? Это чувство неприязни было

трудно объяснить. Оно просто существовало, въевшись в самое нутро.

А Костя… Сколько ещё времени потребуется для того, чтобы он понял, что лучше Веры ему не

найти? Она знает все его привычки, вкусы и предпочтения. В конце концов, она любит его, горько, преданно, глубоко. Мужчины не ценят своего счастья.

***

— Приветствую, — зайдя в курилку, Роман кивнул Евгении, щёлкающей зажигалкой в попытках

выбить из неё огонь.

— Здравствуйте, — девушка ответила, не выпуская изо рта тонкую сигарету, фильтр которой зажала

зубами.

— Как вам новый коллектив? — мужчина дал ей прикурить.

— Благодарю, — Женя блаженно закатила глаза. Прислонившись спиной к стене, она выпускала в

воздух тонкие струйки дыма. — Пока не определилась. Слишком мало времени, сами понимаете.

— Да, конечно, — шатен закурил следом. — Как прошёл вчерашний вечер?

— Это проявление банальной любезности или любопытства?

Смирнов подавился дымом, пристально посмотрел на Копейкину и засмеялся:

— У меня ощущение, что в последнее время женщины задались целью удивить меня.

— Вам кажется, что мир крутится вокруг вас? Поверьте, это заблуждение.

— Невероятно, — Роман продолжал смеяться. Уничтожив сигарету в несколько глубоких затяжек и

затушив окурок в пепельнице, он бросил ещё один взгляд на девушку: — Если вам нужна будет

какая-то помощь, вы всегда можете найти меня…

— Ага, пойду на запах высокомерия, — Евгения перебила его. Не нравился ей этот мужчина, от

которого веяло раздутым самомнением за версту.

— Потрясающая!— хохотнув, финансист вышел из курилки.

Определённо, женщины решили свести его с ума.

Сначала в его жизни появилась Татьяна, стремительно разрушая сложившиеся стереотипы, потом

Ирина, похожая на поток свежего воздуха, ворвавшегося в открытое окно, и теперь Женя, непонятная недодевушка, у которой слова опережают мысли.

Если Татьяну он мог без сомнения назвать привлекательной зрелой женщиной, а Ирину откровенно

красивой, то Евгения с её крокодильей улыбкой, редко появляющейся на лице, вызывала

недоумение. Было в ней что-то притягивающее и одновременно отталкивающее. Но, несомненно, она интересовала его, как человек. Он бы с удовольствием пообщался с ней в более подходящей

обстановке, но, кажется, его интерес был односторонним, так как Копейкина слишком ярко

выражала свой негатив если не словами, то взглядом точно.

Она не хамила, держала определённую дистанцию, но стоит дать ей хотя бы мизерный шанс, и она

наверняка проткнёт своим острым языком насквозь. Рядом с ней Антонова казалась образцом

вежливости. Всего несколько фраз и очень красноречивых взглядов позволили Смирнову понять это.

Намечающееся противостояние будоражило. Кажется, его скуку, наконец, развеют.

— Привет, Ром, — Павел, направляющийся в курилку, окликнул шатена.

— Привет, — Роман пожал протянутую ладонь. — Как самочувствие?

— Не поверишь, но отлично.

— Удивляюсь твоей способности быть всегда бодрым и полным жизни.

— Это талант.

— Столкнулся с твоей новой подопечной.

— С Женей?

— Да. Та ещё штучка!

— В курсе, — Крюков улыбнулся и поправил очки. — Она может быть милой, если постарается.

— О, ей нужно очень постараться.

— Что-то произошло?

— Всё отлично. Всё просто отлично, — финансист кивнул и, засунув руки в карманы брюк, пошёл

по коридору, бормоча под нос что-то неразборчивое и улыбаясь.

Павел проводил его удивлённым взглядом и толкнул дверь курилки, едва не сбив с ног Евгению.

— Осторожнее! — девушка отскочила в сторону.

— Извини.

— Сходил к заму?

— Да, но думаю, лучше дождаться Сизова, потому что у Кости голова забита чем угодно, кроме

работы.

— За что же его держат на этом месте?

— За фамилию Кондратенко.

— Эм?

— Он сын нашего бывшего директора, а ныне учредителя.

— Как банально.

— Радует, что Юрий Фёдорович предпочёл видеть на своём месте племянника, а не сынка.

— Я пока не могу судить о Сизове, как о работодателе. Мы только вчера познакомились и не в

самой располагающей обстановке.

— Поверь, он занимает должность по праву и по способностям, а не по родству.

— Если честно, мне всё равно. Плевать, кто будет платить мне деньги.

— В принципе, ты права. Тебя никто не обязывает заводить дружеские отношения с начальством.

— Ты исключение, — Женя усмехнулась.

— Я не такой большой начальник.

— Шутишь? Руководитель отдела — это достаточно много.

— Нет предела совершенству.

— Мне нравится твоя целеустремлённость.

— А мне твоя прямолинейность.

— Кстати, хотела спросить, — Копейкина потеребила манжеты, поправляя. — В тебя рыжая из

нашего отдела не влюблена?

— Настя? Нет, что ты! С чего ты взяла?

— Когда мы пришли, она меня взглядом выпотрошила, распяла и подожгла.