служебной лестнице, а теперь и вовсе занимал приличное место с хорошей, мягко выражаясь, зарплатой и мог позволить себе многое из того, чего не позволял раньше.
Погрузившись в размышления, Сизов не заметил, как пролетело время, и три коротких стука
заставили его вздрогнуть.
— Войдите.
Финогенов, сделав несколько шагов, молча остановился возле стола, равнодушно глядя на
генерального.
— Анатолий Евгеньевич, — Дмитрий занервничал и перешёл на официоз, — вы должны понимать, что я сорвался, решив, что происходит недопустимое. Уровень нашей компании не позволяет
никаких вольностей на рабочем месте. Сожалею, что допустил мысль, подвергающую сомнениям
репутацию своих сотрудников.
— Это всё? — Толик лениво скользнул взглядом по столу начальника.
— Я не хочу, чтобы в будущем возникали подобные курьёзы.
— Всё?
— Надеюсь, мы поняли друг друга?
Щербатый, кивнув, развернулся к двери, но не успел сделать и шага, замерев.
— Ты ведь узнал меня, да? — Сизов поднялся из-за стола, обошёл его и встал за спиной охранника.
— Узнал, чувствую.
— Не понимаю, о чём вы, Дмитрий Александрович.
— Всё ты понимаешь, — развернув мужчину за плечо, генеральный пытливо посмотрел на него. —
Напомнить?
— А девочка настойчивая попалась, — Финогенов сбросил чужую руку с плеча, усмехаясь. — Ты
так расстроился, что тебе не вставили? В Лёнькином клубе раз в месяц бывают тусовки для своих, на
которых нет ни одного натурала. Может, тебе повезёт, если сходишь? У него отборная клиентура, поверь.
— Откуда в тебе столько дерьма? — Дмитрий стиснул зубы так, что жевалки заходили.
— А я неправильный урод.
— То есть?
— Что снаружи, то и внутри, — Щербатый вышел, не закрыв за собой дверь.
— Ублюдок, — Сизов выдохнул, глядя на удаляющуюся широкую спину, обтянутую чёрным
пиджаком.
Его снова выставили полным идиотом. И кто? Какой-то охранник, возомнивший себя пупом земли.
Да, а по поводу тусовки для своих надо обязательно узнать у Леонида, потому что звучит очень
соблазнительно.
***
Спокойно закончиться день по определению, видимо, не мог, поэтому, принимая вызов от бывшей
жены, Роман был готов к чему угодно.
— Ромочка, здравствуй!
— Привет, Лар. Что случилось?
— Думаешь, я не могу просто позвонить тебе?
— Думаю.
— Ты всегда был проницательным.
— Чего тебе?
— Ладно, ближе к делу, — тон женщины с игривого сменился на сухой. — Марат уезжает в
командировку в штаты на год.
— Поздравляю.
— Я еду с ним.
— Рад за тебя.
— Ты не понимаешь? Олег и Егор будут жить с тобой.
— Если ты не забыла, я уже два года в Москве.
— Я отправлю их к тебе. Устроишь ребят в школу и не забудь, что Олег не должен прекращать
заниматься борьбой, а Егор — плаванием.
— Ты раньше предупредить не могла? — Смирнов едва сдерживался, чтобы не заорать. Нет, он
любил своих сыновей, но подобные вещи нужно обговаривать и обдумывать заранее.
— Времени не было. В выходные они будут у тебя. Денег я им дам, не беспокойся.
— Я в состоянии обеспечить своих детей без подачек твоего ублюдка.
— Ах, я и забыла, что ты теперь птица высокого полёта! Что ж так поздно поднапрягся?
— Поздно ли? Думаешь, я так сожалел, что решил любыми способами вернуть тебя? Если ты не
забыла, это я подал на развод.
— Ромочка, ты сухарь. Никакие деньги не помогут тебе, запомни. Женщины любви хотят, а не
любования ледяной статуей!
— Пошла ты.
— Уже иду. Номер и время прибытия поезда сообщу позже.
Роман выругался и сжал в руке телефон. Да, его бывшая жена умела изгадить настроение.
А ведь когда-то всё было хорошо. Они были молоды, влюблены и счастливы. Смирнов
познакомился с Ларисой, когда её сыну Олегу было три месяца. Он принял ребёнка, как родного. И
спустя годы, после развода, он опроверг правило, гласящее, что мужчина любит чужого ребёнка, пока любит женщину, родившую его. Нет, Олега он обожал и к Егору порой был гораздо строже, считая, что старший уже достаточно взрослый, а вот мелкому надо вправлять мозги, чтобы не
наделал каких-нибудь глупостей. Какие глупости мог натворить тринадцатилетний мальчик-
отличник, который краснел, как девочка, если смущался, и, волнуясь, начинал заикаться?
Здорово, конечно, что мальчишки будут жить у него целый год, ведь он так редко видел их в
последнее время, но возникала куча новых проблем, начиная с поиска школы и заканчивая
всевозможными бытовыми мелочами.
Вздохнув, Роман покинул кабинет, направляясь к другу. Сизов обязательно поможет выкрутиться из
этой ситуации.
Коротко обрисовав детали, Смирнов в очередной раз пробормотал, что его бывшая жена та ещё
дрянь. Дмитрий думал пару минут, потом его лицо озарила широкая улыбка, и он вызвал секретаря
по громкой связи.
Антонова вошла и выжидающе посмотрела на генерального, игнорируя присутствие шатена.
— Татьяна Михайловна, оставьте пока поиски квартиры, есть более срочное дело. Ваша дочь учится
в хорошей школе?
— Эта гимназия одна из лучших.
— Отлично! А не могли бы вы уладить с директором дело о приёме двух новых учеников?
— Твою же… — Смирнов закрыл глаза, поняв, что придумал его друг. Замечательно, теперь он ещё
и обязан будет этой кукле. Радует лишь то, что ему самому не придётся носиться по учебным
заведениям с ворохом бумажек.
— Хорошо, Дмитрий Александрович, я улажу этот вопрос, но мне потребуются личные дела.
— Спасибо, Татьяна Михайловна. И не беспокойтесь по поводу материальных средств, если
потребуется. В наше время и образование в рынок превратили.
Глава 4
И проходя под окнами знакомыми,
Давно уже не веря в чудеса,
Искал глаза небесно-васильковые
И говорил, кому не знаю сам.
Танька — Красавица, она мне нравится,
Да я без Таньки никуда.
Танька-Красавица со мной останется,
А вы свободны, Господа…
Вырванный из песни кусок бил в виски, а в груди неприятно заныло. Любимая песня Кирилла.
Татьяна опустила голову на руль, приводя сорвавшееся дыхание в норму. Нельзя так, нельзя.
Столько лет в одиночестве, в добровольном затворничестве с редкими просветами. После смерти
мужа она не могла смотреть на мужчин, засыпая в холодной постели и сжимая в руках подушку.
Таких уже не будет. Единственный, самый любимый, самый желанный, самый… самый… самый…
Три года отчуждения и пустоты, три года боли и горечи, пока она не сдалась, решив попробовать
хоть немного заглушить свои страдания другими эмоциями. Она надеялась, что сможет ощутить хотя
бы каплю тепла, отогреться в чужих руках и немного побыть живой. Так в её жизни появился Борис, на пару лет старше неё, представительный мужчина, привлекательный, терпеливый и нежный. Их
отношения продлились год, но Антонова так и не смогла отогреться, продолжая сравнивать
любовника с покойным мужем и осознавая, что это не Кирилл, это совсем другое, не то, что нужно
ей. Борис не устраивал сцен, не скандалил, он просто ушёл, сказав напоследок, что всё равно будет
ждать её.
И снова одиночество, страшное, пугающее, выворачивающее душу наизнанку и леденящее сердце.
Всю свою любовь женщина направляла на маленькую Алесю, выполняя малейшие капризы девочки
и взращивая в ней эгоизм. Материнская любовь не поддаётся пониманию, она отчаянная, всепоглощающая и слепая. Мы любим своих детей любыми, не замечая их недостатки и пороки.
К десяти годам Алеся превратилась в маленькое чудовище, высасывающее из матери все силы. Она
не знала слова «нет», не знала отказов и запретов, ей было безразлично, откуда берутся деньги, которые тратятся на неё, и почему её мать рыдает по ночам в подушку, думая, что её никто не
слышит.
Её кумиром был отец, но он ушёл, бросил её, оставив только яркие воспоминания и фотографии в