Ксюшенька велась на каждое его слово и скапливала разваренную лапшу на своих прелестных

ушках.

Мила пыталась поговорить с подругой, но билась о глухую стену. В конце концов моя сестра

психанула и махнула рукой на это гиблое дело.

А я всё ещё не терял надежды. Даже когда выяснил, что Ксюшенька познала наркотический кайф.

Её новая компания не брезговала такими вещами, наоборот, приветствовала. За это фотограф

неслабо схлопотал, но его подобные доводы не убедили, и от девчонки он не отцепился. Пиявка

волосатая!

Сама Ксюшенька меня не слышала. Ей казалось, что все вокруг, начиная с её родителей, хотят

отнять у неё свободу и саму жизнь. Она дорвалась и, дорвавшись, уже не могла остановиться. «Всё и

сразу» обычно плохо заканчивается. Так случилось и с Ксюшенькой, когда-то серой мышкой, когда-

то отличницей и примерной девочкой. Алексу надоела игрушка, и он выбросил её, как и делал

всегда, а обиженная игрушка пустилась во все тяжкие, желая вернуть потерянное внимание. Ей было

плевать на средства, когда она шла к своей цели.

Нашли Ксюшеньку мёртвой в каком-то подвале рядом с тремя обдолбанными наркоманами, улетевшими в неземные дали и не понявшими, что деваха, с которой они все вместе неплохо

развлеклись, загнулась от передозировки.

Вспомнил ли о ней Алекс? Вспомнил. Поморщился брезгливо, получил от меня по морде, выругался

и снова забыл.

Милка ревела. Родители Ксюшеньки искали, кого бы обвинить в том, что их ангел превратился в

беса. Учителя вздыхали и охали, а ученики равнодушно пожимали плечами. Ксюшенька? А кто это?

Серая мышка, которая потом вроде похорошела? А-а-а, бывает.

А я не мог спать по ночам. Я себя винил во всём случившемся. Если бы я когда-то не прицепился к

зубрилке Ксюшеньке с просьбой позаниматься со мной, она бы сейчас сидела в библиотеке и писала

какой-нибудь доклад.

Быть отличницей, ходить по струнке у родителей, боясь оступиться, чтобы потом, заляпанной

чужой спермой, сдохнуть в луже собственной блевотины от передоза — это её свобода и счастье?

Если бы я знал, что всё закончится так, я бы даже не дышал в сторону девочки Ксюшеньки.

Я не был на похоронах, потому что просто не смог заставить себя пойти туда. Ведь это я позволил

ей взлететь, а потом наблюдал за её падением.

Я не искал себе оправданий и не пытался договориться со своей совестью.

Зачем? Чтобы легче жилось? Можно подумать, я смогу когда-нибудь забыть, как загорелась и

погасла девчонка, в жизнь которой я вломился и перевернул там всё с ног на голову.

На выпускном я был единственным, кто вспомнил о Ксюшеньке. Я говорил о ней долго, игнорируя

перекошенные лица одноклассников, желающих поскорее закончить с церемониями и банально

налакаться.

Я отдавал ей дань уважения. Всё же Ксюшенька была моим другом. Другом, которого я если не

убил, то не уберёг точно. Видимо, я мало боролся за неё.

Неважно, что Ксюшенька для окружающих как была незаметной при жизни, так и осталась таковой

после смерти — я её не забуду. Она всегда будет жить во мне тёплым, но болезненно грустным

воспоминанием.

Ксюшенька. Серая мышь. Отличница. Зануда. Тихоня. Мой друг.